Тара Сивик - Шоколад с перцем, или От любви бывают дети

Ознакомительный фрагмент

– Лиз, вокруг нас бочки пива, а на входе нам дали по пластиковому стаканчику. Я лично уверена, что это и есть бесплатная выпивка, – ответила я и, чтоб напомнить, сунула ей чуть не под нос свою красную пластиковую тару.

– Да перестань! Не порть момент. Были б мы сейчас возле бара, они б все наперебой нам выпить покупали.

– Это если б мы им глазки начали строить.

– Это уже детали! – усмехнулась Лиз, взмахнув своей зловещей ручищей.

Она взбила волосы, потом оттянула перед блузы так низко, что заколыхавшегося в вырезе вполне хватило бы, чтоб ослепить любого мужчину.

– Лиз, если ты чихнешь, сосок выскочит. Спрячь-ка эти штуки, пока они у тебя совсем на белый свет не вылезли.

– Они идут сюда! – охнула Лиз, отбивая мои руки, которыми я пыталась вернуть вырез блузки обратно и прикрыть ее непоседливые шары.

– Господи, они у тебя что, как самонаводящийся сигнальный маяк? – бормотала я, качая головой от изумления перед силой, какой были наделены вторичные признаки моей подружки. – У тебя груди словно шоколадки. Тоже мне наружный сверхскоростной искатель, – продолжала я бормотать и наконец обернулась посмотреть, кто это к нам шел. Совершенно уверена, что со стороны я выглядела, как Элмер Фадд[7], когда тот увидел Багза Банни, одетого девчонкой, и у него глаза на лоб полезли, а сердце заколотилось так, что рубашка на груди заходила ходуном. Если б музыка не была такой громкой, можно было бы расслышать: «ПОПАААЛАСЬ!»

– Привет, дамы.

Лиз, не сказать, чтоб легонько, ткнула меня локтем, когда заговорил парень, похожий на костолома из футбольной команды. Я вздернула бровки домиком при виде надписи на его туго обтягивавшей грудные мышцы футболке: «Я не гинеколог, но готов глянуть». И тут же переключилась на молодого человека, стоявшего рядом и державшего руки в карманах. Тонкая толстовка с длинными рукавами, которые он подтянул до локтей, красиво облегала его тело, так что я видела легкие контуры мышц на груди и руках. Они не шли ни в какое сравнение с накачанной стероидами горой мускулов, стоявшей рядом, но мне казались классными. Хотелось, чтоб парень повернулся кругом и я могла полюбоваться на его шикарный зад, прикрытый весьма потрепанными джинсами. В отличие от множества университетских ребят, все еще не избавившихся от привычки носить на голове чудаковатые налаченные коки а-ля Джастин Бибер, светло-каштановые волосы этого парня были стрижены коротко. Впрочем, их длины хватало, чтобы они небрежно торчали в разные стороны прядками. Не высокий, не низкий – в самый раз. И такой… красивый. Мне хотелось самой себе дать пару пощечин за то, что первого встречного назвала красавцем, но то была чистая правда. Он был такой лапочка, что хотелось поместить его в рамку и поставить на тумбочку у моей кровати. И все! Ничего такого, чтобы мурашки по телу бежали, никакого «вожделения» или костюмов из человечьей кожи, как у Ганнибала Лектора. Вид у парня был скучающий, казалось, он с большей охотой оказался бы где угодно, только не на этой пирушке. Не успела я представиться и поведать, насколько он мне пришелся по душе, как кто-то сильно толкнул меня сзади. Я полетела вперед и со всего маху влепилась прямо ему в грудь, разлив пиво по всему полу у наших ног.

Боже, как же от него хорошо пахло! Легкий аромат чистого тела смешался с корицей, а еще – с едва уловимым запахом одеколона, так и захотелось по-кошачьи потереться носом о его футболку и вздохнуть поглубже. Ладно, так я до того дойду, что мурашки по всему телу побегут. Не хотела я, чтоб он начал звать меня снифф-снаффом. Такая кличка уж точно не отлипнет.

Его руки машинально вылетели из карманов и подхватили меня, помогая устоять на ногах. В это мгновение я изо всех старалась не пропахать носом всю его толстовку и, неловко покачиваясь, ретироваться с места моего унижения. Услышав гоготанье у себя за спиной, я резко обернулась взглянуть на девицу, которой была обязана тем, что столь «грациозно» ввалилась в жизнь этого парня. Тут же выяснилось, что вмазаться в кого-то – это забавно: две клонированные лохушки хихикали рядом и тыкали пальчиками в мою сторону.

Что тут такое происходит? Это вечеринка или дурная киношка для подростков из девяностых? Они что, ждали, что я зареву и с плачем побегу из комнаты под драматическую музыку, льющуюся мне вослед?

– Боже, почем твоя шуточка, Хезер? – раздраженно произнес густой мужской голос.

Девчонки сразу перестали ржать и потерянно смотрели куда-то за меня. Я отстранилась и благоговейно уставилась на парня, заметив наконец-то, что продолжаю упираться руками ему в грудь и чувствую сквозь тонкую ткань толстовки тепло его тела.

– Хезер? Ты тоже «Смертельное влечение» смотрел? – прошептала я. – Это мой самый-самый любимый фильм.

Парень опустил на меня взгляд и улыбнулся, его голубые глаза буравили меня насквозь.

– Вообще-то мне нравилась Вайнона Райдер[8] еще до всей истории с воровством, – сказал он, пожав плечами. Руки его по-прежнему обвивали мои плечи.

– Я вообще-то не специально. И меня зовут не Хезер, – возразил плаксивый голос у меня за спиной.

– Ага, Вайона Райдер, – ответила я и кивнула.

Господи, о любовных играх я тогда не имела никакого понятия. Но вот оказалась в тесной близости с горячим парнем – и все, совсем размякла. Мозги всмятку.

– Знаешь, а мне нравятся неловкие эрудированные брюнетки, – произнес он и улыбнулся.

– Вообще-то меня Ники зовут, – вновь донесся из-за спины голос.

«Вот же дура! Это я, я – неловкая, но весьма разумная брюнетка! Выбери меня, выбери меня!.. И что она все ноет и ноет? Ведь испортит же счастливейший момент в моей жизни!»

– Пррривееет, Ники! – Мужчина моих грез на секунду перевел взгляд куда-то мне за спину. – Прошу, замолчи! От твоего голоса у меня уши вянут.

Я слышала, как та зашипела, как паровоз, и умчалась на всех парах. По крайней мере, думаю, так она и сделала. А я все глаз не могла отвести от парня и гадала про себя, как быстро настанет удобный момент, чтоб потащить его в свободную спальню. Он снова скользнул по мне взглядом и убрал с моего плеча руку, чтобы пальцами отвести челку с моих глаз. Такой легкий и привычный жест, как будто он уже тысячу раз на меня смотрел и привык обо мне заботиться. Я с трудом поборола желание незаметно во весь рот ухмыльнуться Лиз и показать ей большой палец, но она, стоя в нескольких шагах, увлеченно беседовала с приятелем моего красавчика.

– Хочешь еще выпить? Может, в пиво-понг сыграем или еще во что-нибудь?

Мне хотелось одного: завернуть мою дурацкую девственность во что-нибудь красивое и с поклоном с ней распрощаться. А может, сунуть в подарочный пакет «От Скромняшки» и вручить ему в подарок, приложив какую-нибудь миленькую карточку с надписью: «Спасибо, что ты такой, какой есть! Прими эту безделушку-девственность в знак моей искренней признательности!»

– Конечно, – ответила я, пожав плечами как можно безразличнее. Наверное, все же лучше немного из себя недотрогу построить и поломаться. Нельзя казаться чересчур доступной.

– О боже, не замирай, – выдохнула я, когда он прокладывал поцелуями тропку на моей шее и неловко возился с пуговицей у меня на джинсах. После пяти партий в пиво-понг и нескольких часов смеха и разговоров, когда я была прижата к нему настолько, что скоро стало совсем невмоготу сдерживаться и не трогать, я забыла, что значит «недотрога». С бесшабашностью, обрести которую я смогла только после обильных возлияний спиртного, я, проиграв последнюю партию, обхватила его за шею, притянула к себе и поцеловала. На глазах у всего народа, еще остававшегося на пирушке. Схватив за руку, я потащила его по коридору и затолкала в первую же комнату, что нам попалась. Оставалось лишь надеяться, что Лиз окажется где-то поблизости и как-то подбодрит меня или подскажет в последний момент, что мне предстоит делать. Но моя подружка исчезла после того, как я во всеуслышание объявила, будто ближе к ночи она покажет мастер-класс своей испытанной в лесбийских ласках ручищей.

Едва мы оказались в темной комнате, как тут же накинулись друг на друга: смачные, пьяные засосы, руки, шарящие по всем местам, дурацкая мебель, к которой мы липли, со смехом пробираясь к кровати. Я наткнулась на нечто, лежавшее на полу (могло быть, а могло и не быть человеком), и упала навзничь (по счастью, на кровать), потащив за собою и парня. Он совершил жесткую посадку на меня: я чуть не лопнула.

– Ззвини. Ты в-пряде? – едва проворочал он языком и приподнялся на руках, избавив меня от части своего веса.

– Ага, в норме, – выдавила я из себя. – А теперь – раздевайся.

Я настолько опьянела, что глупо хихикала, когда он сполз с меня, а потом стащил с себя брюки и трусы-боксеры. В окно спальни лился лунный свет, вполне достаточный для того, чтоб мне было видно, что он делает. Хотя под воздействием гулявшего в моих жилах алкоголя парень виделся мне кем-то вроде кружащегося всадника с копьем наперевес. Стянув с себя все до самых лодыжек, не сгибая колен, он поднялся во весь рост и снова пошаркал к кровати. Хорошо еще, что микроскопическая часть моего мозга, не поддавшаяся пиву и текиле, напоминала: смех над мужчиной, который снял с себя штаны, до добра не доведет. Но ведь это было так забавно! Спасибо DVD, членов я и прежде навидалась – только не в натуральном цвете и не в двух футах[9] от собственного тела. А его стоял торчком и целил прямо в меня. Клянусь, в голове у меня было слышно, как он говорит, рыча: «Все наверх, дружочек! На абордаж! Вон она, замечательная и роскошная пипка, сама на нас идет…» Пенисы говорят, как пираты, когда я пьяная. Может, еще оттого, что Лиз называет их змиями одноглазыми. И пираты носят повязки на одном глазу, и у них только один глаз, и… о, помогите, капитан Пенискрюк подбирается ближе.