Кэти Стаут - Привет, я люблю тебя

Ознакомительный фрагмент

– Готова, – объявляю я.

Софи зачесывает челку на лоб и закидывает на плечо ремешок неоновой сумочки.

– Тогда пошли.

Мы преодолеваем два лестничных пролета и выходим на улицу. Ранний вечер, и воздух стал немного прохладнее, но ужасная влажность не спадает, и у меня еще есть все шансы задохнуться в ней.

Софи ведет меня к стоянке, где ученики оставляют свои велосипеды и скутеры типа «Веспы». Она выуживает из кармана связку ключей, отстегивает небесноголубой мопед и достает шлем из-под сиденья. У меня учащается пульс, когда она выкатывает мопед со стоянки: под покрышками хрустит асфальтовая крошка.

– Гм… надеюсь, ты вытащила его, чтобы проверить, не спустились ли шины, а поедем мы на автобусе или на такси? – нервно, дрогнувшим голосом говорю я.

Она смеется и убирает подножку.

– К сожалению, нет. Мы сами быстрее доберемся. Мы прождем автобус минут десять, не меньше, а потом он будет останавливаться на каждом углу, пока не доберется до моста. А потом нам придется пересесть на поезд до Инчхона. Не знаю, как ты, а у меня нет желания ехать со всеми этими заморочками.

– Но у меня нет шлема.

– Не переживай. Никто ничего не скажет. А если и скажут, изображай из себя тупую иностранку. – Она подмигивает.

Я перевожу взгляд на металлическую раму и единственное сиденье.

– А куда же мне садиться?

Она хлопает ладошкой позади себя.

– Мне кажется, это не очень хорошая идея.

– Не беспокойся. Мы всегда так ездим. – Она садится на скутер и, оглядываясь, снова мне подмигивает. – Дай выход своей внутренней азиатке.

– Внутренней азиатке. Конечно.

Я перекидываю ногу через байк и сажусь на черное кожаное сиденье. Скутер качается, но Софи удерживает его в вертикальном положении.

– Ноги ставь вот на эти серебряные трубы. – Показывает она. – Только смотри, не прикасайся к ним кожей, они нагреваются.

Прикусив щеку изнутри, я выполняю все ее инструкции. Она заводит двигатель, и мы срываемся с места. Я инстинктивно прижимаюсь к Софи, как будто от этого зависит моя жизнь. Хотя, наверное, действительно зависит.

Эта убийственная штуковина вихляет, на короткое мгновение – в которое я успеваю ощутить дикий ужас – почти заваливается на бок, но Софи выравнивает ее и выезжает на улицу. Мы спускаемся по холму намного быстрее, чем того требует безопасность, и совсем скоро влетаем в городок. Мы проносимся мимо прохожих, которые не обращают на нас внимания, как будто они тысячи раз видели сумасшедшую американку, вручившую свою жизнь новообретенной соседке по комнате.

От бьющего в лицо ветра у меня слезятся глаза. Софи объезжает пешеходов, увертывается от проносящихся мимо машин, и все мое тело каждой мышцей откликается на движения скутера. Суп из кунжутной лапши просится наружу, и я закрываю глаза.

Я всегда думала, что моя первая поездка на мотоцикле будет несколько иной – за спиной у красивого парня, одетого, предпочтительно, в крутую кожу. Моя новая соседка далека от того, что являлось мне в мечтах.

Через целую, как мне показалось, вечность, мы оставляем позади леса и горы, проносимся вдоль пляжей, которые, наверное, в пик сезона забиты туристами, и въезжаем в крохотный прибрежный городок. Софи поднимается на мост, соединяющий остров с материком. Холодный ветер забирается под тонкую рубашку, и я ежусь. Наконец мы оказываемся на материке и движемся к Инчхону.

Всю дорогу сердце едва не выпрыгивает у меня из груди, я даже немею от страха. В центре города Софи резко сворачивает налево, в переулок, и мы тормозим перед вереницей магазинов и ресторанчиков. Она глушит двигатель и оглядывается на меня. Ее глаза смеются.

– Можешь слезать, – говорит она. – Мы целы и невредимы.

Онемевшие пальцы с трудом разжимаются и выпускают ткань ее кофты. Я привстаю на дрожащих ногах и ступаю на асфальт.

Софи паркует мопед рядом с другими мотоциклами, запирает замок и укладывает под сиденье шлем. Она берет меня под локоть и направляет в сторону выбеленного здания с афишами на фасаде. Мы входим в тускло освещенный коридор, спускаемся на два пролета и оказываемся в толпе, собравшейся перед дверью в какое-то помещение.

Протискиваясь сквозь кучу народа, Софи то и дело гневно бросает что-то по-корейски. Я стараюсь не отставать от нее. Перед дверью стоит складной стол, и мужчина за ним продает билеты. Он сразу узнает Софи и кивает ей, бросая на меня недоверчивый взгляд.

Софи кладет руку мне на плечо и что-то объясняет мужчине. Наверное, «она со мной». Я видела это миллионы раз, да и сама так делала, протаскивала своих друзей туда, куда меня пускали только благодаря семейным связям.

Внутри клуб выглядит совсем как дома: полумрак, толпы людей, от которых пахнет пивом. Хотя я ожидала, что народу будет побольше, если учесть, что «Эдем» считается модной группой.

За барной стойкой в углу бармен разливает напитки, как будто сегодня Жирный вторник[5]. Занавес на сцене опущен. Хорошо, что мы не опоздали из-за моей панической атаки при виде скутера.

Софи пробирается через толпу так ловко, будто всю жизнь только этим и занималась. Хотя наверняка так и есть. Мы останавливаемся у стены и караулим, чтобы успеть схватить стул, как только хоть один освободится.

Двое парней смотрят на нас, один разглядывает меня. Я одариваю его улыбкой в надежде, что он уступит мне место, но он снова отворачивается к сцене. Наверное, я совсем разучилась кокетничать – отвергнута уже вторым парнем за день.

Свет гаснет, музыка, лившаяся через динамики, стихает, зал аплодирует и кричит. Занавес открывается, и я вижу на сцене три фигуры. Вспыхивают софиты, шум перекрывает барабанная дробь. Затем дымный, влажный воздух взрывает шикарный гитарный рифф. Вперед выступает Джейсон, у него в руках «Фендер Стратокастер»[6]. Надо отдать должное этому парню – у него хотя бы хороший вкус. На «Страте» играл Джими Хендрикс[7], хотя я сама, должна признаться, всегда предпочитала «Гибсон»[8] – ведь не будешь же спорить с выбором Дуэйна Оллмэна[9] и Боба Дилана[10].

Рядом с Джейсоном парень с бас-гитарой, и на нем такие тесные штаны, что у него, наверное, нарушено кровообращение в нижних отделах позвоночника. Он скачет на цыпочках в такт музыке. Позади ударник выдает стандартный ритм, чистые и точные звуки, но вот своеобразия ему не хватает.

Джейсон подходит к микрофону, и над музыкой взлетает его чистый голос. Я не понимаю, что он говорит, но, судя по дружески-отеческим интонациям и до боли попсовой атмосфере самого концерта, песня, как я понимаю, будет о первой любви или о чем-то столь же тошнотворном.

Играют они хорошо, тут я ничего не могу сказать. Мелодия чистая и легко запоминающаяся, ударник – сам ангел. Но где эмоции? Где эта энергия, которая передается от исполнителя каждому зрителю, прогоняет прочь все мысли и заполняет сознание до такой степени, что ты непроизвольно начинаешь подпевать?

Я кошусь на Софи, она улыбается и хлопает невпопад. Ба, да у бедняжки совсем нет чувства ритма! На нее больно смотреть.

Не знаю, чего я ожидала – что они будут великолепны? Название жанра поп-музыки говорит само за себя: здесь главное ритм, о качестве музыки никто не заботится. Скорее всего, я рассчитывала, раз уж они такие знаменитые, то окажутся выше средней попсовой группы.

После десяти песен мой мозг готов взорваться. Я и в Америке-то не могу выдержать более двух «Топ 40» подряд, не говоря уже о том, чтобы слушать все это на чужом языке. Толпа кричит и пританцовывает, особенно девчонки. Некоторые держат яркие плакаты с кривобокими сердечками. Может, это игра света, но, похоже, одна девочка у сцены рыдает.

Я наклоняюсь к Софи и кричу:

– А почему группа выступает в такой дыре?

– Сейчас у них перерыв, – кричит она в ответ. – Но они собираются скоро вернуться в студию, и продюсер сказал, что надо попробовать несколько новых песен на аудитории поменьше.

Я сразу вспоминаю, как папа давал своим музыкантам точно такой же совет, но он обычно говорил это в тех случаях, когда у группы наступали тяжелые времена. Мои мысли возвращаются к тому, что накануне сказала Софи, о том, что Джейсон сбежал из Сеула. Я мысленно делаю себе пометку порасспрашивать ее об этом.

Группа продолжает играть, но я отключаюсь от их выступления. Иностранные слова вьются вокруг, как бессмысленный фоновый шум. Я никогда не любила слушать песни на чужих языках или смотреть фильмы с субтитрами. Зачем слушать то, чего не понимаешь?

Я вспоминаю о Джейн и о ее японском этапе. Ей бы понравился концерт. Она бы с радостью оказалась здесь, это уж точно. Как же так вышло, что из двух сестер в международной школе оказалась та, которая вообще равнодушна ко всему международному?

Песня заканчивается, и я медленно выдыхаю. От тишины у меня звенит в ушах, но это длится всего мгновение, прежде чем визги и вопли вспарывают воздух, когда группа уходит со сцены. Можно подумать, эти ребята – чертовы «Битлз» или типа того.