Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

Отобрав продукты для верхней кельи – муку и крупы, нагрузившись вдобавок тяжелой брезентовой палаткой, я отправился вверх еще раз. Но к полудню быстро собрались огромные тучи, подул холодный ветер, и хлынул такой ливень, что все вокруг исчезло под сплошной завесой дождя. Скользя по размокшей глине, цепляясь руками за мокрые ветки кустарника, я вылез к моим скалам. Ливень хлестал во всю свою мощь, сопровождаемый вспышками молний над самой головой и страшными раскатами грома.

Когда я начал ставить палатку, стало нестерпимо холодно. Дрожа от ветра и холодного ливня, потоками низвергавшегося с потемневшего неба, я затянул последние растяжки и заглянул внутрь моего трепещущего убежища. То, что творилось в нем, ужаснуло меня – вода на несколько пальцев стояла на дне палатки. Когда я начал вычерпывать ее посиневшими руками, посыпался град. Крупные горошины больно били по спине. У меня перехватило дыхание. Сил сражаться со стихией уже не оставалось. Из последних усилий я принялся кричать: «Господи, помоги! Помоги мне, Боже!»

Кое-как удалив воду, я кинул внутрь полиэтиленовую пленку, затем коврик и, выбросив на дождь мокрую одежду, забрался в спальник. Только тогда, свернувшись в комок, мне удалось прийти в себя – и слезы благодарности Богу за то, что я еще жив, душили меня. Жить постоянно на пределе своих сил и возможностей невыносимо, но та радость, которая приходила в душу после пройденных переживаний, – непередаваема. Читая про себя Иисусову молитву, я уснул под шум дождя и раскаты грома.

Проснулся я среди ночи оттого, что по мне кто-то бегал. Я прислушался: по быстрым прикосновениям понял, что в палатку проникли мыши. С фонариком в углу палатки я обнаружил дыры, которые проделали мыши. Пришлось до утра гонять их, хлопая ладонями по брезентовому полотнищу. Утром я завязал дыры веревкой и на время избавился от назойливых соседей. На маленьком ручье я поставил небольшой отрезок пластикового шланга, и эта крохотная струйка пока обеспечивала меня водой.

Пихты на склоне почти все оказались очень большими, до полуметра в диаметре возле комля. Тонких пихт я не нашел, пришлось валить какие есть. Стволы ложились хорошо, верхушками вниз по склону. Так их было легче подтаскивать к строительной площадке. Некоторые из сваленных деревьев, после того как я снял с них кору и распилил, заскользили вниз и ушли в обрыв. Тут-то и пригодился полиспаст, которым мне удалось вытащить их наверх. Удивительно было смотреть, как огромное бревно двигалось вверх усилием человеческих рук, подчиняясь законам механики.

Когда я готовил себе тесто для лепешек, которые пек на костре в крышке из-под котелка, мелкие крошки падали на землю. Меня поразило, что эти комочки теста принялся уплетать, похоже, с видимым удовольствием, небольшой паучок, спустившийся сверху на тоненькой паутинке. Заметив ползущую улитку, я предложил и ей кусочек теста. Она внимательно осмотрела его и взялась поедать этот комочек, словно всю жизнь питалась тестом.

«Вот теперь и у меня здесь новые добрые друзья… – подумалось мне. – В отличие от жестокого мира, где убивают и воюют ради гордыни тленного мира сего, который сам подобен мимолетной тени…»

Периодически я спускался в келью для служения литургии. Молодой папоротник и грибы, которые удавалось набрать по пути, разнообразили мой рацион. Иногда на пихтах попадался огромный древесный гриб, размером с корзину и похожий на морскую капусту, с приятным вкусом и запахом. Такой гриб приходилось нести в руках, и его, если погода стояла прохладная, хватало на неделю.

Наступили жаркие дни. Оставив на ночь сваренную «морскую капусту» в котелке, утром я почувствовал душок, словно у палатки лежал труп. Этот запах источал мой гриб. Жалко было спускаться за продуктами и терять день на подъем обратно. Я вспомнил, как пустынники ели тухлую рыбу, и тоже решил воспитать в себе начатки безстрастия. Перекрестив испорченный гриб, я смело приступил к нему, но очень скоро понял, что ошибся. Дыхание перехватило, живот свело, в глазах все позеленело. Я кинулся к моему ручейку: остатки пластмассовой трубки валялись на земле, изгрызанные медведицей. Как я ни пытался губами поймать небольшие капли воды, стекающие по камням, только перепачкался грязью. Пришлось добираться до водопада, где, почти теряя сознание, погрузил голову в прохладные струи. До вечера я лежал у водопада, не обращая внимания на медведицу, которая недовольно бродила в борщевике, ворча и ломая кусты. Как я выжил, не знаю, но понял, что безстрастие не следует практиковать без рассуждения.

Вскоре закончился «гуманитарный» сахар, соли осталось в банке совсем на донышке, и я решил приучить себя жить без этих продуктов. Если без сахара было еще терпимо, то без соли супы из папоротника, крапивы и грибов стали вызывать сильные желудочные расстройства. Но вот закончился сахар, и я заметил, что силы мои быстро убывают, а движения походят на движения альпинистов, находящихся на большой высоте. Каждый шаг давался с усилием, и приходилось часто отдыхать, чтобы отдышаться. Прошел месяц без соли и сахара, сил для работы почти не осталось, пришлось спуститься в келью за пополнением продуктов.

Соль и сахар я принес в одинаковых полотняных мешочках. Чтобы сахар не отсырел, я высыпал его в банку и, попив чаю с сахаром и лепешкой, отправился работать. Движения сразу стали быстрыми и энергичными, и в тот день я трудился дотемна. Вернувшись в палатку, я вспомнил, что не высыпал из мешочка соль в банку, и заполнил ее солью. Спохватившись, я от расстройства ударил себя по лбу: сахар и соль оказались в одной банке. При свете свечи пришлось ложкой отделять соль от сахара, но помол этих компонентов был очень мелким, и я быстро убедился, что разделить их не удастся. В огорчении я перемешал ложкой вместе сахар и соль, решив, что