Георгий Сидоров - Хронолого-эзотерический анализ развития современной цивилизации. Книга 4. За семью печатями

– Это с соседнего хутора, – снова подала голос Милонежка. – У них свой старейшина, и они притормозили, чтобы дождаться нас.

Когда мы догнали ехавших впереди, то сразу сбавили рысь, и теперь все вместе, придерживая разгорячённых коней, понеслись дальше по зимнику. Вскоре наш караван свернул с дороги на какое-то ответвление и ещё через час всем скопом мы выехали на широкую поляну. К моему удивлению на поляне наша процессия оказалась далеко не первой. Я это понял по следам на снегу и по лошадям, которые виднелись под навесами у небольших рубленых домиков.

– Вот и наша изба, – показала вперёд Светлада. – Её уже расчистили, так что мы уже на месте.

Через минуту наша тройка остановилась у заветного домика. Наши женщины, захватив с собой тулупы и ковёр, отправились разжигать в жилище небольшую печь. Я же стал помогать Добрану Глебычу распрягать его разгорячённых быстрой ездой коней.

– Каждая семья имеет свой домик, – кивнул головой в сторону строения старейшина. – В него мы переезжаем во время общих торжеств. А там, – показал он головой на стоящие в середине поляны две большие избы, – наша баня и храм.

– Храм? – удивился я.

– Да, место связи человека с Высшим и с предками. Видишь, у него вместо крыши пирамида?

– На пирамиду я уже обратил внимание.

– Сегодня двадцатое декабря. Завтра двадцать первое. Вот сегодня в ночь мы и натопим нашу баню. Чтобы завтра утром, на восходе Солнца, пройти в ней очищение и накрыть стол для лесных обитателей. У них ведь тоже праздник.

Мне хотелось спросить помора, кого он имеет в виду, но чтобы не выглядеть в его глазах конченым дураком, промолчал. Мы распрягли коней, поставили их под навес и насыпали в корыта овса.

– Через час надо будет лошадей напоить, колодец рядом с баней, – сказал помор, – и я понял, что поить коней – теперь моя обязанность. Когда мы вошли в избушку, в ней уже было сравнительно тепло. В печи потрескивали дрова, а женщины обустраивали стол и спальные места.

– На каждой лавке будут спать по два человека. Только Добрану придётся шиковать одному. Потому что он из нас самый большой. Договаривайтесь, кто с кем, чтобы не было недовольных, – объявила Ярослава.

– Я буду с Аром, – объявила Милонежка. – Он тоже не маленький, а я, как вы сами говорите, пигалица. Значит, нам не будет тесно.

– Хорошо, согласились с ней улыбающиеся девушки. – Дальше мы сами как-нибудь разберёмся!

– Видишь, что делается? – посмотрел на меня помор смеющимися глазами. – Младшая дочь берёт быка за рога! Ну и ну! А ведь ей только двенадцать! А что будет дальше?

– Ничего не будет! – засмеялся я. – Всё так и останется!

– Хватит шуток! – пробасил старейшина. – Пойдём, я покажу тебе нашу баню и расскажу, как её надо топить.

– Вскоре мы оказались в огромном пятистенке, который представлял собой общую северную баню.

– Когда-то нечто подобное, может, больше, а может, поменьше, было распространено по всем городам и деревням древней Руси, – показал Добран Глебыч на гигантское помещение. – Видишь, баня отапливается большой русской печью. Её труба заполнена камнями. Посмотри, какая она огромная. А по бокам вьюшки для пара. Огонь, проходя через камни, их разогревает. Но чтобы камни хорошо разогреть, надо печь топить часов восемь-десять. В этот момент открылась дверь, и к нам подошли крепкие молодые парни. Они уважительно поздоровались со старейшиной, познакомились со мной и занялись топкой печи.

– Ты тоже присоединяйся. Так быстрее пролетит время, да и с ребятами из других хуторов познакомишься, – посоветовал мне помор.

– Тогда я пошёл за дровами, где они у вас?

– За баней, – улыбнулся мне мой новый знакомый по имени Борис.

Когда я пришёл с охапкой дров, Добрана Глебыча в бане уже не было.

– Он велел передать тебе, что напоит коней сам, а ты будешь с нами следить за баней, – передали мне парни наказ моего друга.

– И так до утра? – спросил я их.

– Зачем? Только четыре часа. Потом нас сменят, а еще через четыре часа заменят сменивших нас. В бане сидеть не обязательно. Это в данный момент в ней холодно. Через пару часов тут станет жарко. А потом вообще наступит пекло. Надо здесь появляться минут через сорок. И подкладывать в печь, чтобы была полной. Вот и всё. Давайте распределимся, кто за кем.

После такого уговора истопники разошлись по своим домикам. Отправился восвояси и я. Когда я вошёл в наше временное жильё, стол уже был накрыт, и все поджидали только меня.

– Заглядывал хранитель, – обратился ко мне Добран Глебыч. – Тебя спрашивал. Хочет с тобой поговорить.

– А где его найти?

– Домик Белослава ближе всего стоит к озеру, так что найти ведуна не сложно. После завтрака, точнее сказать, обеда, сходи к нему.

Когда я подошёл к домику волхва, тот стоял во дворе и набирал в эмалированную кастрюлю снег.

– Немного не успел, – улыбнулся он мне после приветствия. – Но пока поговорим, чай подойдёт.

– Ты собирался воду для чая натопить из снега? – спросил я Белослава.

– Я всегда так делаю. Это летом удобно из ручья или реки её брать. Зимой лучше снега ничего нет. Он самый чистый, у снеговой воды совсем другой кристалл. Он намного легче растворяет в организме и соли, и различные опасные яды. Но пойдём в избу, мне хочется тебе рассказать о другом.

Когда мы вошли в домик ведуна, он поставил кастрюлю на печь и, повернувшись ко мне, сказал:

– Я хочу обратить твоё внимание, Гор, вот на что. В настоящее время на земле действуют две формы восприятия окружающего. Одна форма гуманоидная. Посредством высшей полевой сущности она пронизывает все уровни гиперпространства и связывает нас с Высшим. Именно оттуда, через такой вот многослойный мост мерностей, мы и получаем представление о гармонии. Ты должен знать, что геометрия золотого сечения воспринимается человеком на чувственном плане. Её нельзя объяснить словами или как-то измерить. Хотя математические модели её построены. Эту гармонию линий и форм, звуков музыки и поэзии мы ощущаем. Такая информация передаётся человеку даже не от Сварога, а от самого Рода. Именно ощущение гармонии прекрасного не только связывает нас с Творцом всего сущего, но и делает нас частью его самого. Это та данная нам свыше лестница, взбираясь по которой, сознание человека может достичь уровня того, кого мы называем созидателем и хранителем Мироздания. Именно по этой причине человеку никак нельзя утратить чувственное восприятие принципа золотого сечения. Ни в форме, ни в слове, ни в звуке, ни в мысли, ни в чувствах. Что такое любовь? Это чувственное восприятие окружающего, преломлённое через призму божественного, того, что известно нам как золотое сечение. То же самое можно сказать о категориях совести, чести, о высоком проявлении человеческого духа – благородстве. Один философ сказал, что осознание прекрасного спасёт мир. Так оно и есть. Но это осознание начинается с форм. С того материального мира, в котором живёт наше тело. Сколько раз было так, когда ты ловил себя на мысли, что перед тобой цветок, от которого нельзя оторвать взгляд?

Я кивнул.

– Наверняка ты любовался не только цветком, но и многим другим в царстве материи: деревьями, реками, озёрами, горами, рассветами и закатами, наконец, людьми. И тебе, наверное, не раз приходило в голову, почему ты эту красоту видишь, а другие к ней равнодушны? Подобное было?

– И не раз!

– Ты не догадываешься, почему кое у кого нарушена связь с Высшим? Да и не только с ним, но и с многомерной сущностью? Посмотри на животных: они не ощущают ни красоты, ни гармонии форм, ни яркости красок, до них не доходит музыка. В их сознании она преломляется в пустой, несвязанный меж собой набор звуков. Почему так? Потому что животные не обладают многослойной, сложной психикой человека. У них отсутствует полевое сознание связанной с Высшим сущности. Хотя посредством инстинктов они чувствуют информационное поле. Для чего я тебе это говорю? Чтобы ты понял, что затеяли на Земле те, о ком мы не так давно говорили. В их руках не только политика, наука и экономика, они управляют и культурой. И пользуясь этим институтом, опускают сознание человека до животного уровня. Когда речь шла о появлении на Земле новых видов человекообразных, я говорил не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Перед нелюдью хозяевами поставлена конкретная задача – лишить человека восприятия гармонии золотого сечения во всём, где только возможно. Много ты сейчас найдёшь людей, которые чувствуют и понимают музыку великих композиторов? Таких, как Бах, Бетховен, Моцарт, Глинка, Чайковский, Римский-Корсаков и других. Таких людей единицы. Чтобы убедиться в этом, достаточно сходить несколько раз в филармонию. Там ты увидишь одни и те же лица. Одна и та же публика, в основном люди среднего и пожилого возраста. То же самое ты увидишь, посещая и картинные галереи классиков. А сколько наших русских людей перестало воспринимать народное творчество? Для них народные песни, мелодии и пляски – пустой набор звуков. Как для собак, лошадей или живущих в доме крыс.