Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский

с геологом и молча сели на пригорок, закрыв глаза. В этом неземном благоухании не хотелось ни говорить, ни куда-то идти. Мой друг в благоговении снял шляпу с головы и положил на землю. Прошло часа два нашего сидения и нужно было возвращаться на станцию, потому что подошло время смены сейсмолент. Мы с большой неохотой поднялись и ушли, позабыв среди цветов шляпу Авлиекула. На следующий день мы вернулись к своей поляне, чтобы забрать шляпу. Я накопал там целую корзину луковиц этих горных цветов и рассадил их на станции и у родителей в Душанбе. С тех пор нарциссы стали для меня чистым и прекрасным символом горного уединения. Еще я любил бродить по горам во время цветения дикой розы – шиповника, когда в лугах стоял тонкий аромат и все склоны были покрыты нежными цветами, как будто весенние дали открыли свои прекрасные глаза, смотрящие прямо в душу. Обычно цветение розы совпадало с цветением тамариска и все долины густо благоухали, разнося розовый дым пыльцы тамариска и белые облака лепестков дикой розы.

Весной мне удалось увидеть «поющее» дерево цветущей черешни. Цикад становилось все больше и звон их начал походить на звук работающей бензопилы, только более музыкальный. В одном углу нашего сада этот пронзительный звук был более оглушительным, особенно там, где стояла цветущая черешня. Подойдя поближе, я не поверил глазам: она вся была покрыта цикадами, каждая ветка и веточка издавали оглушительный звон. Присмотревшись, я заметил, что кора дерева полностью усеяна оставшимися хитиновыми коконами от выбравшихся из них цикад. До поры хитиновые гусеницы сидят неподвижно, уцепившись жвалами за кору растения, а когда приходит жара, эта ужасная оболочка трескается и из нее выползает удивительно красивое создание с жемчужными крылышками. Обсохнув, эти создания взрываются целым каскадом оглушительных трелей, являя нам чудесное преображение, происходящее в природе.

Когда в конце мая в горы потянулись отары пастухов, мне довелось ночевать в ущелье соловьев, куда нас с геологом привезла лесхозная машина после возвращения с водопада. У костра пастухи готовили чай, а мы с Авлиекулом прилегли на подстилку из толстого грубого войлока. Стемнело… Над хребтом, выбираясь из зарослей леса, медленно всходила полная луна, заливая горы призрачным светом. Только пастухи настроились на долгую неспешную беседу с гостями, как море соловьиных трелей обрушилось на нас со всех сторон. Тысячи или даже несколько тысяч соловьев во все свои соловьиные голоса объединились в один громадный неумолчный хор. Свист стоял такой, что не было слышно голоса собеседника. Беседа не получилась и пастухи с досадой ушли в свою палатку. У догорающего костра остались только мы вдвоем с Авлиекулом и молча, до глубокой ночи, слушали с упоением величественную симфонию леса.

Принимать гостей для Авлиекула являлось священной обязанностью. Кто бы ни постучался в наш дом, он усаживал гостя в просторной комнате, расстилал шелковые курпачи – узкие ватные коврики, обшитые шелком, и новый дастархан – цветастую скатерть, ставил лучшее угощение и развлекал приезжего до тех пор, пока того не клонило в сон. Однажды он играл на дутаре и пел до трех часов ночи. Когда гости уехали, я спросил своего друга:

– Устал, Авлиекул?

– Сильно устал, даже охрип!

– Так пошел бы спать!

– Ну что ты! Никак нельзя! Гостя оставить – это грех… Его еще нужно спать уложить!

Такое самоотверженное гостеприимство вызывало уважение. Порой Авлиекулу хотелось разобраться в религии и он спрашивал:

– Федор, я часто слышу, люди говорят – «надо спасаться, надо всем спасаться!» А от чего спасаться? Живем хорошо, не воруем, не убиваем… Не понимаю!

– От греха нужно спасаться, Авлиекул!

– Так мы особо и не грешим!

– Если мы говорим, что не грешим, то этим себя обманываем… Разве не бывает, что мы, к примеру, на девушек засматриваемся или на близких людей сердимся?

– Бывает, конечно. Ведь я еще иногда вино пью и от сала не отказываюсь…

– Значит тот, кто любит все это, тот Бога не любит, верно?

– Верно.

– Вот так нас обманывает дьявол. Поэтому от дьявола и нужно спасаться!

– Ну, это мне понятно. От шайтана, значит…

– Примерно так, Авлиекул!

– Знаешь, прошу тебя, учи моих детей, а то мне все некогда им об этом говорить

– Так они же еще маленькие.

– Ну, когда подрастут!

– Когда подрастут, тогда посмотрим! Я сам пока еще Бога ищу… – отвечал я и задумывался: годы идут, а мне все еще не ясно, удастся ли душе моей стяжать спасение, о котором я говорю другим?

Будучи невоцерковленным, я был слепым по отношению к Церкви и усиленно искал в горах то что скрыто – святую благодать вне церковных Таинств. Я все еще больше находился вне стен Церкви, чем в ее ограде. Очарованные моими повествованиями об Оби-Хингоу Виктор и