Николай Непомнящий - «Тарелки» над Кремлём

Помню, я писала дипломную работу при керосиновой лампе, было уже 2 часа ночи. Моя сестра спала на кровати, а подруга на раскладушке. И тут в дверь заскреблось. Я решила, что это наша Мурка, открыла дверь, но… никого не было! Я задула лампу и пошла к постели. По дороге наступила на раскладушку, и та заскрипела. Не успела я накинуть на себя одеяло, как раскладушка снова заскрипела точно так же и «что-то» стало сдувать мне волосы со лба на глаза. Я онемела, и только убрала волосы, как получила такой удар в правый глаз, что посыпались искры. Я заорала так, что вскочили все, и до утра горел свет, а я в это время почувствовала удар лапки, как у собаки. Долго я боялась спать без света. Но молодость есть молодость, и я всё забыла.

Получила назначение, работала мастером на кирпичном заводе. Прошло с полгода. Однажды вечером я сидела дома за круглым столом и выписывала наряды рабочим. Вдруг слышу, что ко мне приближаются шаги, будто кто-то в тяжёлых сапогах обходит меня вокруг стола. Поравнялся, дунул мне в затылок, снова пошёл вокруг и второй раз дунул. Тут уж меня саму как ветром сдуло. Я бросилась в кровать к хозяйке и зарылась под одеяло. Кто-то подошёл к кровати, приподнял одеяло в ногах и трижды опустил нам на ноги. А через три дня я попала в больницу с аппендицитом…

С тех пор прошло много лет. Я успела выйти замуж, родить двоих детей и развестись с мужем. Жила в Ростове-на-Дону в своей квартире. И вот однажды летней ночью сижу, шью себе новое платье — утром собиралась лететь к подруге в Запорожье. Дети в пионерском лагере. Жарко, я открыла окна настежь, сама сижу в сорочке. Вдруг вижу боковым зрением, какие-то огоньки мелькают между занавесками и летят в кухню. Я была очень спокойна, а потом говорю: «Ну, что же ты, хозяин, заходи, веселее будет.» Сказала просто так. А у стола, где я шила, стояли стулья. И вот на один из них уселось серое дымчатое облачко, потом перескочило на другой стул, оттуда — ко мне на колени. В нём был огромный светящийся глаз, как блюдце.

Можете представить, что со мной было…

Не помню, как я вылетела из квартиры, бросила всё настежь открытым и постучала к соседке. Она меня впустила и, видя моё состояние, ни о чём не спросила, а уложила спать. Утром я взяла вещи и позвала с собой «хозяина», чтобы охранял меня в пути. Прилетела в Запорожье, решила сразу взять обратный билет, но мне сказали, что на ближайшие пять дней мест нет. Я говорю: «Хозяин, хозяин, помоги мне взять билет». И слышу девушка из кассы подзывает меня; кто-то сдал билет на нужное мне число и время. То же самое повторилось и с гостиницей: «мест нет», но я опять с помощью «хозяина» получила номер.

Прошло лето, дети вернулись домой. И вот однажды ложусь спать ровно в 2 часа ночи и просыпаюсь оттого, что нечем дышать, хотя потолки у нас высокие и воздуха должно быть достаточно. Встаю, открываю форточку. Ложусь в кровать, а за мной кто-то следом грузно опускается, кровать скрипит… Слышу какое-то бормотанье мужского голоса, но слов не понять. Зажигаю свет, спать не могу. И так продолжается несколько ночей подряд. Беру с собой двенадцатилетнюю дочь, но она среди ночи просыпается, плачет и говорит, что не будет со мной спать, потому что кто-то её берёт за талию и пропихивает между кроватью и стенкой.

Опять спим с зажжённым светом. На следующую ночь беру в постель восьмилетнего сына. Он ложится с краю; его кто-то среди ночи бросает на пол. Ребёнок плачет. Я молчу, чтобы не пугать детей, но сама ночи боюсь, как каторги. У людей спросить стыжусь, потому что работаю в Ростовском университете научным сотрудником. Скажу — засмеют. Молчу, томлюсь, но потом тихонько подхожу к старушке в нашем дворе, и она даёт мне листочек с молитвой «Отче наш».

К вечеру учу молитву наизусть. По совести говоря, не всё запомнила по порядку. А ночью, опять же в 2 часа, иду открывать форточку и снова кто-то ложится рядом. Я взахлёб читаю «Отче наш», только дохожу до слов «избави нас от лукавого», как это вредное существо поднимается с кровати, а у меня на бедре остаётся ощущение как от горячей печки. Оно, это ощущение, остаётся и днём, как избавиться от него — не знаю.

Опять приходит ночь — и «он» ложится справа у стенки и обнимает меня лохматой рукой с седыми волосами. Подумала: «Хотя бы был молодой, а то старый, а туда же». Читаю в уме «Отче наш» — уходит. На следующую ночь то же самое, только уже с левой стороны лег, с краю. Чувствую, что упираюсь губами в белую мужскую шею. Хочу оторваться, но почему-то чувствую блаженство. И было… всё остальное.

Наутро решила, что домой совсем не пойду. Отвела детей к маме, а сама пошла с подругой к её сестре. Сестра дала мне свячёной воды; она у них в погребе стояла лет двадцать. Отлила мне в поллитровую банку и говорит: «Попробуй, побрызгай всё днём: окна, двери, нарисуй мелом крестики, может, поможет».

И вот идём мы с подругой домой, хохочем над моими последними приключениями. Одна женщина с юмором и говорит: «Везёт же некоторым, к тебе хоть домовой ходит, а ко мне никто!» Я ей и говорю: «А хочешь, к тебе его сегодня направлю?» Она от меня отшатнулась, испугалась.

Пришла я домой, все стены крестом обрызгала свячёной водой, повсюду крестики нарисовала и успокоилась. Детей дома нет, никто не видит, какой я ерундой занимаюсь. Родителям сказать не могу, они у меня такие атеисты, что мне же стыдно будет. Папа кадровый офицер, старый коммунист и такой идейный…

Прошло три дня. У меня затишье, впервые сплю, как младенец. Но вот приходит в университет моя подруга и не шутя набрасывается на меня; я совсем растерялась. Оказывается, она пришла домой, разделась, как обычно, и обнажённая легла на диван. Лето, жарко, а живёт она одна. Вдруг слышит тяжёлые мужские шаги. Она на всякий случай набросила на себя простыню и посмотрела, кто это может быть. Никого нет, но шаги приблизились, и кто-то грузно уселся на диван. Подруга обомлела — и вспомнила про меня. Потом этот «кто-то» встал с дивана, приподнял простыню в ногах и бросил ей на ноги, и так три раза… а потом ушёл, стуча как будто сапогами.

Мне было жаль подругу; получалось, будто я в том виновата. Потом прошла неделя, а её на работе нет. Иду к ней. Она лежит совсем больная, и ногти, губы уже сине-чёрные. Говорит, что врачи «признают печень». Я вижу, дело плохо, и лечу за скорой. Её увозят, и оказывается, что у неё нелады по женской части и уже пошло заражение крови. Я даю ей кровь раз, другой, сотрудники тоже. В общем, через два месяца вышла она из больницы и тут же окропила квартиру свячёной водой, нарисовала крестики. С тех пор гости не появлялись — тьфу, тьфу, чтобы не сглазить.

Сейчас я живу на БАМе, мне 51 год, есть внуки. Два года тому назад ездила в Ростов, к маме и сестре, они обе овдовели. У сестры две кровати, на одной спит она, а вторая стоит заправленная. И вот спустя пять лет после смерти мужа она среди ночи слышит на его кровати мужской разговор. Будто какой-то огромный лохматый мужчина тянет её за руку и говорит, что возьмёт в жёны. Сестра пытается вырваться, говорит, что не хочет, открывает глаза — на соседней кровати действительно сидит огромное лохматое чудовище и тянет её за руку. Она в ужасе вырывается и пытается звать на помощь взрослых сыновей, но звука нет. Зажигает свет и бежит к ребятам. Те спокойно спят, и она при свете сидит около них до утра.

Мама говорит: «Ты колдунья (меня давно уже так называют), сделай Валентине в квартире, как себе делала». Достали у одной старушки воды, мел и обработали все комнаты. Это единственное средство от всякой нечисти.

Я не могу объяснить, что это за пакость такая, но не завидую тому, кто с ней встретится. Думаю, что её мне навязала всё-таки бабушка тогда, на кладбище.

Александра Васильевна Ч., Амурскяя область.

ГАЗЕТА ИЗ БУДУЩЕГО

Детство моё проходило в Чарджоу. Послевоенные годы — тяжёлые, голодные… Меня почему-то не принимали в пионеры, и я здорово переживал. А находился я тогда под двумя влияниями: школы и богомольных бабок.

…Это было летом. Спал я во дворе. Однажды лежал, и от тоскливых мыслей, что я не такой, как все мои сверстники, мысленно взмолился: «Боже! Если ты всемогущ, помоги мне стать пионером, я хочу, как и все, читать “Пионерскую правду”». В общем, что-то в этом роде.

Смотрел я на небо, звёзды и думал так. Тут поднялся сильный ветер, в глаза ударила пыль. Я закрылся одеялом, прислушиваюсь. Ветер как бы сполз с меня, я выглянул из-под одеяла. В ногах на высоте около полутора метров, как бабочка, кружилась газета. Я соскочил с кровати и бросился её ловить. А вихрь остановился между домами, пыли стало меньше. Остановилась и газета, повисла в воздухе. Я схватил её. Это была «Пионерская правда»…

А смерч тем временем светился каким-то ровным, матовым светом, который распространился за его границы, определённые крутящейся пылью диаметром около метра.

Уснул я вместе с газетой, спал хорошо, а когда проснулся, то первая мысль была отдать газету хозяйке. Её девчонка была старше меня на несколько лет, активистка, и я посчитал, что ветер принёс её газету. Но я так мечтал о той газете, что прочитал её от корки до корки. Что меня удивило — дата её выпуска ещё не наступила.