Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)

понятие о мире во вселенной, необходимо было к словам проповедника прибавить еще нечто другое. Последний сам должен был живым примером своей жизни убедить в красе и последовательности для христианина мирного настроения, собственной жизнью наглядно подкрепить малопонятные богословско-философские обоснования его в своих звучных, красивых речах, и Григорий Богослов отчетливо сознавал все это. Его женственная натура как раз была создана для того, чтобы везде и во всем искать прежде всего этого мира и спокойствия для себя и других. Поэтому живет ли св. Григорий в Афинах, среди буйного студенчества, переселяется ли монахом на уединенную лесистую гору «бессолнечного» Понта, возвращается ли в маленькое поселение диокесарийцев[735] Назианз, принимает ли скромное звание пресвитера и хорепископа, становится ли епископом сначала бедного грязного городка Сасимы, затем патриархом блестящей роскошной столицы Константинополя или опять, наконец, удаляется в Арианз, отказавшись от света и думая наслаждаться только садом с его ручьем и приятной тенью, – везде он хочет знать и видеть один только мир и мир кругом. Из каждого периода его жизни мы имеем поразительные свидетельства о том, как действительно дорог и любезен был для него этот мир в себе и других.

Вот св. Григорий – еще юноша, с первым пробивающимся пушком на щеках, в Афинской школе… Молодежь во все времена более или менее похожа одна на другую: всегда школьные занятия она любила и любит разнообразить всевозможными шалостями и проказами. Во времена Григория у афинской учащейся молодежи был в ходу один грубый обычай приема новичка. Прием этот носил название «бани», и его побаивался всякий новый студент Афинской академии; назначение его – на самых первых порах вытравить всякое высокомерие новичка и подчинить его товарищескому авторитету[736]. Зная, как тяжело, как далеко не мирно этот грубый способ уплаты за свое водворение в училище знания может отразиться на молодом аристократе Каппадокии – св. Василии, св. Григорий убеждает своих товарищей принять его земляка без этого старинного обычая. А затем, когда армянский училищный феррейн[737] вместо бани придумал втянуть Василия в один бессмысленный спор, то св. Григорий ловким диалектическим приемом выручил Василия и дал ему возможность одержать блистательный триумф над проказниками.

Уже здесь, в Афинах, св. Григорий начал лелеять желание, как бы по окончании образования удалиться ему в пустыню и всецело обратить свои мысли к иному миру. Но забота о родителях, опасение, что подвиг отшельничества не даст мира и покоя его престарелым родителям, заставляют предпочесть «бессолнечному»[738] уединенному Понту «многие и отяготительные заботы»[739] тиберинского отцовского имения. Вскоре ему пришлось осуществить свое желание – вырваться из отцовского имения и уйти в Понт, к Василию Великому, но ненадолго – от Рождества до Пасхи. Через два года то же желание мира отцу и назианзской пастве, смущенной опрометчивой подписью отцом Григория арианского символа веры, побуждает его снова бежать – теперь из пустыни в Назианз, утешаясь, что Бог дарует родителям детей для того, чтобы «имели в них помощь и ими, как жезлами, подпирали дрожащие члены свои»[740].

Григорий бежит в Понт, взволнованный неожиданной хиротонией в пресвитера, бежит, как вол, уязвленный слепнем[741], чтобы в божественном друге найти врачевство, но через несколько месяцев, вспомнив отца, изнемогавшего от желания иметь его при себе[742], возвращается в Назианз, произносит первую свою проповедь и публично просит прощения, старается и в себе, и в отце, и в пастве водворить мир, объявляя, что наряду с искренней неохотой служить Богу Моисея и Иеремии у него уже есть охота служить подобно Аарону и Исайи[743].

Когда у Василия Великого (еще пресвитера) вышли недоразумения с Евсевием, епископом Кесарийским, Григорий укрывает первого в Понте, а последнего целым рядом писем старается примирить со скрывшимся Василием: «Если я имею какое-либо значение у тебя, – писал Еригорий Евсевию, – то, пожалуйста, примирись с Василием»[744]. Когда Василий Великий после некоторых препятствий, благодаря случайному присутствию Григория-старшего, отца Григория Богослова, сам сделался епископом Кесарии, то Григорий, горячо любивший друга Василия, пишет ему только поздравительное письмо, но не является лично сам, чтобы свидетельствовать другу епископу свою радость. В данном случае великий Григорий опять имел в виду мир – нового епископа со своей паствой, ведь клеветники, видя Григория Назианзина в это время у Василия в Кесарии, легко могли сказать, что новый епископ окружает себя собственными сторонниками[745]. Однако как только Василий был втянут в распри и затруднения с гражданской властью, Григорий немедленно пишет ему и обещается немедленно прибыть сам, чтобы восстановить опять поколебленный мир в кесарийской пастве.

Григорий неожиданно для себя был поставлен другом своим Василием в епископы грязного и бедного города Сасимы. Красноречие, утонченная образованность и богословская глубина назианзского пресвитера как будто бы были забыты при этом его назначении и беспощадно оказались отосланными в эту станцию перемены лошадей, в это поселение агентов, погонщиков и странствующих торговцев[746]. Григорий не мог не скорбеть от такого незаслуженного третирования его другом, но в момент епископского посвящения своего, ради горячо любимой идеи мира, он решительно осудил свою самостоятельность и недостаток смысла, нашел в себе силы без всякой иронии и сарказма публично благодарить своего друга за его доброту и преданность, по которой он не дал ему зарыть своего таланта в землю[747].

Не расположенный совершенно к борьбе с Тианским епископом Анфимом, который начал настраивать сасимскую паству против Василия, Григорий считает за лучшее оставить Сасимы и удаляется в пустыню; однако не может отказать отцу в просьбе прибыть в Назианз, чтобы там, по его собственной метафоре, поддерживать крылья сильного, но утомленного орла, освободить назианзскую паству от арианских разногласий и дать ей мир и единодушие.

В 373 году в Назианзе было народное возмущение. Губернатор провинции в наказание бунтовщикам обещал низвести город на степень поселения и даже разрушить его совсем. Для предотвращения этого наказания с одной стороны и для утешения и успокоения трепещущего народа с другой в роли народного ходатая пред разгневанным властелином и трибуна-миротворца пред народом мы видим не кого другого, как св. Григория, епископа Сасимского.

В 379 году св. Григорий приглашается епископом в Константинополь – столичный город греко-римской империи. Этот центр борьбы всевозможных партий, не только ереси и раскола, но даже и Православия, дал Григорию громадное поле для деятельности в духе мира. В красивых, сильных Словах он осуждал пустую логомахию[748] и игру антитезами лжеименного разума у своей новой паствы. Это