Творения. Книга третья - Святитель, митрополит Московский Иннокентий

своем сыне; т. е. приказал выставить для жителей все жизненные припасы, какие у него только были, и все, кто только находились в селении, невозбранно приходили и ели сколько угодно; а отец плакал над своим сыном. Угощение это продолжалось три дня; и по окончании его, тоэн приказал тело сына своего повесить в его юрте в той же самой зыбке, в которой он был положен сначала; и объявил всем, чтобы с тех пор никогда и никто не бил в бубны и не веселился в знак его безутешной печали. Ни время, ни охота, ни слезы, ничто не могло уменьшить и облегчить его горькой печали. Он думал найти облегчение в убийстве невольников; и потому приказал развести большой огонь, и когда он разгорелся, то он начал бросать в него своих невольников. Но это средство было также бессильно. Наконец он решился оставить место нового своего селения, а с тем вместе и все свои планы и намерения, прославить себя в чужих странах и возвратиться на место своей родины; и в наступившее лето он собрал всех своих родственников, составлявших его подчиненных, оставшихся в живых, и поехал обратно туда, откуда приехал, в свой знаменитый поход, оставя все свои заведения, юрты и проч.

Приехав домой, еще более стал горевать и плакать о своем горе и своем бесславии.

Итак, вместо того, чтобы совершить какое-либо достопамятное и славное дело и прославить себя и род свой, он только обессилил себя, почти истребив весь род свой, и вместо славы и радости привез домой бесславие, печаль, горесть и слезы, которые не оставляли его до самой его кончины.

Сказка 2-я

Некто из бойких алеутов был чрезвычайный охотник до игрушек, т. е. до вечеринок (их обыкновенных увеселений). И во время их любил наряжаться в разные личины и плясать. В одно время он вздумал сделать игрушку, знаменитейшую и на удивление всем. И для того приготовления его к тому были особенно хлопотливы и продолжительны. Когда было все готово, то он поехал приглашать гостей из других селений; приехали гости и, по обыкновению, поместились на берегу, в сделанных ими походных шалашах (слово на местном наречии). Нетерпеливый хозяин в тот же вечер хотел начать игрушку; и когда наступило время для игрушки, он послал жену свою принести личины, а сам начал петь сочиненные им для сего особые песни, играя, т. е. ударяя в бубен. Уже проходит довольно вечера, а гости его к нему не собираются, и жена его не несет ему личины. Он пождет-пождет их, и опять начнет петь и играть на своих бубнах. Таким образом он, в жару и упоении своей страсти к удовольствиям, всю ночь пропел и проиграл, и совершенно один; и под конец совсем забыл все, и потому ему не пришло и в голову узнать о причине, почему нейдут к нему гости, и жена его не несет ему личины. Но наступившее утро вывело его из самозабвения и открыло ему всю истину. Когда уже совсем сделалось светло, он выходит на улицу и что же он видит? Гости его все уехали домой; и к ужасному его посрамлению сделали еще другое: они увезли с собою и его молодую жену. Несчастный вечеринщик тотчас сорвал с себя все наряды и украшения, которые были на нем, и оделся в самое худое платье; и три дня не ел ни крошки и не пил ни капли воды. На третий день сказали ему, что приехали две байдарки из того селения, из которого у него были гости; он велел позвать к себе приезжих, посадил их и приказал угощать чем мог; и когда они начали есть, то и сам хозяин начал с ними есть и пить. Во время стола, он рассказал гостям своим о случившемся с ним несчастии и горе; и потом спросил их: не знают ли они, или не слыхали ли от кого, на которое селение, и куда увезли его жену? Гости сказали ему: что жена его находится в их селении и уже замужем, живет в самой большой юрте, расположившись на самой средине, всегда одета в самую нарядную парку и всегда убрана, т. е. с раскрашенным лицом; и среди дня сидит при огне и шьет своему новому мужу камлейку из сивучьих кишок. Несчастный хозяин, поблагодарив своих гостей за такую весть, отпустил их. На завтрашний день он поехал туда, где была его жена, и нашел ее точно в том самом месте и положении, как ему описывали приезжие. В это время все мужчины сего селения разъехались за промыслом зверей. Он тотчас, не говоря ни слова, взял свою жену за большую ее косу, вытащил на улицу, снял с нее нарядное платье, оставя ее в природном костюме, и тем же способом препроводил ее до своей байдарки. Привезя жену свою домой, он привязал ее на улице у входа в свой дом, оставя ее в последнем костюме. В таком ее положении он, продержав ее трое сутки, втащил ее в свою юрту и снова заключил ее в кладовую конурку на 7 дней, и также в природном костюме; а сам сел у входа в кладовую. Таким образом он просидел семь дней без всякой пищи и питья, не давая ничего для утоления голода и жажды и своей половине. По прошествии этого времени он поехал в море за промыслом зверей, и, уезжая, сказал своей матери, чтобы она, в отсутствие его, обмыла жену его, одела и накормила. Возвратившись вечером с промысла, он вошел домой и к жене своей с таким лицом и видом, как бы ничего между ними не бывало; и стал жить с нею в мире и согласии, как и прежде; но только страсть свою к игрушкам возненавидел совершенно и сделался осторожнее насчет жены своей.

Сказка эта сочинена насчет тех, которые, будучи сами причиною непослушания и неверности жен своих, между тем жалуются на них.

Сказка 3-я

На южной стороне острова Уналашки, против нынешнего Черновского селения, было некогда селение, называемое и́гагак. В селении том был некто из знаменитых алеутов, у которого были только двое детей: сын и дочь. Сын был уже совершенным промышленником, ловким и удалым, а дочь лишь только вступала в совершенный возраст. Отец и мать их и все родственники не могли нарадоваться, смотря на молодых людей, и они считали себя счастливейшими родителями; но ужасное и неслыханное, ни прежде, ни после, происшествие вдруг разрушило все счастье их.

Девушка, находясь в первый раз в известном