Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

идолам, ибо желаем укрепиться на широких путях земных и упрочить лета жизни своей, отвергая пути Небесные и Твою Божественную благодать. В устах и в сердцах наших – земля, и душа питается прахом земным. Избавь меня, Боже, от дружбы с миром, где правят похоть очей и похоть плоти, избавь ради непреходящей любви Небесной, источающей счастье и радость Божественной благодати. Что нужно мне на тленной земле? Ничего. А что душа моя ищет на Небесах? Одного лишь Тебя, Господи, ибо она говорит устами Евангелия: «Да будет воля Твоя и на земле, как на Небе!»

Сердце человеческое загрязняется собственным грехом, но очищается Божественной благодатью, которую привлекают наши усилия избавиться от греха.

После всего пережитого я уже с большим доверием воспринимал предостережения и советы тбилисского старца. Советский Союз развалился, война в Абхазии закончилась, и все произошло так, как предсказывал отец Виталий. Но чтобы на побережье появились турки? Это с трудом укладывалось в голове. Тем не менее стало ясно, что впереди ждет нас только ухудшение и даже полное изменение всей жизни. С таким печальным настроением я просидел в молитве долгую ночь на маленькой застекленной веранде. По городу то там, то здесь раздавались выстрелы, слышались автоматные очереди, откуда-то издали доносились крики людей. Если в горах по ночам веяло тревогой, то в городе это было просто мучительно и еще не представимо: как люди могли в нем жить и строить планы на будущее?

На следующий день матушка Ольга радостно сообщила неожиданную новость: отец Тихон передал, что ожидает меня. Возможность увидеть известного лаврского духовника, одаренного проповедника, а ныне затворника, глубоко взволновала мое сердце. До ночи я готовился к исповеди и старался записать все вопросы, которые накопились у меня за время служения на Псху и в уединении. Новый помощник матушки, пожилой мужчина с седоватой бородой, проводил меня утром к старцу, который жил в районе железнодорожного вокзала. Этот район сильно пострадал от обстрела. Грузины сознательно ставили свои огневые позиции в жилых кварталах. Справа и слева от его дома два здания совершенно разрушили прямые попадания снарядов, но жилье затворника осталось невредимо. Он жил в двухэтажном домике на втором этаже, где в домовой церкви служил литургию. Проходя по двору, я мельком заметил закрепленное у окна второго этажа автомобильное зеркальце. Через него старец, не выходя из дома, видел приходящих к нему людей и решал, принимать их или нет.

Меня ввели в скромно обставленную комнату с хорошими иконами в углу. Мебель была простая: письменный стол, диван, стулья. Посадив меня на диван, помощник ушел, а я с волнением стал ожидать старца. Вскоре в комнату быстрой легкой походкой вошел отец Тихон, высокого роста, худой и в круглых очках. Плечи прикрывала короткая мантия, сверху была надета старенькая епитрахиль. На вид ему было лет около шестидесяти. Мы поприветствовали друг друга.

– Какой молодой! – удивленно сказал вошедший старец. – А я тебя ждал! Знал, что ты придешь… Ну, какие у тебя вопросы?

– Год не исповедовался, батюшка, и полно вопросов по монашеской жизни…

С отцом Тихоном как-то сразу стало легко и просто. Из него лучилось нечто такое, что роднило его с отцом Кириллом. Простота и мягкость души наполняли каждое слово и движение духовника. После исповеди последовали мои вопросы, на которые он давал мгновенные и четкие ответы. В каждом ответе сквозил огромный опыт и духовное понимание самой сути проблемы. Старец полностью покорил мое сердце благодатным миром души и вызвал во мне благоговейное к нему уважение. Времени я не замечал и спохватился, когда вспомнил, что уже довольно долго засиделся у духовника.

– Ничего, ничего, давай все твои вопросы, – мягко улыбнулся отец Тихон. – Когда ты еще сможешь обо всем расспросить…

Наконец мои вопросы оказались исчерпаны, и старец дал мне наставление:

– Вся жизнь человеческая – это путь ко все большему возрастанию в смирении. Тогда душа постоянно находится под Божественным покровом. Венцом смирения является смерть во всяком благочестии и чистоте, как завершение жизненного пути. Всякая иная жизнь – это мука и отчаяние.

– А как мне в уединении смиряться, батюшка?

– Считай, что сидишь в горах не потому, что ты великий святой, а потому что великий грешник. Так придешь к смирению. Вот тебе правило: приезжай на исповедь два раза в год, весной и осенью, если, конечно, сможешь. Всегда буду рад тебя видеть…

Он ласково обнял меня на прощанье. Чувство близости к этому святому человеку и благоговение к ясности его ума и покоряющей доброте его сердца не оставляли меня весь вечер.

– Ну, как тебе старец Тихон? – полюбопытствовала матушка Ольга.

– Великий старец и прекрасный человек! – с большим чувством ответил я.

– А вот меня он так и не принял до сих пор… – поскорбела матушка.

Гудок машины с улицы дал знать, что Валерий приехал за мной.

– Какая радость видеть у себя в доме наших псхувцев! – обрадовалась хозяйка, когда в дверях показались милиционер и пчеловод. – Хоть сама не могу побывать в этом святом месте, а Псху само ко