Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 2 - Монах Симеон Афонский

Нам с Виктором удалось оформить несколько детских и некоторое количество взрослых художественных книг о каких-то приключениях на границе. Все эти книги были на таджикском языке. За них издательство выплачивало нам гонорар. Из общих денег мы покупали продукты и одежду. И литовцу купили обувь, которая у него износилась. Но он сам купил себе черный кожаный пиджак и черные туфли, что придало ему очень импозантный вид. Так как наш друг не мог отлучаться с работы, он всегда с затаенной грустью провожал нас в горные походы. Его любимой поговоркой были слова: «литовец рисковать не любит», которые мы переиначили: «Антон рисковать не любит», но он добродушно посмеивался.

С неразлучным Виктором летом мы прошли многие перевалы на Дарвазе и заглянули в Мунинобадские фантастического вида ущелья, отроги хребта Хазрати-Шох с их поразительными каменными столбами, которые назывались Чильдухтарон, «Сорок девушек». В этом походе, выходя к Чильдухтарону и испытывая сильный голод, я соблазнился поесть неизвестных грибов, которые оказались ядовитыми. После грибного ужина пришлось всю ночь ползать к ручью и вызывать рвоту. Только к утру немного полегчало. Мой друг отделался плохим самочувствием. Случай с грибами научил нас быстро реагировать на отравление и немедленно промывать водой желудок. Это умение пригодилось нам очень скоро. На реке работала золотодобывающая драга, к которой мы вышли совсем изголодавшиеся, так как еда давно закончилась. Хотя вход на золотой прииск был запрещен, директор, узнав, что мы голодны, отправил нас в рабочую столовую. Повар притащил из кухни кастрюлю вермишели, вперемежку с черным медвежьим мясом ужасного вида и компот. Мы поели свой обед с содроганием, так как вкус медвежьего мяса вызывал отвращение. Но, чтобы не обижать повара, горячо поблагодарили его за обед и поспешили к ручью, где нас долго выворачивало наизнанку. Только спустившись с перевала в Товиль-Дору, мы смогли купить гречневой крупы и сварили похлебку из крапивы.

Всюду, где мы устраивали привалы, утро и вечер мы старались провести в молитве. Именно молитва делала эти походы для нас такими увлекательными.

Одной из удивительных по своему горному разнообразию оказалась поездка в Фанские горы с их невероятной красотой, запавшей в душу, – могучими вершинами и уединенными Алаудинскими озерами. По пути мы заночевали в небольшом высокогорном кишлаке, где обменяли русскую шаль на отличное зеравшанское мумие. К нашему походу присоединился дантист из Москвы, дальний знакомый Виктора, в общем то, неплохой парень. Случай с собакой, сторожившей дом охотника за мумие, заставил меня насторожиться. В вечернем сумраке, поднимаясь по невысокой лестнице в дом вслед за хозяином, я заметил под лавкой лежавшего пса. С полным доверием я протянул руку под лавку, намереваясь погладить дремлющую псину. С жутким ревом пес выпрыгнул из темноты, оказавшись мне по пояс. Клыки его пасти щелкнули у самого моего лица.

– Друг, знаешь поговорку, – держись к хозяину ближе, а от зубов его собаки подальше? – обернувшись, строго выговорил мне таджик. – Даже не злой пес кусается очень больно!

Это происшествие стало своего рода прелюдией к Фанским горам. Меня давно привлекало озеро Искандеркуль, что означало озеро Александра Македонского. Войско прославленного полководца в давние времена построило крепость в Ходженте, тогда именовавшуюся Александрия Эсхата, внушительные развалины которой возвышаются по сей день на берегу Аму-Дарьи. Само озеро и окрестные горы вызывают у таджиков мистическое почитание. Необыкновенный цвет скал с безчисленными переходами цветовой гаммы привлекал взор: мы вертели головами во все стороны, пока добрались до озера.

Аквамариновая гладь Искандеркуля заставила задержать дыхание: нежный абрис сиреневых хребтов, поросших темно-зеленым редколесьем арчи, таял в благоухающей вечерней дымке. Стоя на берегу, мы с Виктором погрузились в созерцание. Мягкие очертания горных далей окутывали душу каким-то забытьем. Дантист, чтобы не мешать нам, отошел в сторону и занялся бензиновой походной горелкой. Когда мы подошли к нему, то нас ожидало разочарование: недавно купленная, она ни в какую не хотела работать. Пришлось взяться за это капризное устройство. Бензин бил в бок, обливал лицо и руки, но устойчивого пламени добиться не удалось. Сколько ни прочищал я форсунку, толку не было, а раздражения у всех – хоть отбавляй.

– Ничего не выйдет! Нужно у таджиков примус какой-нибудь попросить! – в конце концов предложил я.

Мы отправились к расположенной в отдалении кибитке. Как ни странно, примус нашелся, и его даже удалось приобрести за небольшую плату.

– А чем знаменито это озеро? – спросил Виктор пожилого таджика.

– О, этот озер сильно знаменит! Каждый ночь конь Искандера выплывает из воды! Совсем живой… Кому можно, тот видит.

Подивившись такому поверью, наша компания вернулась к палатке.

Мы занялись нашим новым примусом, который тоже оказался очень капризным. Ужин прошел в молчании. Луна взошла над горами, отразившись в озерном кристалле мерцающей дорожкой. Лошадь Македонского не выплыла, а сердце, потеряв благодушие, не подчинялось молитве. Виктор кивнул мне, чтобы я прочитал вечернее молитвенное правило. Москвич раздраженно отвернул голову в сторону.

– А ты неверующий? – мой наивный вопрос встретил неожиданное ожесточение.

– Я сознательный атеист и никогда верующим не буду! – отрезал он.

Его озлобленный выпад удивил меня:

– Почем знать? Сколько атеистов уверовало в Бога…

Моя попытка смягчить напряжение не удалась.