Творения. Том первый. ТВОРЕНИЯ АПОЛОГЕТИЧЕСКИЕ. ДОГМАТИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ. ИСТОРИКО-ПОЛЕМИЧЕСКИЕ - Емец

стороны, сложившие миф о том, что они боги, верно знали, что и делать должно богам, и не стали бы приписывать богам человеческих понятий, как никто не припишет воде действий огня, потому что огонь жжет, а вода, напротив, по сущности своей холодна. Посему если деяния достойны богов, то и деятели будут богами. Если же людям, и людям недобрым, свойственно прелюбодействовать и делать все вышеперечисленное, то и делавшие это будут людьми, а не богами, потому что сущность и деяния должны соответствовать друг другу, чтобы образ действия свидетельствовал о том, кто действовал, и деяние могло бы быть познано по сущности. Кто рассуждает о воде и огне и описывает образ их действия, тот не скажет, что вода жжет, а огонь охлаждает. И если кто поведет речь о солнце и земле, то не станет утверждать, что земля светит, а солнце произращает травы и плоды, напротив того – утверждая это, он превзошел бы всякую меру безумия. Так и их [языческие] писатели, особенно же наибольший из всех поэтов,[204] если бы знали, что Зевс и другие суть боги, то не приписали бы им таких деяний, которые обличают в том, что они не боги, а, напротив того, люди, и люди нецеломудренные.[205] Или если они солгали, как это делают поэты, и ты уличаешь их в этом, то почему же не солгали они, говоря о мужестве героев, и вместо мужества не изобразили немощь, а вместо немощи – мужество? Как лгали они о Зевсе и Гере, так надлежало им уличать Ахилла в недостатке мужества, дивиться же силе Терситовой, Одиссея оклеветать в неблагоразумии, изобразить Несторово малоумие, сложить басню о женоподобных деяниях Диомеда [Col. 36] и Гектора и о мужестве Гекубы, потому что поэтам, как утверждают они, должно все вымышлять и лгать. Теперь же, говоря о людях, соблюли они истину, но не побоялись оклеветать так называемых богов. Кто-нибудь из них скажет следующее: стихотворцы лгут, говоря о непотребных деяниях богов, а в похвалах, когда Зевса называют отцом богов, верховным, олимпийским и царствующим на небе, они не выдумывают, а говорят истину. Но не я один, а всякий другой может доказать, что это рассуждение свидетельствует против них, потому что опять же из прежних доводов в укор им обнаружится истина. Деяния изобличают, что они – люди, а похвалы – выше человеческой природы. Но то и другое не согласуется между собой: и небожителям не свойственно делать подобные дела, и о делающих подобные дела никто не предположит, что они – боги.

17. Что же остается думать? Не то ли, что похвалы ложны и льстивы, деяния же вопреки им говорят истину? О справедливости этого можно судить из обычая. Кто хвалит другого, тот не осуждает его жизнь; скорее же, если и гнусны деяния кого-либо по укоризненности дел, [творимых им,] стараются превозносить таких людей похвалами, чтобы, обольстив слушателей избытком похвал, прикрыть беззакония хвалимых. Посему, как собравшийся похвалить кого-нибудь если ни в жизни, ни в душевных доблестях не находит предлога к похвалам, потому что все это срамно, то превозносит его иначе, приписывая ему качества, которые выше его, – так и поэты, которым [язычники] удивляются, приводимые в стыд срамными деяниями так называемых богов, присвоили им имя выше человеческого, не зная того, что предположением чего-то сверхчеловеческого не прикроют в них собственно человеческого, скорее же человеческими их недостатками изобличат, что не приличествуют им божественные черты. Что касается меня, то я думаю, что поэты против собственной воли говорили о страстях и деяниях [своих богов]. Поскольку они, как говорит Писание (Прем. 14:21), непередаваемое имя Божие и Божию честь старались приложить к тем, которые не боги, но смертные люди, и дерзкое предприятие их было велико и злочестиво, то поэтому они невольно были вынуждены правдиво изобразить их страсти, чтобы сказанное в их писаниях о богах служило доказательством всем последующим родам, что это не боги. [Col. 37]

18. Какое же оправдание, какое доказательство, что это действительно боги, представят суеверные их почитатели? Тем, что было сказано незадолго перед этим, доказано, что это – люди, и люди недобронравные. Тогда, может быть, с другой стороны, они обратятся к сделанным этими богами полезным для жизни изобретениям, высоко оценят их и скажут, что богами они признаны за то, что были полезны для людей? Ибо Зевс, как говорят, владел искусством ваятельным, а Посейдон – судоходным, Гефест – кузнечным, Афина – ткацким; Аполлон изобрел музыку, Артемида – охоту, Гера – одежду, Деметра – земледелие, другие же – иные [искусства], как повествующие о них и изложили.[206] Но эти и подобные им познания должны люди приписывать не им одним, а общей человеческой природе, развивая которую люди изобретают искусства. Ибо искусство, по словам многих, есть подражание природе.[207] Поэтому если они были сведущи в искусствах, которыми тщательно занимались, то за это нужно признать их не богами, а скорее людьми, потому что и они не от себя произвели искусства, но подражали в них природе. Поскольку, как люди, по природе они были способны приобретать познания в положенных для людей пределах,[208] то нисколько не удивительно, если, вникнув в свою природу и приобретя о ней познание, изобрели они искусства. Если же утверждают, что за изобретение искусств справедливо было наименовать их богами, то и изобретателей других искусств следует наименовать богами на том же основании, на каком первые удостоены такого наименования. Финикийцы изобрели буквы, Гомер – героическую поэзию, элеец Зенон – диалектику, сиракузец Коракс – риторическое искусство, Аристей ввел в употребление пчелиный мед, Триптолем – сеяние зерна, спартанец Ликург и афинянин Солон [создали] законы, Паламид изобрел составление букв, числа, меры и весы, а другие, по свидетельству историков, сделали известными иные различные и полезные для человеческой жизни вещи. Поэтому если познания делают богами и из-за них стали ваять богов, то необходимо, чтобы подобно [первым] стали богами и те, которые впоследствии были изобретателями других вещей. Если же последних не удостаивают божеской чести, а признают людьми, то следует и Зевса, и Геру, и других не именовать богами, но верить, что и они были людьми, тем более что не были они и благонравны, как и самим высечением изваяний [язычники] доказывают, что боги их не что иное, как люди. [Col. 40]

19. В какой иной образ облекают их ваятели, как не в [образы] мужчин и женщин? Разве еще в то, что ниже этого – в образ животных,