Поучения - Антоний Великий

мы были и в Нитрию, где увидели многих великих отшельников. Среди них были и местные жители, а иные пришли сюда из других мест.

В добродетелях они превосходили друг друга и более всего желали первенства в аскетических подвигах. Они являли всякую добродетель и старались превзойти друг друга своею жизнью: одни из них предавались созерцанию, другие – деланию.

Когда некоторые из них еще издалека увидели нас, идущих по пустыне, то одни пошли к нам навстречу с водой, другие омыли наши ноги, третьи выстирали наши плащи; одни звали нас к трапезе, иные к изучению добродетелей, иные к созерцанию и познанию Бога: то, что каждый из них умел, он спешил предложить нам. И кто мог бы перечислить все их добродетели, не умея сказать ничего достойного?

Они живут в пустынном месте и имеют келлии на таком расстоянии одна от другой, чтобы издалека один не мог узнать другого и ничего нельзя было ни скоро разглядеть, ни услышать, – в полном безмолвии проводят они время, затворившись в своих келлиях.

Только в субботу и в воскресенье они собирались в церквах и (после разлуки) приветствовали друг друга.

Многих из них находили в их келлиях только на четвертый день (после смерти), потому что они видят друг друга только на литургиях[1].

Некоторые из монахов приходили на литургию только к третьему или четвертому призыву[2]: так далеко они жили друг от друга.

Они имели столь великую любовь друг ко другу и остальной братии, что каждый спешил предложить свою келлию для отдыха приходящим к ним во множестве в поисках спасения.

Видели мы и одного из тамошних отцов, по имени Аммоний[3]. Он имел особые келлии с двором и колодцем и всем, что нужно для хозяйства.

Когда к нему пришел некий брат, ищущий спасения, и просил Аммония указать ему келлию для житья, тот сразу же вышел из своего жилища и просил брата не удаляться от келлии, пока ему не найдут крова. И оставив вновь пришедшему все, что он имел, вместе с келлиями, сам затворился в небольшой дальней келлии.

Если пришельцев, желающих спастись, было больше, он собирал всю братию: один приносил кирпичи, другой – воду, и в один день они заканчивали строительство келлий. Собирающихся поселиться в этих келлиях они звали в церковь, чтобы накормить их, и пока они там праздновали, каждый брат из своей келлии приносил в новые келлии хлеб или другие необходимые вещи, нагрузив их в милоть или к корзину, – чтобы никому из братии не было известным приношение другого. Возвращаясь вечером в келлии, братья, которые собирались там поселиться, неожиданно находили все необходимое.

Видели мы там человека по имени Дидим, старца годами, приятного на вид. Он убивал скорпионов, рогатых гадюк и аспидов ногами. Кроме него никто не дерзал этого делать, но многие из тех, которые осмеливались, погибали, как только дотрагивались до этих тварей.

Видели мы и другого отца монахов, именем Кроний[4], дожившего до прекрасной старости. Он прожил сто десять лет, был одним из тех первых отшельников, которые подвизались вместе с Антонием. Он увещевал и вразумлял нас, сам вменяя себя ни во что, – столь высокого смиренномудрия достиг он в старости.

Видели мы и трех добрых братьев[5]. Когда их за добродетельную жизнь принуждали стать епископами, из-за большого смирения они отсекли себе уши. Хотя и дерзновенно они это совершили, однако имели в виду благую цель, что в будущем никто им не будет досаждать.

Мы видели и Евагрия, мужа ученого и красноречивого, который стяжал дар распознавания помыслов, опытным путем приобретя этот дар. Он часто приезжал в Александрию и заставлял умолкнуть еллинских философов. Евагрий советовал бывшим с нами братиям не упиваться водой: «Ибо бесы обычно приходят в места, где много воды». Много других слов о подвижнической жизни сказал он нам, укрепляя наши души.

Многие из них ни хлеба не ели, ни плодов, только горькие травы. Некоторые из них не спали всю ночь, но бодрствовали, молясь – сидя или стоя – до рассвета.

2

Посетив многих святых и прожив года три в монастырях около Александрии, где видел до двух тысяч великих, весьма ревностных и доблестных мужей, украшенных всякою добродетелью, я оттуда пошел в Нитрийскую гору. Между этой горою и Александрией находится озеро, называемое Мариа. Оно простирается миль на семьдесят.