Тесный путь. Рассказы для души - Ольга Леонидовна Рожнёва

раз на источнике. Они жизнерадостно читают молитву святому Пафнутию. Затем одна из них, счастливо улыбаясь, говорит другой:

— Ну вот, а теперь искупаемся!

Со скамейки подаёт грозный голос строгая матушка. Это голос неумолимого судии, который часто устраивает окружающим свой собственный «маленький страшненький суд»:

— Что-о-о?! Что вы сказали?! Купаться?! В бане купаться будете! Мылом намылитесь! Мочалкой натрётесь!

Паломницы приходят в ужас. Всё было так тихо и радостно, и вдруг такая гроза…

Робкий голос:

— Матушка, простите, мы не так выразились, наверное…

— Выразились!!! Выражаться дома на мужей будете! Нельзя говорить «купаться» о святом источнике!

— А как можно?

— Нужно говорить «исцеляться»! Вот, дескать, сейчас исцеляться будем. Поняли?!!

— Поняли, спаси Господи, матушка! Таня, давай ты первая исцеляйся, а я уж за тобой.

— Да, Леночка, а то там Пётр Иванович, наверное, нас уже ждёт на улице. Как ты думаешь, он уже иску-па… ой, исцелился?

Из соседней мужской купальни доносится пофыркивание и плеск воды.

— Нет, Таня, похоже, он ещё в процессе исцеления…

Грозная матушка внимательно слушает диалог и одобрительно кивает головой.

А я вспоминаю, где я встречала эту строгую матушку и слышала этот грозный голос… Вспомнила. На днях в паломнической трапезной я сидела за столом с молоденькой мамочкой, на коленях у которой был сынишка лет двух. На улице жарко, и личико малыша было розовым, вспотевшим. Он потянулся к кувшину с компотом обеими ручонками. И юная мамочка уже хотела дать ему попить, но раздался грозный крик: «Нельзя! Ещё не помолились, а они лезут! Не трогать ничего на столе!»

Ребёнок испугался и заплакал, а мамочка принялась его утешать. Мы, сидевшие за столом, промолчали. Конечно, сейчас все соберутся, помолимся, и можно будет приступить к трапезе. 5—10 минут можно потерпеть… Начни спорить с грозной матушкой, будет конфликт за трапезой в монастыре…

Сынишка успокоился, а его мамочка оглядела нас, сидящих за столом, и грустно спросила:

— Где же ваша любовь, сёстры?

У меня до сих пор в ушах её грустный тихий голос…

Мои воспоминания прерываются знакомым грозным криком:

— Стой!

Перепуганная Таня застывает, занеся ногу над водой купальни. Я вспоминаю детскую игру «Замри». Мне становится смешно, и я еле удерживаюсь от того, чтобы не прыснуть.

— Ты куда левой ногой в святой источник лезешь?! Всё с правой руки и с правой ноги делай! Поняла? К иконам с правой стороны подходи! И свечки правой рукой подавай! И в источник правой ногой! Слева-то, знаешь, кто сидит?!

— Зинаида, ты чего тут расшумелась-то? — в дверь незаметно вошла маленькая весёлая старушка. — Чего, говорю, кричишь-то? А матушка-то тебя потеряла на огороде с утра. Ты, почему грядку-то бросила недополотую? Занедужила? Во-о оно как. Ну, судя по голосу, что я за сто метров до источника слышала, видать, дело на поправку пошло? А то матушка сегодня вспоминала присказку одну:

— Тит, а, Тит, пойдём молотить?

— Брюхо болит.

— Тит, а, Тит, обед готов.

— А где моя большая ложка?

Грозная Зинаида мгновенно теряет всю свою суровость и как-то молниеносно исчезает из купальни.

Маленькая старушка весело спрашивает у до сих пор неподвижной Тани:

— Ты чего, милая, застыла-то? Испужала она тебя? С правой ноги говоришь? А ты от страха забыла, которая из них правая? И теперь не можешь идти исцеляться? Милая, да ты с любой ноги иди да купайся! Вот-вот! Окунулась? Вот и Слава Богу! Мы-то купаемся да окунаемся, а исцеление-то Сам Господь подаёт, если воля Его будет. Поняла? И вот ещё что я тебе скажу: голову-то свою на плечах надо иметь. Так-то.

«Есть только одно дело — спасение души, остальное — поделье»

Толя — молодой парень, в Оптиной трудится несколько месяцев. Как-то мы вместе едем по послушанию, и он рассказывает мне о себе:

— Знаешь, как я рад, что оказался в Оптиной?! Тяжело, конечно, но зато здесь всё, как бы это выразиться, — настоящее. Понимаешь? Я здесь понял слова: «Есть только одно дело — спасение души, остальное — поделье». А раньше я об этом даже не думал. Батюшка сказал, что раньше я спал, а теперь проснулся. И мне кажется, что это на самом деле так.

Я вот теперь о спасении души размышляю. А жил в Москве — всё нормально. Какая душа?! Какое спасение?! Пить — многие пьют. Воровать — многие воруют, кто где работает, тот там и берёт. Блудить — то же самое. Сейчас даже названия такие приличные придумали: «гражданский брак», «пробный брак», «бойфренд»…

Прочитал я недавно в одной книге о Первой мировой войне. Там офицер молоденький умирает в лазарете и просит медсестру:

— Дайте мне белую чистую рубашку, я хочу умереть в чистой рубашке, а совесть моя чиста: я умираю за веру, царя и Отечество.

Я книгу отложил и стало мне так больно… Не знаю, поймёшь ли ты меня… Подумал тогда: мог бы я так сказать? Мои бывшие приятели могли бы? Последний раз в ютубе был, встретил одного мажора, путешествует за папины деньги. Побывал в Индии и говорит мне:

— Что такое Родина? Вся Земля — вот моя Родина!

А я подумал:

— Да посчитают ли тебя-то роднёй в других странах?! Как идти защищать Отечество, если не знаешь, что это такое?!

Понимаешь, запал мне в душу этот офицер, мой ровесник… Я бы хотел иметь право так же сказать: «А совесть моя чиста». Только к словам этим простым — путь очень далёкий… Помоги, Господи!

Паломничество

Раньше люди старались совершать паломничество так, чтобы понести какой-то труд, принести жертву. Часто шли пешком, стирая ноги в кровь. Похоже, времена эти минули в прошлое, и сейчас мы предпочитаем комфорт в поездке. Но не все. После экскурсии паломница делится рассказом о своей бабушке:

— Едем мы на поезде в Оптину: я, муж и наша бабушка старенькая. И вот она ходит тихонечко по вагону туда-сюда, туда-сюда. Муж не выдержал:

— Бабуся, ну что же вам спокойно-то не сидится? Зачем вы всё ходите?

— Я иду в Оптину пустынь!

Про Дашеньку

— Мы к вам на экскурсию — всей семьёй! Да, мои! Два сыночка и лапочка дочка! А я вот вам сейчас расскажу, пока народу нет. Ребята, погуляйте немножко. В книжную лавку? Можно, только Дашу за руку возьми…

Ну, вот что я рассказать-то хотела? А — вот: ждала первого ребёнка, думала — дочка, назвать хотела Дашенька. Родился сын. Хорошо: вторая дочка будет. Забеременела вторым. Опять сын. Тоже хорошо: два сына! Через девять лет