Альберто Виллолдо - Четыре направления - четыре ветра

Я совершенно не контролировал времени; когда я открыл глаза, лицо Антонио на мгновение показалось мне таким ястребино-хищным, что я заморгал. Он улыбался, глядя на меня поверх mesa. Он набрал чего-то в рот из небольшой бутылочки, которой я раньше не заметил. Он протянул руку к скатерти, взял оттуда золотую сову и некоторое время держал се между ладонями, как на молитве, а затем переложил в одну руку и, как из пульверизатора, брызнул на нее изо рта снопом тончайших капелек душистого масла. Запах масла проник мне в ноздри, и в голове зашумело. Золотая сова отражала свет костра и, казалось, излучала сияние. Он спрятал ее в кулак, протянул руку ко мне и разжал пальцы.

— Возьми ее. Левой рукой.

Я взял ее.

— Держи ее. Закрой глаза и смотри внутренним зрением. Энергетический объект является фокальной точкой. Это вроде камертона.

Я закрыл глаза и представил, что мой лоб раскрывается… Сияние… фиолетового цвета…

— Ты на правильном нуги. Превосходно, мой друг.

И я увидел женщину, женщину из грез; ее облегали крылья совы, и из-под них высунулось плечо, покрытое перьями, она повернула голову и взглянула на меня через плечо, ее глаза раскрылись… и раскрылись перья… с глазами. Глаза среди перьев. У меня перехватило дыхание. Я открыл глаза и посмотрел на предмет у меня на ладони, затем на Антонио.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я чувствую себя удивительно.

— Встань и иди, — сказал он. — Спускайся с холма и иди в лес.

Я наклонился, чтобы положить сову на место; он остановил меня прикосновением руки.

— Нет, нет. Возьми ее с собой. Никогда не оставляй mesa или волшебный круг без защиты.

Я почему-то кивнул и поднялся. Мои ноги требовали движения, и я пошел. Я вышел из освещенного костром круга и направился вниз, к основанию холма, и вошел в лес.

Сосновая роща звенела. Каждое дерево выделялось собственным свечением, сияющим нежным контуром, который колебался вместе с малейшими движениями веток, даже иголки вибрировали от северного легкого ветерка. Живые существа, у них есть плоть, и в ней струится питательная влага; они вырастают из земли, они манят к себе солнечный свет, и он остается в них… Как мог я не замечать этого раньше? Их осязаемое доброе присутствие открылось мне впервые; а ведь я ходил среди них всего несколько часов назад и не видел, не осознавал их души и тихой пульсации жизни. Их сознания. Наше родство было глубоким. И я почувствовал, как меня подталкивает в спину легкий ветерок, и побежал. Касались ли мои ноги земли? Да, конечно, так точно и быстро, через хвойный настил я никогда еще так не бежал. Я ни от чего не убегал и ни к чему не стремился, это быстрое движение было только движением, это был танец ловкости, ликующий слалом среди деревьев, где не было никаких тропинок, сплошная подушка хвойных иголок и холодной почвы, скорее, скорее… Я бежал всем своим телом, каждый мускул двигался совершенно свободно и в то же время участвовал в совершенной гармонии, воздух расступался и вихрился за моей спиною.

«Закрой глаза…»

Свет, излучаемый деревьями, подтверждал, что они здесь, вокруг меня, и я бежал, несся, свободный от зрения, я летел сквозь лес, словно воздух.

Я знал — что-то движет мною, что-то скрытое во мне, чего я раньше никогда не ощущал.

*10*

Внутри и вне, вверху, внизу, вокруг — Театр теней, нет ничего другого; Волшебный Ящик,

Солнце — в нем свеча, А мы лишь призраки бесплотные на стенках.

22 марта

Голова все еще идет кругом от событий последних дней.

Смерть миссионерки, мой первый опыт с Сап Педро. Загадка личности Антонио. Не могу пока переварить.

Я видел однажды фокусника. Это был ловкий обманщик. Его ассистентка, одетая в платье с блестками, выкатывала на середину сцены сундук, а затем помогала фокуснику забраться в почтовый мешок, завязывала мешок цепью и сверху цепляла висячий замок. Мешок с фокусником помещался в сундук, крышку которого закрывали и запирали на четыре замка. Ассистентка становилась сверху на крышку сундука, поднимала с пола занавес, закрывалась им и… тут же бросала его на пол.

Только она ли? Потому что на сундуке стоял и улыбался фокусник. А когда все замки были сняты, из мешка появилась ассистентка. Все это произошло в мгновение ока.

Мне тогда было восемь лет. Я помню, как мучился, силясь понять фокус, как снова и снова мысленно проигрывал все, что видел. Увидеть бы еще раз. Только один раз, и я бы понял секрет чуда.

Аптонио набрал пригоршню лесной земли и внимательно, словно гадалка на чайный лист, стал смотреть на хвойные иглы. Грубый коричневый грунт сыпался сквозь пальцы.

— В этом мире существует два вида людей, мой друг. Одни люди сновидят, а другие снятся. — Он искоса посмотрел на меня. — В жизни каждого человека наступает время, когда он должен столкнуться со своим прошлым. Для тех, кто снится, у кого бывало лишь мимолетное знакомство с силой, эта встреча разыгрывается обычно на смертном одре, когда они торгуются с судьбой за несколько дополнительных дней жизни.

Он пошевелил рукой, просеивая землю, и снова, как завороженный, уставился на ладонь с остатками земли и хвои.

— Но для сновидящего, для сильного человека, этот момент наступает у огня, когда он сидит в одиночестве и вызывает призраки собственного прошлого, и они встают перед ним, как свидетели встают перед судом. Это Южный путь, с этой работы начинается Волшебный Круг.

— Вы же знаете, — продолжал он, — что мы конструируем наше настоящее из фрагментов и обломков прошлого, пытаясь избежать обстоятельств, которые причинили нам неприятности, но воссоздать те из них, которые доставили удовольствие. Мы — беспомощные пленники.

— Тот, кто не помнит прошлого, обречен пережить его снова, — сказал я.

— Или избежать его, — подчеркнул он. — Но я говорю не о памяти. Каждый может вспоминать прошлое, а вспоминая мы преобразуем его так, чтобы оно служило нашему настоящему и оправдывало его. Воспоминание есть сознательный акт и поэтому может быть приукрашено. Вспоминать не трудно.

Он сдул с ладони остатки хвои; под ней оказался обут ленный кусочек дерева величиной с желудь, остаток давнего костра campestino.

— Сильный человек сидит на скамье подсудимых один перед огнем. Он судит свое прошлое. Он выслушивает показания тех… призраков. И отпускает их одного за другим. Он освобождается от своего прошлого. Вы меня понимаете? — Он оторвался от уголька на ладони и посмотрел мне в глаза. — У сильного человека нет прошлого, Нет истории, которая могла бы заявить на него свои права. Он может оставить свою тень и научиться ходить по снегу, не оставляя следов.

Он снова посмотрел на ладонь и поднял бровь, словно лишь теперь увидел кусочек угля. Он улыбнулся, наклонил ладонь, так что уголек скатился ему на пальцы, и поднял его на уровень глаз.

— Как кстати. Очень хорошо, что я нашел его здесь.

23 марта.

Наша работа пошла всерьез. По расчетам Антонио, мы придем в Квиллабамбу завтра к полудню, оттуда поездом возвратимся в Куско, а далее в Агуаскульептес и на руины Мачу Пикчу, где я должен совершить свое «путешествие па Юг».

Последние два дня провел в испытаниях моего видения и тренировках терпения, а вечерами мы обсуждаем теорию прошлого.

Антонио отказался обсуждать мой опыт с Сан Педро, когда я среди ночи бежал с закрытыми глазами по лесу. Он раздражается, когда я пытаюсь объяснить это все психоактивным действием напитка. Это был ритуал, вызов силы посредством церемонии, — почему я должен всегда избавляться от своего опыта, дав ему простенькое объяснение? Произошло то, сказал он, что мой разум расправил крылья и полетел. Почему, спросил он, я должен просыпаться на следующее утро и опять считать себя изгнанным из Рая, где я бегал среди Природы, раскованный, свободный? Меня коснулась сила, сказал он. Я считаю, что это был дикий и чудесный бег сквозь лес, и счастье, что я не упал и не расквасил себе лицо.

Позавчера ночью был дождь. Ливень. Мы нашли плохонькое укрытие под выступом скалы в лесу. Днем, когда наши вещи сушились на солнце, Антопио предложил мне посидеть на валуне среди пруда, разлившегося после дождя. Я сидел там три часа, созерцая отражение своего лица, а также облака на небе, вверху и внизу. Простое и замечательное явление: и облака на высоте тысяч футов, и мое лицо в трех фугах от поверхности воды отражаются от одной и той же плоскости. Антопио сказал, чтобы я сфокусировал зрение на отраженных облаках, и когда я сделал это, мое изображение распалось на два нечетких пятна. Хитрость в том, сказал он, чтобы, работая глазными мускулами, поймать в фокус оба лица, удерживая в то же время концентрацию на облаках.

Оказалось, что это не так просто. В тот момент, когда мне показалось, что я это сделал, я заметил, что облака вышли из фокуса. Снова и снова. Зато в результате я достиг состояния глубокого транса. Были моменты, когда я совершенно терял самоощущение. Антонио сказал мне также, чтобы я сконцентрировался на промежугке между моими двумя лицами, и были мгновения, как вспышки, когда, кажется, я видел. Это были другие лица. Мой отец, бабушка… Не знаю.