Цивилизация классического ислама. От праведных халифов до падения династии Аббасидов - Доминик Сурдель

Возвращение двора в Багдад восстановило в Ираке спокойствие, хотя ал-Мамун не оставил своей идеи привести к примирению Аббасидов и Алидов, равно как и их сторонников. Именно тогда, стараясь всеми способами привлечь на свою сторону шиитов, он начал подводить под свой режим новую доктринальную базу, обоснованную мутазилитским движением. Эта база, по его мнению, могла быть принята и той и другой стороной. С этой целью была официально провозглашена доктрина «сотворенного Корана», и, чтобы добиться ее признания, суверен попытался навязать свой авторитет имама богословам, противящимся всякому компромиссу с шиизмом. Его представителям, однако, так и не удалось переломить самого упрямого из мухаддисов, знаменитого Ибн Ханбала, а испытание (михна), навязанное суннитским теологам, продолжалось в течение двух следующих правлений, хотя и в менее суровой форме, тогда как народные выступления и бунты обнаруживали ожесточенное упорство защитников традиционного ислама. К тому же любитель пышности ал-Мутаваккил, один из наследников ал-Мамуна, решился в 848 г. уступить общественному мнению и предпринять новый поворот, осудив мутазилизм и начав преследование его сторонников, что свело на нет все усилия, затраченные ал-Мамуном для примирения двух больших враждебных групп мусульманской общины. Алидская проблема, которая в будущем уже не будет знать столь серьезных и впечатляющих попыток ее решения, оставалась после его смерти столь же актуальной, как и прежде.

* * *

Период временного триумфа мутазилизма при ал-Мамуне был также моментом появления в Ираке тюркских наемников, которых отныне вербовали в личную гвардию суверенов и которые в силу этого начали играть все большую роль в интригах власти. Первым халифом, обеспечившим себя рабской гвардией, находящейся на его попечении, был ал-Мутасим, брат и прямой наследник ал-Мамуна, почувствовавший после трагического опыта осады Багдада необходимость в преданной и щедро оплаченной военной силе иноземного происхождения, которая была бы невосприимчива к пропаганде группировок. Несомненно также, что пагубные последствия мутазилитской политики, которую он продолжал по примеру своего брата, тоже подвигли его к этому решению.

В конечном счете, результатом стал перенос халифской столицы из Багдада в Самарру, резиденцию, основанную на берегах Тигра, более чем на сотню километров вверх по течению от великой иракской метрополии. Именно ал-Мутасим решил покинуть беспокойный и тревожный город, где не прекращались стычки между недавно прибывшими тюркскими воинами и членами прежних традиционных ополчений. Он же выбрал место нового города, настоящего «лагеря» в полном смысле слова, где войскам были отведены определенные кварталы, чтобы они жили сгруппированными по соединениям, не имея возможности смешиваться с арабским или арабизированным населением, тогда как в непосредственной близости от их месторасположения вздымались халифский дворец и соборная мечеть, предназначенная для проведения официальных церемоний. Работы по планировке и строительству были завершены с такой скоростью, что с 836 г. ал-Мутасим мог разместить свою семью, двор, гвардию и центральные административные службы в новой резиденции, которая при следующих халифах, в частности при ал-Мутаваккиле, прирастала новыми строениями, пока не превратилась в колоссальный конгломерат частных резиденций и официальных зданий, о которых ныне свидетельствуют бесформенные, но бесчисленные руины.

Между тем новые контингенты рабов-наемников, численность которых не переставала расти и чьи быстро обретавшие волю командиры получали доступ к первым должностям, не столько способствовали укреплению аббасидской династии, сколько становились определенным ослабляющим фактором. Военачальники, в свою очередь разделенные игрой влияний и политико-религиозных раздоров, вмешивались скорее в дворцовые, нежели в государственные дела, ввязывались во все конфликты, а затем и вовсе начали лишать трона и провозглашать халифов, которые со временем сделались не более чем игрушками в их руках. Хотя главный кризис, обозначенный убийством ал-Мутаваккила в 861 г. и отмеченный периодом анархии, когда насильственной смертью погибли трое из четырех его первых преемников, в конечном счете был преодолен по прошествии нескольких лет, тем не менее влияние военачальников рабского происхождения все еще сказывалось в близком окружении суверенов, которые так и не смогли полностью освободиться от их опеки.

Авторитет халифов подвергся суровому испытанию, каковое представляли собой последствия мятежных действий, произошедших к концу IX в. в самом сердце аббасидской империи (бунт занджей, затем восстание так называемых карматов) и потребовавших вмешательства значительных вооруженных сил. Первый бунт был результатом сложившейся социальной ситуации в Нижнем Ираке, которой халифат пренебрег в свое время. Действительно, в этом регионе аббасидские принцы и сановники разного ранга располагали крупными владениями, где выращивался сахарный тростник и использовалось множество черных рабов из Восточной Африки, положение которых было незавидным. В 869 г. человек по имени Али, претендовавший на родство с зятем Пророка, поднял мятеж, подавить который было тем более трудно, что занджи действовали на территории каналов, затруднявших какие-либо военные операции. Оттуда мятежники совершали набеги в Хузистан, побивая и разоряя все на своем пути и перехватывая торговлю между Багдадом и Басрой, которая была разграблена, и даже взяли Васит. Только за счет огромных средств стало возможным в 883 г., спустя 14 лет, занять и разрушить «столицу» занджей, что праздновалось как триумф, обеспечивший его творцам, «регенту» ал-Муваффаку и его энергичному секретарю, исключительные почести.

Впрочем, еще более опасными окажутся в том же регионе проявления довольно темных революционных движений, которые обычно называют карматскими. Они были развернуты человеком, называвшим себя Хамдан Кармат (отсюда название движения), и на первый взгляд, несмотря на сомнение некоторых ученых, пропагандировали исмаилизм – разновидность шиизма, сторонники которого ожидали возвращения 7-го имама Исмаила или его сына, но фактически эти движения вели самостоятельное существование как в Ираке и Аравии, так и в Сирии и всегда подчеркивали свою сугубую независимость от других течений. Первый бунт, опиравшийся на прежних мятежников – занджей, начался в конце правления ал-Мутадида и развернулся в окрестностях дороги хаджа между Ираком и Аравией, он прекратился со смертью халифа в 902 г., а его предводитель Абу Саид перебрался в Бахрейн, где с этого времени организовал самое настоящее малое государство на общинной основе, которое просуществовало несколько десятков лет.

Затем Сирия стала основным полем деятельности карматских банд, связи которых с повстанцами Нижнего Ирака неизвестны, зато известно, какой ужас они посеяли в стране. Они захватили многие важные города, в частности Дамаск, пока не были разбиты халифской армией, которая привела пленником в Багдад их предводителя Сахиба ал-Хала, «человека с родинкой», вскоре казненного в столице на глазах толпы, и сумела вернуть мятежные регионы в орбиту аббасидской власти.

Кроме того, в начале IX в. произошло несколько попыток провинциального отделения, особенно на восточных территориях империи, а опасные восстания занджей и карматов только усугубили нависшую над халифатом угрозу, обусловленную событиями более отдаленными. Наиболее