Молитва - Филипп Янси

«Молитва позволяет извлечь из увиденного нами максимум возможного, — пишет Алан Экклстоун, английский священник, известный своими трудами о молитве. — Вы размышляете о случившемся, будто вертите в руках подарок. Вы пытаетесь понять, как произошедшее связано с прошлым и как оно скажется на будущем. Вы раздумываете о том, какие возможности оно перед вами раскрывает. То есть, вы извлекаете на свет Божий все, сокрытое в этом событии». Дженет разделила со мной впечатления, о которых услышала в моем пересказе, во время телефонного разговора. А Бог ведь все время со мной.

С другой стороны, полноценное общение с Богом невозможно без излияния Ему горя и отчаяния. В фильме «Скрипач на крыше» молочник Тевье постоянно ведет диалог с Богом, благодарит за все хорошее, жалуется, когда случается плохое. Вот он понуро бредет по дороге рядом со своей захромавшей лошадью. «Я могу понять, — говорит он Богу, — если Ты наказываешь меня за дело. Или наказываешь мою жену. Ее-то есть за что наказать — она слишком много болтает. Могу понять, если Ты наказываешь мою дочь: она хочет уйти из дома и выйти замуж за гоя[15]. Но никак не пойму: что Ты имеешь против моей лошади?!»

Иисус дает нам образец молитвенной жизни, суть которой — поддержание дружеских отношений с Богом. В Ветхом Завете мы находим множество прекрасных, величественных молитв, большая часть которых исходила из уст царей или пророков: евреям было свойственно вслед за ведущим нараспев повторять текст молитвы. В Псалтире есть особые указания о том, как следует исполнять отдельные псалмы во время богослужения — но о личной молитве не сказано ничего. Некоторые богословы придерживаются мнения, что Иисус был, по существу, первооткрывателем личной молитвы. Никто из ветхозаветных персонажей не использовал по отношению к Богу обращение «Отец». Зато в речах Христа оно встречается сто семьдесят раз. Он оставил нам образец молитвы, в которой речь идет о насущном: исполнении воли Божьей, пище, долгах, прощении, искушениях. Его собственные молитвы — пример искренности и непосредственности. Его ученики, которые и сами не были новичками в молитве, не могли не уловить особенности молитв Иисуса. Не потому ли они попросили Его: «Научи нас молиться» (Лк 11:1)?

Для Христа молиться было столь же естественно, как и дышать. Однако для нас, Его последователей, это, увы, не так. Иисус в молитве восстанавливал силы, а для меня молитва — трудная работа. Я очень стараюсь относиться к молитве как к диалогу, а не монологу. Но как поддерживать живое общение с Богом, если Он, как правило, не отвечает внятными, привычными для человеческого уха словами? Когда мы с женой обсуждаем по телефону прошедший день, она смеется вместе со мной или сочувствует мне. Бог этого не делает — или делает так, что я не в состоянии воспринять Его реакцию.

Для упражнений в молитве я читаю Псалмы, читаю молитвы Иисуса и Его учеников. Попутно я начинаю видеть непостижимость Божьих путей: Его странное благорасположение к людям вспыльчивым, бунтарям (это меня утешает); Его склонность подвергать нашу веру испытаниям; Его долготерпение, скромность и необъяснимое уважение к свободе воли человека. Еще я понял, что мы по-разному используем власть и по-разному воспринимаем время. И, наконец, Богу не нужно никому ничего доказывать.

Начиная молиться, я сперва обычно запинаюсь, «тяжело говорю и косноязычен» (Исх 4:10), как Моисей. Я по доброй воле рассказываю Богу то, что Он — Всеведущий — уже знает. Псалмопевцы описывают молящегося как человека, которому не хватает воздуха, который жаждет Бога живого, словно иссохшая земля жаждет воды (например, сорок первый и шестьдесят второй псалмы). Псалмы похожи на письма истосковавшегося влюбленного — по сути, таков всякий, ищущий Бога. Я убеждаю себя, что Бог прислушивается к моим молитвам; со временем я научился в это верить. Я понимаю, что Богу, как и большинству из нас, важно, чтобы Его любили, почитали, верили в Него и доверяли Ему.

Упорно продолжая молиться, я стал чувствовать своего Собеседника, ощущать Его как некое мое «второе я», которое излагает позицию Бога. Когда я жажду мести, «второе я» напоминает мне о прощении. Когда меня обуревают эгоистичные желания, «двойник» сообщает мне о нуждах других людей. И я вдруг осознаю, что веду внутренний диалог не с самим собой. Это Дух Божий молится во мне и доносит до меня волю Отца!

Мать Тереза Калькуттская, наша современница, которая действительно умела молиться, писала: «Мой секрет очень прост — я молюсь».

Молитва — это просто разговор с Богом.

Он говорит — мы слушаем.

Мы говорим — Он слушает.

Мы — собеседники,

Говорящие и слушающие друг друга.

Я учусь разговаривать с Богом, и конца этой учебе не будет, ибо мы — неравные партнеры. Признавая наше неравенство, я склоняюсь перед Ним — и лишь тогда обретаю способность Его слышать. Несмотря на разницу между нами, я стремлюсь к Богу — и лишь тогда открываются мои уста, а за ними и сердце.

Союз, скрепленный страстью

«Бог и человек — неравные партнеры?» Ну, это мягко сказано — до смешного мягко! Конечно, мы неравны, но Бог призывает нас трудиться для созидания Царствия Небесного. Это своего рода мезальянс. Поручая людям Свою работу, Бог приглашает нас творить историю совместно с Собой. Ясно, что в таком партнерстве один из участников играет роль ведущего. То же самое можно сказать, например, о союзе между США и государством Фиджи или о совместном предприятии корпорации «Майкрософт» и студента-программиста.

Мы знаем, что бывает, когда неравный союз заключают люди. Старший партнер вовсю распоряжается, а младший, как правило, помалкивает. Но Бог, Которому нет причин нас опасаться, почему-то хочет, чтобы мы постоянно и искренне с Ним говорили.

Иногда я изумляюсь тому, насколько высоко Бог ценит искренность. Ради нее Он готов терпеть даже незаслуженные упреки. Молитвы, которые я нахожу на страницах Библии, поражают меня своей дерзостью. Иеремия жалуется на несправедливость. Иов возмущается: «Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? И что пользы прибегать к Нему» (Иов 21:15). Аввакум обвиняет Бога в глухоте. Библия учит нас молиться с бескомпромиссной честностью.

Американский богослов Вальтер Бруггеманн, посвятивший себя изучению Ветхого Завета, указывает на одну довольно очевидную причину искренности Псалмов: «Такова жизнь. И Псалмы должны показывать нам жизнь такой, как она есть, а не только ее приятные стороны». Бруггеманна возмущает, что во многих евангельских церквах создают излишне оптимистичную атмосферу, исполняя только радостные псалмы, в то время как