Конкордия Антарова - Две жизни

Ознакомительный фрагмент

– Ну, это уже пошли подробности, – закричал я. – Вы, главное дело, поскорее соглашайтесь, чтобы я мог идти собирать вещи. А то вы ведь не знаете молниеносных темпов И. Не успею я уложить один костюм, – он явится, уже вс„ сделав, упрекать меня в ловиворонстве.

Все засмеялись, капитан джентльменски поклонился князю, благодаря и принимая предложение, и обещал вечером, к семи часам, быть с матросом-верзилой в его доме.

Я с радостью побежал собирать вещи и с помощью слуг князя очень быстро с этим справился. Мы расплатились в отеле и сели в коляску князя.

Мы ещ„ сделали большой крюк по городу, так как И. наш„л необходимым нанести визит синьорам Гальдони, у которых мы ещ„ не были под предлогом моей болезни. И я был очень рад, что мы не застали их дома. Оставив свои визитные карточки, мы приехали, наконец, в дом князя. И. прош„л прямо к княгине, а нас попросил разместить его вещи так, как нам заблагорассудится.

Первое впечатление от предоставленных нам комнат было ошеломляющим. Комната моя имела большой балкон, выходящий в сад, и под ним росло множество цветов. Обои светлосерого цвета, на их фоне ярко выделялась мебель красного дерева.

Мне было очень любопытно взглянуть скорей на комнату И. Она была ж„лтая, а мебель резная, ч„рного дерева, в готическом стиле, напоминая своими высокими остроконечными формами убранство средневекового храма. Мебель была покрыта ж„лтым ш„лковым ковром, в тон обоям, с коричневато-ч„рным рисунком; пол сплошь застлан таким же ковром.

Я даже присвистнул. На ж„лтом сукне письменного стола стояла хрустальная ваза с ж„лтыми розами и лежало письмо, надписанное круглым красивым почерком.

Казалось бы, комната эта вовсе не походила на комнату в доме сэра Уоми в Б. Но чем-то, быть может своим ж„лтым цветом, она вызвала это воспоминание. Гармония форм и красок, вкус, с которым были расставлены вещи, – вс„ было образцом истинной художественности и поразило меня.

– Это вы сами так убрали комнату для И.? – спросил я вошедшего князя.

– Нет, Л„вушка, этой комнатой занялась Анна. У одного е„ знакомого долго стояла без употребления вся эта мебель. Она рекомендовала мне е„ купить и сама руководила расстановкой мебели. Нравится вам? – спросил князь.

– Нравится – это не то слово. Здесь так же отражено превосходство е„ вкуса, как в е„ игре, в е„ зале, в е„ манере одеваться, – сказал я, забывая вс„ и превращаясь в «Л„вушку-лови ворон».

Не знаю, долго ли я сидел в кресле у письменного стола, рассматривая заворожившую меня комнату. Одна мысль владела мной неотступно: «Как же обставит Анна комнаты Ананды? Комнаты того, кого избрало е„ сердце навек, если только для друга она сумела устроить комнату-храм, входя в которую испытываешь благоговение?»

Весь во власти этой мысли, забыв обо вс„м, я думал, какая она, любовь, у существ, стоящих выше нас? Как они любят? В ч„м видят смысл любви? Почему мой брат женился на Наль, а Ананда не женится на Анне? Разве от брака таких любовников не пошла бы высшая раса людей?

Вдруг, как всегда внезапно содрогнувшись с головы до ног, я увидел Ананду, хотя и где-то далеко, но совершенно ясно, и услышал его голос:

«Связи людей, их любовь и ненависть – вс„ плоды не одной данной жизни. И тело человека, и его окружение – следствия и результаты личных трудов и достижений в веках. Нет пути духовного совершенствования для одного, выделенного из миллионов окружающих жизней. Только научившись единению с людьми в красоте, слиянию с ними в любви, можно проникнуть в те духовные высоты, где живут более совершенные существа. Тогда открывается собственное сердце, и в н„м оживает новая любовь. И человек понимает, что вся вселенная связана, дышит и вечно движется впер„д этой живой любовью».

Вс„ исчезло, и голос Ананды умолк.

– Вы не волнуйтесь, князь, – услышал я и почувствовал, что И. держит меня за руку. – У Л„вушки, в результате удара на пароходе, бывают такие нервные припадки. Но это неопасно. И если когда-нибудь это с ним случится без меня, вы только дайте ему капель, которые прошу накапать сейчас из этого флакона. Князь подал мне капли.

– Поставьте их вон в тот маленький прекрасный шкаф, – продолжал И. – И будете знать, где найти в этих случаях помощь. Повторяю, это неопасно, не волнуйтесь. Вы сами нуждаетесь сейчас в помощи больше, чем Л„вушка; на вас, что называется, лица нет. Можно ли так теряться? – уговаривал И. князя.

– Ну, слава Богу, слава Богу. Л„вушка так неподвижно сидел, уставившись глазами в пространство, ни на один вопрос не отвечал, что я смертельно перепугался, – говорил взволнованно князь.

Я приник к плечу И., который нежно гладил меня по волосам, и никак не мог унять дрожи во вс„м теле. Наконец, я успокоился настолько, что смог встать.

– Вот как я нынче осрамился, дорогой Лоллион. В первый же день так напугал вас, князь. Это очень прискорбно; простите, пожалуйста. Уж такой я незадачливый «лови-ворон». Как только попаду в особенно прекрасную комнату,

– так и становлюсь ротозеем.

– Вс„ образуется, Л„вушка, – ласково отвечал мне князь. – Не хотите ли посмотреть на комнаты, которые приготовлены для вашего прибывающего друга?

– Ох нет, Бога ради, только не сейчас, – взмолился я, опасаясь повторения только что пережитого.

И князь, и И. – оба посмотрели на меня с удивлением. Пристальный взгляд И. точно раздвинул во мне какие-то завесы; как будто бы во мне, как в зеркале, отразилось вс„, что я только что пережил, и мне показалось, что И. увидел картину, представившуюся моему воображению.

– Ну хорошо, отложим. Я похлопочу, как сумею, о комнате для капитана. Хочется, чтобы к семи часам он нашел е„ уютной. Кстати, его зовут сэр Джемс Ретедли. Но я понятия не имею, как надо обращаться к важному лорду в быту, – посетовал князь.

– Лучше всего, если мы будем стараться не слишком стеснять себя всякими условностями. Продолжайте звать его «капитаном». Ведь зов„м же мы вас просто «князь», а ведь и у вас есть имя и отчество, – улыбаясь, ответил И.

– Вот отлично-то! Так я поеду. Обед в половине восьмого, – сказал князь и, кивнув нам, вышел из комнаты.

Оставшись вдво„м, мы молчали. Вдруг взгляд мой упал на лежавшее на столе письмо. Я подумал, что И. будет приятнее читать его наедине; казалось мне, что письмо от Анны, и цветы, вероятно, тоже от не„.

Я тихо вышел из комнаты, прош„л к себе, но побоялся снова впасть в неприятное иллюзорное состояние и предпоч„л побыть в саду.

Сад оказался запущенной частью старого парка и отделялся высокими стенами от соседей, за стенами тоже виднелись старые, тенистые деревья.

Я присел на скамью и радостно отдыхал в этом уедин„нном месте. П„стрые картины недавнего прошлого одна за другой вставали в моей памяти, чрезмерно перегруженной и утомл„нной всем пережитым. Я положительно не мог остановиться ни на одном человеке или факте, чтобы тотчас же они не связывались в целую вереницу чувств и мыслей, сбиваясь в конце концов в кашу.

Яркий образ Флорентийца один доминировал над всем: как-то отступила, точно в тень отошла, фигура брата. Я подумал, что он теперь переживает «медовый месяц». Но что, собственно, подразумевают люди, когда так восхищаются им? – думалось мне. Какое-то новое, неведомое мне раньше чувство стыда вдруг ворвалось в мои мысли.

Потом, ни с чем не связанно, я стал думать о Лизе и капитане, о Жанне и князе. И в их отношениях почудилась мне греховность, они не были, казалось мне, столь чистыми, чтобы их единила только красота…

– Где ты, Л„вушка? – услышал я особенно радостный голос И. Я вышел ему навстречу и увидел в его руках письмо, сейчас же узнав крупный и властный почерк. То было письмо, лежавшее на столе подле роз.

– Я получил известие, что Ананда будет здесь послезавтра вечером. Какая радость! – обняв меня за плечи, произн„с И. – Но ты как будто вс„ ещ„ не оправился? Или ты не рад Ананде?

– Уже по одному тому я рад Ананде, что счастьем встречи с вами, Лоллион, обязан ему. Если бы он не спас вас, что бы я теперь делал? В каком трюме жизни и кто искал бы меня? – ответил я, в первый раз до конца осознав, как много, бесконечно много сделал для меня И.

И. ласково улыбнулся, снова искорки юмора засветились в его глазах, и он спросил:

– А разве в том, что сказал тебе сейчас Ананда, – что нет связей иных, чем причины и следствия нашей собственной жизни и деятельности, – ты не видишь смысла и нашей связи? Быть может, я, как и все, только отдаю тебе свой прежний долг?

Я пот„р себе лоб.

– Постойте, мой дорогой. Ведь не хотите же вы сказать, что в моей галлюцинации была хоть капля действительности? Как мог говорить со мной Ананда, находясь от меня за тысячи в„рст?

– Точно так же, как разговаривал с тобою Флорентиец, будучи очень далеко. Ты волнуешься, чуть не плачешь и ищешь сверхъестественные тому объяснения. А я уже говорил тебе, что жизнь твоя принес„т тебе не боль безумия, а огромное счастье знания, если ты захочешь трудиться и воспитать в себе полное самообладание.