Бхагаван Раджниш - Горчичное зерно. Комментарии к пятому Евангелию от св. Фомы

И никто никогда не будет тем человеком. Кто бы ни пришел, он будет не тем, потому что истинность или не-истинность этого человека не имеет значения, все дело в разуме, который живет в будущем и все вкладывает в будущее. А когда Иисус пришел, будущего нет — тогда все ваши мечты рассеиваются. Иисус становится разру-шителем ваших мечтаний, а вы так много вложили в ваши мечты, что это тяжело, очень тяжело.

Один врач говорил пьянице: «Вы должны остановиться, иначе вы потеряете слух, вы ничего не будете слы-шать».

Пьяница ответил: «Я не собираюсь бросать пить, потому что, то, что я слышу, хуже того, что я пью. Даже если я потеряю слух, я ничего не утрачу; то, что я слышу, не стоит этого».

Вы так много вложили в будущее, что то, о чем вы мечтаете, стало весьма ценным. Это дает вам равновесие относительно прошлого, это дает вам стимул двигаться и действовать, это помогает вам бежать. В действи¬тельности это помогает вам и вашему эго вообще существовать. Это трудно отбросить. Так что, когда Иисус при-дет, он скажет: «Я — здесь», а вы скажете: «Нет, это не тот человек!» Тот человек никогда не приходит, и не по-тому, что он никогда не приходит, а потому, что вы не можете позволить ему быть тем человеком. Если вы од-нажды позволите Иисусу быть Христом, тогда вы должны немедленно измениться. Вы не можете следовать ста-рым образцам, старый стиль жизни должен быть отброшен. Вы должны умереть и возродиться.

Он сказал им: «То, чего вы ожидали, уже пришло, но вы не познали его».

Его ученики сказали ему — снова та же одержимость, снова они говорят: «Двадцать четыре пророка говорили в Израиле, и все они сказали о тебе».

Это число, двадцать четыре, имеет большой смысл. Индуисты думают, что есть двадцать четыре аватары, джайны думают, что есть двадцать четыре тиртханкары, буддисты думают, что есть двадцать четыре будды, а иудеи думают, что есть двадцать четыре пророка.

Почему двадцать четыре? Почему не больше и не меньше? Почему все они согласны в этом? В этом мире все существует в определенном количестве, даже мудрость, которой тоже имеется определенное количество. И это количество таково, что когда один человек становится Просветленным, другим трудно тут же стать Просветлен-ными. Весь Свет поглощается таким человеком. Вы можете жить в его тени, он попытается и поможет вам лю-бым способом, но это становится трудным.

Отсюда и это явление: Будда умирает, и многие ученики становятся Просветленными; Махавира умирает, и многие ученики становятся Просветленными, после того, как его больше нет. Это похоже на то, как под большим деревом маленькие растения не могут выжить. Существует определенное количество, а подобные Христу погло-щают все это количество. Он настолько громаден, что отовсюду исчезают малые количества. Он становится всем Светом. Многие математики занимались этим, и все пришли к числу двадцать четыре. В одну махакальпу, от тво-рения до распада, есть двадцать четыре возможности, двадцать четыре человека могут достичь высочайшей вер-шины.

Его ученики сказали ему: «Двадцать четыре пророка говорили в Израиле, и все они сказали о тебе». И они все говорили: «Мы — только несущие новости. Истинный тот, грядет. Последний, Высший. Мы несем вам только весть». В этом различие между пророком и Христом. Христос — это кульминация всех ожиданий, всех чаяний, всех мечтаний, всего, что может быть придумано об ином мире; Христос — это кульминационная точка, он — вершина, Эверест. Пророк — показывает, он указывает вам путь, он несет, весть, что Тот — грядет; пророк — это посланник. Двадцать четыре пророка объявляли, что Христос грядет, последняя точка, омега, в которой все человечество и все сознание человечества, достигнет вершины.

Его ученики сказали ему: «Двадцать четыре пророка говорили в Израиле, и все они сказали о тебе». Он сказал им: «Вы отстранили от себя того, кто жив перед вами, и вы сказали о тех, кто мертвы».

Зачем вспоминать этих двадцати четырех пророков? Вы не смотрите на меня. Вы все еще говорите о двадцати четырех пророках, которые мертвы. Они говорили обо мне, вы говорите о них, а Я — здесь! Они утратили меня, потому что смотрели в будущее, вы утрачиваете меня, потому что смотрите в прошлое, а Я — здесь!»

Иисус сказал: «Я бросил огонь в мир, и вот я охраняю его, пока он не запылает».

Это должно быть понято очень глубоко, очень сознательно. Это очень легко — говорить о смерти, потому что вы — мертвы, в вас есть то же качество, в вас есть подобие смерти. Очень трудно смотреть на Иисуса, потому что тогда вы должны быть живыми. Только подобное может почув¬ствовать подобное, подобное нужно узнать. Как можете вы знать свет, если вы — тьма? Как можете вы знать любовь, как можете вы знать жизнь, если вы ими не являетесь? Вы упускаете Иисуса, потому что вы не жили. Вы живете тупой, мертвой жизнью. Ваша жизнь — на минимуме, а Иисус существует в ее максимуме. Вы существуете, как альфа, а он — как омега.

Вы — лишь «А», а он — «Я», он — конечная кульминация. Вы продолжаете говорить, даже перед ним вы про-должаете говорить чепуху. Бы¬ло бы лучше, если бы ученики молчали; было бы лучше, если бы они просто оста-вались с ним, но они задают дурацкие вопросы. На эти вопросы может ответить ученый, нет нужды идти к Иису-су. И ученых всегда много, они дешевы, в них нет недостатка. Иисус случается только иногда — кульминацион-ная точка роста человечества приходит тогда, когда круг подходит к своей вершине. Он — редкость, а вы задаете дурацкие вопросы, занимаетесь детскими забавами. «Двадцать четыре пророка говорили в Израиле, и все они ска-зали о тебе». Иисус просто отвергает все целиком. Он говорит: «Глупости! Не задавайте глупых вопросов. Вы отстранили от себя Живого — задавая вопрос, вы отстраняете от себя Живого».

Как можно задавать вопросы Иисусу? Можно смотреть, можно пить его, можно есть его, можно позволить ему войти в глубочайшую сердцевину, в сокровенную сущность вашего существа. Можно раствориться в нем, и по-зволить ему раствориться в вас.

А вы задаете вопросы! А вы спрашиваете о пророках! Они говорили, теперь вам нужно подтверждение от Ии-суса. Вам нужна справка от Иисуса, чтобы он тоже сказал: «Да, они говорили обо мне!» Вы не можете увидеть Иисуса непосредственно? Вам нужна справка? Если Иисус — не тот, что вам даст справка? Даже если Иисус го-ворит, а он говорит пос¬тоянно: «Я — тот, кого вы ждали», — вы продолжаете задавать дурацкие вопросы снова. Где-то в глубине есть сомнение, вопрос возникает из сомнения. Ученик, который спрашивает, должен смотреть на Иисуса, чтобы видеть, как он отвечает.

И это — трюк разума. Если Иисус говорит: «Да, я — тот, о ком провозглашали пророки», — тогда вы вспом-ните, что те же пророки говорили, что тот, кто является истинным Тем, не будет этого заявлять, он не скажет «Я — тот». А если Иисус скажет, «Нет, я — не Тот», — тогда вы уйдете и скажете: «Он сам говорит, что он — не Тот».

Присмотритесь к этому трюку, с помощью которого вы хотите бежать от Него. Люди спрашивают: «Вы реали-зованы?» Если вы говорите:

«Да», — они скажут: «В Упанишадах сказано, что если некто говорит „Я реализован“, — он не реализовался. Если вы говорите „Нет“, — они скажут: „Тогда все в порядке. Тогда нам нужно идти и искать того, кто реализо-вался. К чему тратить время с вами?“

Разум — в поисках того, как уклониться, а вопрос — дурацкий, вот почему Иисус на него не отвечает. И во-прос — это трюк. Очень тонким образом Иисус говорит кое-что еще, а ученики спрашивают о чем-то еще. Он не отвечает прямо, потому что если он ответит прямо, что бы он ни говорил, вы его оставите. Вы готовы оставить его в любой момент. Удивительно, что вы его не оставили, почему вы медлите. Может быть, это из-за неопреде-ленности его ответов, потому что он не говорит ни да, ни нет. Может быть, это пото¬му, что вы не понимаете его способа изложения, и не решили, что делать. Если он говорит: «Да, я — Тот», — вы начинаете сомневаться: «Как может реализовавшийся говорить: „Я — Тот?“

Иисус сказал им: «Вы отстранили от себя Живого». Я — здесь, а вы говорите о пророках, о мертвых.

«Вы отстранили Живого, который перед вами, и говорите о мертвых».

Это происходит постоянно. Если я говорю что-нибудь, и вы — индуист, и это написано в вашей Гите, вы ки-ваете головой: «Да, правильно». Вы не киваете мне, вы отстранили Живого, вы киваете вашему индуизму и ва-шей Гите. Если я говорю нечто против вашей Гиты, вы не кивнете, вы скажете: «Он, наверное, не прав, в Гите написано другое». Если вы смотрите на Живого, тогда если я говорю нечто против Гиты, ошибается Гита, а не я. Если я говорю то же, что и Гита, Гита права, потому что я это говорю.

Но дело не в этом. Если я говорю что-нибудь еврею, его еврейский ум становится встревоженным. Евреи были встревожены всеми этими беседами. Они присутствуют здесь, здесь их много. Они писали мне длинные письма — в тридцать страниц — что это не так. Вы не понимаете евреев. Если я говорю что-то против вашего еврейского ума, вы немедленно отвергаете меня, а не еврейский ум. Если я говорю нечто подходящее, вы меня при¬нимаете, но это — не приятие, вы просто обманываете себя. Если я под¬тверждаю ваши умозаключения, тогда вы прини-маете меня. Ваш ум оста¬ется центром.