Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

Выбирая пути без Христа, мы выбираем пути заблуждений. Чем дальше они уводят нас от любвеобильного Бога, тем нелепее и опаснее становятся заблуждения. Наши попытки подняться из земного праха к Богу подобны тому, как заживо погребенный взывает о помощи, веря, что он будет услышан и спасен. Душа, уставшая от обманов мира, доверяется Небесной правде, которая есть Христос, в Котором нет утраты и потери тех, кого она любила на земле. Господи, Ты, отпуская нам долги наши, Сам остаешься вечным должником каждой души, Должником милости и неложных обетований.

Невозможно убежать от Бога даже сотворив тайное зло, ибо, убегая от милосердия Божия, попадаем к Богу справедливому, воздающему по справедливости. Совершая добро, не следует искать само добро, но необходимо постичь Творца этого добра, истинного Бога, ибо если мы не найдем Его, то утратим все наше добро. Бог так осторожно и чутко проникает в душу, привлекая ее к Себе, что душа искренно полагает, что это она нащупывает свой путь к Богу.

Однажды, в конце по-летнему жаркого сентября, Виталий Иванович предложил мне поехать с сотрудниками Экспедиции на самую дальнюю сейсмостанцию в одно из ущелий Памирского тракта, о котором он говорил, что это лучшее из всего, что он видел в Таджикистане. Я уже знал от геологов, что живописнее дороги на Памир другого места нет, поэтому сразу же согласился. Мы взяли спальники, продукты и на экспедиционном вездеходе отправились в путь. Осень только пришла в этот горный край. Ореховые деревья золотистыми шарами сияли по долине. На речных обрывах пламенели костры кленов. Желтеющие тополя, словно восковые свечи, горели вдоль дороги под куполом бездонных небес.

Вход в узкое ущелье с рельефными скалами темнел, словно ворота в загадочную страну, в которую уходила вьющаяся вдоль крупной, стального цвета реки наша трасса. Этот заповедный высокогорный край так и назывался по-таджикски – «Дарваз», то есть «ворота». Большая река, ударяя в скальные берега сизыми струями, мощным монотонным гулом встретила нас на входе.

– Вот она – наша Обихингоу! – приветствовали ее сейсмологи.

Мне уже было известно, что в низовьях Гармской долины Обихингоу, сливаясь с Сурхобом, дает начало одной из главных рек Таджикистана, называемой Вахш, что значит «дикая». По скальным склонам над дорогой до самых вершин карабкалась арча – древовидный можжевельник с благоухающим запахом. Густой подлесок из кустов ярко-зеленого миндаля, совсем не собирающихся желтеть, покрывал все лощины и распадки с выглядывающими из них рощицами белоствольного осокоря и дымящихся золотом кленов. На огромных конусах речных выносов ярким блеском солнца в окнах домов, сложенных из местного камня, привлекали взгляд уютные кишлаки, отмеченные пирамидальными тополями, кронами ореховых деревьев и тутовника. Дорог на противоположной стороне реки не было, лишь пешеходные узкие мостики, подвешенные на тросах, соединяли эти кишлаки с нашей дорогой.

На одном из поворотов память запечатлела удивительную гору, складки которой напоминали огромный цветок розы. Неподалеку от каменного цветка слева, возле трассы, мелькнула синяя чаша небольшого озера.

– Как красиво! – прошептал я. – Это действительно похоже на то, что я столько времени ищу в горах!

Вдоль трассы потянулись горные селения, расположенные в боковых ущельях. Собаки с громким лаем преследовали нашу машину, и водителю приходилось то и дело объезжать коров, лежавших, подобрав под себя ноги, на теплом асфальте. Поперечные длинные тени тополей пересекали дорогу. У большого поселка Тавильдора с монументальными, похожими на башни скальными блоками, громоздящимися над ним, мы повернули налево, в верховья реки, и проехали развилку, на которой стоял указатель «Горно-Бадахшанская область». «Там – Памир!» – кивнул головой водитель в сторону, куда уходили горные гряды, одна выше другой. На некоторых вершинах уже белел свежий снег.

Асфальт закончился, и началась такая тряская дорога, что пришлось обеими руками держаться за все ручки и поручни машины, чтобы не вылететь из кабины. В конец измотанные полным отсутствием дороги через несколько часов мы выехали на широкую приречную террасу, по которой живописными куполами отсвечивали бронзой уже тронутые осенью раскидистые кроны грецкого ореха. Река прорезала в этой террасе глубокую щель и глухо рокотала где-то внизу. Высокие хребты перекрывали небо, где среди облаков сверкали захватывающие дух ледники, увенчанные пиком, похожим на хрустальный замок, недосягаемый для жителей долины. Кишлак звал нас запахом дыма из труб и стройными тополями. За ним огромной аркой в скальном блоке зияла внушительных размеров пещера. В этом прекрасном месте я провел свои лучшие дни за все время, прошедшее с моего приезда в Таджикистан. Хотя дорога чрезвычайно утомила меня совершенной непригодностью для езды, но сам этот край показался мне удивительным волшебным сном, приснившимся моему сердцу.

Жизнь в среде ученых научила меня видеть в них талантливых исследователей и добрых товарищей, но вместе с тем показала трагизм человеческих усилий обрести счастье на путях науки без Христа. Несчастные «хорошие» люди, не имея в душе огонька веры, в конце концов, заходят в тупик. Достойно жалости стремление познать земные глубины и не знать сокровенных глубин собственного сердца. Ученое любопытство начинается на земле, а заканчивается под землей, находя в ней последнее пристанище – ров смертный. Духовное познание начинается в сердце и продолжается не имея конца, в безпредельном Боге. Наука овладевает фактами того, что исчезает и становится прахом вместе с исследователями. Мудрость овладевает духом благодати и чистотой сердца, ведущими человека к жизни нетленной и вечной. Поучать людей мирским законам, значит, уподобляться тем, кто расхваливает качество приготовленного ими пойла несчастным жертвам, предназначенным на заклание. Открывать жаждущим пути Богопознания – значит приводить смертных к безсмертию, грешников – к святости, неразумных – к мудрости, погибающих – ко спасению.

По мере того как сотрудники Экспедиции