Армандо Торрес - Свидетели нагваля

Также он рассказал нам о Ла Гордах, двух женщинах из близкой группы, противостоявших лидерству Нагваля. Он был вынужден использовать всю свою энергию, чтобы подчинить их, но вместо этого вызвал у них вспышку безумия, развязкой которой стала смерть. Это была мрачная история, которая произвела на меня весьма неприятное впечатление. Однажды вечером мы были приглашены в дом одного из членов внешней группы. Нагваль не присутствовал, но нас сопровождали женщины из его близкой группы. Дом был расположен в пригороде, фасад его был украшен огромным развевающимся на ветру флагом Соединенных Штатов. Лос-Анджелес изобиловал такими проявлениями патриотизма, вызванными войной в Персидском заливе. Вид дома одного из сторонников Нагваля вызвал у меня замешательство. Владелец дома, крупный мужчина с женскими манерами, принял нас с большой симпатией и хвалился своей коллекцией монет, тибетских реликвий и едой, приготовленной в нашу честь. Я чувствовал себя так, словно одна из моих мексиканских тетушек давала один из своих буржуазных ужинов. Не выдержав всего этого, я вышел на улицу и сел на скамейку в надежде, что эта абсурдная встреча скоро закончится. Утром Нагваль расспрашивал нас о впечатлениях вчерашнего вечера, и я ему сказал, что это было невыносимо, но остальные члены группы со мной не согласились. Это дало повод поздравить себя по поводу моего восприятия. Постепенно я начал понимать, что всё происходящее с Нагвалем было продумано заранее. Это был шаблон, разработанный специально, чтобы нас испытать. Нагваль следил за нашими реакциями, замечая проявления наших эго, заученных структур и блоков. Кроме того, он мастерски измерял наши энергетические уровни и отклонения. Он постоянно говорил нам о необходимости оставить наше эго и учил нас технике стирания личной истории. Главной техникой являлся перепросмотр, заключающийся в восстановлении событий и образов прошлого, возвращении всех энергетически связанных обязательств для того, чтобы добиться беспристрастного взгляда на самого себя.

Нагваль считал, что Вселенная — это место, где властвуют насилие и ограбление одних существ другими. Я возражал против такой точки зрения, утверждая, что миром правит любовь. Нагваль смеялся надо мной и говорил, что важны лишь личная энергия и сила. Он утверждал, что секс — это самый лучший способ потерять энергию, и что необходимо избегать этого любой ценой.

Один мужчина из группы возразил, утверждая, что во время секса он и его невеста достигали восхитительных уровней осознания. Нагваль задумался на мгновение и сказал ему, что в этом случае нет возражений. Однако он сказал это не потому, что так думал, а лишь потому, что следовал потоку. Слушая его тогда и несколько дней спустя, я начал различать, когда Нагваль говорит серьезно, а когда он оставлял нас при нашем мнении, как бы говоря, что бесполезно пытаться нас изменить. Экспертом в этом был Карлос Идальго. Когда вечерами мы собирались и обсуждали события дня, он разъяснял нам тактику и стратегию Нагваля. Он говорил, что Нагваль почти никогда не говорит серьезно, и что большинство его действий было простыми уловками, направленными на то, чтобы мы начали защищать наши эго и наши привязанности.

В этом плане главной его тактикой было пригласить остаться с ним и его группой, оставив всё — работу, имущество, дом и семью. Он нам рассказывал о случае, когда одна сеньора поклялась сделать для него всё, что он ни попросит, за возможность находиться в его группе. Нагваль попросил её обрезать волосы, так как знал, что они были самой ценной её собственностью. У сеньоры началась истерика, и она сказала, чтобы он просил её о чём угодно, кроме этого. После таких историй мы с сожалением видели, что и мы такие же, как эта Сеньора: жаждем стать свободными, но привязаны к своим тюрьмам и не имеем силы оставить их.

Наконец, наступил день нашего возвращения в Мек Нагваль привез нас в аэропорт и сказал нам, что не знает ли нас снова, поскольку, так же, как и дон Хуан, он и его группа должны будут исчезнуть в другом мире, и этот момент был уже очень близко.

Чтобы сделать это, он нуждался в критической массе, ему была необходима наша энергия. Он пригласил Териту остаться вместе с Флориндой, меня — тоже, говоря, что ему необходим мой ум, чтобы помочь понять необъяснимые события. Перед тем, как выйти из машины в аэропорту, он мне сказал, чтобы я не уезжал, но я не воспользовался случаем, и с чувством потери мы сели в самолет, который увез нас обратно в Мехико.

Через несколько дней пришло известие, что Нагваль приедет в Мехико, где и произошел удивительный случай, рассказанный мной раньше, когда мы его встретили возле Сокало. В кафе «Такуба» мы договорились встретиться на следующий день, чтобы совершить экскурсию в гроты Какауамильпа, где Нагваль обещал посвятить нас в шаманизм.

Рано утром все, кроме меня, выехали к гротам, в то время как я направился в Тепостлан, потому что хотел взять с собой свою дочь, чтобы познакомить её с Нагвалем. Я не нашел её, а когда приехал в Какауамильпу, то застал всю группу сидящей около стола после еды и готовящейся к тому, чтобы войти в гроты. Я попросил подождать, пока я подкреплюсь, и это привело к тому, что вход был отложен на час. Нагваль, в связи с вынужденной задержкой, повел себя странно: он нетерпеливо и нервно ходил из стороны в сторону, и в какой-то момент совершенно вышел из себя из-за того, что должен был ждать. Я подошел к нему и сказал, что, как мне кажется, его способ действовать определяется североамериканской культурой, в которой он жил и в которой можно всё предвидеть. Я дерзнул сказать ему, что здесь, в Мексике, не всегда всё получается так, как мы это планируем.

Он посмотрел на меня с удивлением и ответил, что не является причиной его состояния, а тот факт, что знаки были неподходящими. В этот момент женщина-индеанка, подошла к нам, и Нагваль почти продававшая сувениры, подошла к нам, и Нагваль почти закричал, чтобы нас оставили в покое. В конце концов, мы могли войти в грот, и Нагваль объявил, что мы должны отделиться от остальных людей, от окружавших туристов и других посетителей

Наша миссия здесь трансцендентная, сказал он нам торжественно, — я покажу вам памятник воину точно так же, как мне его показывал дон Хуан». Мы двинулись в путь, но мое тело стало протестовать из-за гнетущей обстановки и разреженного воздуха, которого мне не хватало для дыхания.

Кроме того, мой разум начал жаловаться: он говорил мне, что это языческая церемония, в которой я не должен участвовать. Я чувствовал, что задыхаюсь, что Нагваль — это несносный фигляр, заставляющий меня поклоняться камню, и что я предаю свой иудаизм. В конце концов, не вынеся этого, я направился к выходу и уехал к себе домой. Я ждал до середины ночи возвращения группы, уверенный, что мы встретимся здесь. Во время ожидания я наблюдал за ласточкой, пытавшейся приблизиться к гнезду, занятому другими ласточками, но те отгоняли её снова и снова до тех пор, пока она не улетела. Точно так же чувствовал себя я: я ушел из группы и сейчас снова хотел с ней объединиться, но был отвергнут. Группы не было всю ночь, и это подтвердило мое ощущение, что я и есть та отвергнутая ласточка. Расстроенный, я пошел спать. а следующий день я пошел искать Нагваля в его гостиницу и нашел его за завтраком в компании нескольких его людей. Он смотрел на меня с безразличием очевидным презрением, что заставило почувствовать себя ужасно. Рассказав историю о ласточках, я извинился, сказав, что вынужден уйти из гротов, но чувствовал себя совершенно посторонним. В тот момент когда я признал Карлрса Кастанеду как Нагваля но не смог. Также я сказал, что мое опаздание было вызвано желанием представить Нагваля своей дочери. Нагваль посмотрел на меня со странным блеском в глазах и разразился истерическим хохотом: "Хотел представить меня дочери!" — воскликнул он в промежутке между взрывами смеха.

Это меня потрясло совершенно. Для меня желание представить его своей дочери было вызвано наивным желанием способствовать её росту в результате знакомства с таким человеком, как Нагваль. Его насмешка и его выражение скрывали, наоборот, что-то абсолютно чуждое наивности. В этот момент что-то во мне сломалось, и я стал видеть Нагваля другими глазами.

Тем не менее, я оттуда не ушел, нас пригласили поехать в Тулу и за хлопотами, связанными с поездкой, я забыл о своем недовольстве.

Как всегда, Нагваль начал говорить и всю дорогу не умолкал ни на секунду. Забравшись в машину, он запретил нам включать музыку. Он сказал нам, что он уже не обладает «Я», что все, что у него осталось, это истории нагвалей, которые выходят из его рта сами собой. Он нам рассказал, что дон Хуан заставил его уйти от всех его друзей, и что в течение месяцев он жил, закрывшись в гостиничном номере, ни с кем не встречаясь и сходя с ума до тех пор, пока у него внутри что-то не сломалось, и он не перестал нуждаться в компании. Когда мы приехали в Тулу, он привел нас на центральную площадь и в церковь, в которой встречался с Бросившим Вызов Смерти.