Харпер Ли - Пойди поставь сторожа

– А где те, с кем я училась? – спросила она.

– Да здесь где-то, надо думать, неподалеку.

Ну да. Неподалеку. В Старом Сарэме и еще глубже в лесах. Интересно, что с ними сталось.

– Ты что – утром ездила в гости? – осведомилась тетушка.

– Проведала Кэлпурнию.

Александра уронила нож на стол:

– Джин-Луиза!

– Ну что за черт? Что опять не так?! – Помоги мне, Господи, на этот раз, и я клянусь никогда больше не связываться с тетушкой. По ее мнению, я ни разу в жизни не поступила правильно.

– Успокойтесь, мисс, – холодно проговорила Александра. – В Мейкомбе, Джин-Луиза, навещать негров больше не принято, потому что они ведут себя безобразно. Они всегда были ленивы, а в последнее время усвоили манеру взирать на тебя с откровенным презрением, и полагаться на них теперь – ну, с этим покончено… И спасибо за это надо сказать пресловутой Ассоциации – явились сюда, накачивают их лживыми идеями так, что отрава уже из ушей у них льется. И только благодаря тому, что у нас тут в округе крепкий шериф, не стряслось серьезной беды. А ты не понимаешь, что происходит на самом деле. Мы были добры к этим людям, мы спокон века вытаскивали их из тюрьмы и из долгов, мы давали им работу, когда работы не было, мы побуждали их становиться лучше и чище – и они малость цивилизовались, но, дорогая моя, налет этот так тонок, что возомнившие о себе чернокожие янки способны за пять лет пустить под откос вековой прогресс… Нет и нет, после того как они нас так славно отблагодарили за все, что мы для них делали, никто в Мейкомбе не собирается больше им помогать. Ибо они тем лишь занимались, что кусали руку, кормившую их. Нет и нет, хватит с нас! Пусть теперь сами справляются и сами выпутываются.

Джин-Луиза спала двенадцать часов, и плечи у нее ломило от усталости.

– Сара, кухарка Мэри Уэбстер, давно уже член этой Ассоциации, как и все кухарки в городе. И когда Кэлпурния ушла от нас, я решила обойтись вообще без прислуги – мы ведь с Аттикусом вдвоем. В наши дни угодить черномазому не проще, чем устроить пир для короля…

Моя праведная тетушка разглагольствует наподобие мистера Грейди О’Хэнлона, который бросил работу, чтобы все свое время посвятить сохранению сегрегации.

– …и приходится так перед ними выплясывать, что порой и не знаешь, кто же у кого в услужении… Так что овчинка выделки не… Ты куда?

– Прибраться в гостиной.

Она уселась в глубокое кресло и задумалась о том, как весь мир против нее сговорился. Моя тетка – человек, мне посторонний и, более того, враждебный, моя Кэлпурния знать меня не желает, Хэнк спятил, а Аттикус… может, дело во мне, может, это со мной неладно? Не могут же все вокруг разом преобразиться?

Да как же их самих не передергивает? Как могут они свято веровать в то, что говорят им в церкви, а потом произносить то, что произносят, и слышать то, что слышат, – и при этом их не выворачивает наизнанку? Я думала, я христианка, а оказывается – нет. Я – что-то другое, а что именно – не знаю. Все мои представления о добре и зле получены мною от этих людей – вот от этих самых людей. Значит, дело во мне, а не в них. Что-то произошло со мной.

И все они наперебой, ненормальным эхом твердят, что во всем виноваты негры… с тем же успехом сказали бы, что я умею летать. Видит Бог, умела бы – вылетела бы в окно сию же минуту.

– Я ведь просила, кажется, навести порядок. – Перед ней стояла тетушка.

Джин-Луиза встала и принялась наводить в гостиной порядок.

Мейкомбские сороки прибыли точно к сроку, в 10.30. Джин-Луиза встречала их на крыльце и чинно приветствовала каждую. Все в шляпках и в перчатках; волна духов, туалетной воды, цветочных эфирных масел и талька поднималась до поднебесья. Замысловатость их макияжа дала бы сто очков вперед даже древнеегипетским маскам, а наряды и в особенности туфли определенно были приобретены в Монтгомери или в Мобиле, и на Джин-Луизу изо всех углов гостиной смотрели товары из «А. Нахман», «Гейферз», «Левиз», «Хэммелз».

А о чем нынче говорят? Некогда от этих разговоров у Джин-Луизы уши вяли, а теперь приходилось держать их на макушке. Новобрачные самодовольно ворковали о своих Бобах и Майклах, о том, как четыре месяца назад вышли за своих Бобов и Майклов, а Бобы и Майклы уже прибавили по двадцать фунтов каждый. Джин-Луиза поборола искушение растолковать юным гостьям, по каким клиническим причинам, скорее всего, произошел столь быстрый привес, и обратила внимание туда, где толковали о плодах супружеской жизни, но толки эти вогнали ее в еще большую тоску.

Когда Джерри было два месяца, он посмотрел на меня и сказал… приучать к горшку следует уже… на крестинах он схватил мистера Скотта за волосы, и мистер Скотт… мочится в постель. Я ее отучила тогда же, когда и от привычки сосать палец… очарова-а-тельный, совершенно очаровательный свитерочек: там вышит красный слоненок, а на груди – «Кримсон Тайд»… и удалить зубик нам обошлось в пять долларов.

Бригада легкой кавалерии разместилась слева – дамы немного и сильно за тридцать, посвящавшие почти весь свой досуг дамскому клубуффффффф, бриджу и стремлению обставить соперниц по части бытовой техники.

Джон сказал, что… Кэлвин сказал, что… почки, но Аллен практически отучил меня от жареного… после того, как у меня заела «молния», я зареклась… и я решительно не понимаю, с какой стати она подумала, что ей это сойдет с рук… бедняжка, на ее месте я бы… шоковая терапия, вот что ей прописали. Говорят, она… по субботам Лоренс Уэлк[44] по телевизору – и он пляшет… я так смеялась, что, думала, умру! Он весь из себя в… ну да, мое подвенечное платье, и, представляешь, оно мне до сих пор как раз.

Справа от Джин-Луизы сидели три Присноуповающие. Эти мейкомбские барышни обладали безупречной репутацией и неизменно пребывали в стадии «на выданье», причем никак не могли сделать следующий шаг. Их замужние сверстницы покровительствовали им, слегка сочувствовали и побуждали к охоте на каждое неприкаянное, неокольцованное лицо мужского пола, приезжавшее в гости к общим знакомым. На одну из них Джин-Луиза посматривала с едким злорадством – лет в десять, предприняв единственную в жизни попытку прибиться к стае, она спросила у Сары Финли: «Можно мне зайти к тебе сегодня после обеда?» – и услышала: «Нет, лучше не надо. Мама говорит, ты слишком грубая».

Сейчас обе одиноки и, хоть и по совершенно разным причинам, как бы сравнялись, так?

Присноуповающие вполголоса щебетали между собой:

– …какой-то был просто нескончаемый день… на задах банка… да, новый дом, у дороги… пятое и десятое, вот и получается, что в церкви будешь сидеть каждое воскресенье по четыре часа… сколько раз я говорила мистеру Фреду, что это не те помидоры… заживо сваришься… так и сказала: не поставите кондиционер… и вот так прямо сдаться. Это что еще за фокусы?

Джин-Луиза, улучив момент, вклинилась в разговор:

– Все еще работаешь в банке, Сара?

– Ну еще бы. До самой смерти там и останусь.

Гм.

– А как поживает Джейн… не помню фамилию? Вы с ней были не разлей вода. – Сара и Джейн Не-помню-фамилию в старших классах были закадычными подружками.

– A-а, Джейн. Она еще во время войны выскочила за такого довольно странного молодого человека и теперь ты бы ее не узнала.

– Да ну? Где она сейчас?

– В Мобиле. Во время войны съездила в Вашингтон и научилась там говорить на их гадкий манер. Получается у нее неважно, но никто не решается ей сказать, так что она все выпендривается. Помнишь, она ходила, закинув голову? Вот она и сейчас так ходит.

– Неужели?

– Ей-богу.

От тетушки, черт бы ее побрал, порой все же бывает польза, подумала Джин-Луиза, когда та подала ей знак. Джин-Луиза пошла на кухню и вернулась с подносом коктейльных салфеток. Пустила их по кругу – словно принялась нажимать клавиши огромного клавесина:

– …я никогда в жизни… такая чудесная картина… со старым мистером Хили… а они лежали на каминной доске прямо у меня под носом… да? часов одиннадцать, кажется… дело кончится разводом. В конце концов, он так себя с ней… все девять месяцев каждый час растирал мне спину… ты бы его видела… не поверишь – каждые пять минут писался в постель. Я это прекратила… всем в нашем классе, кроме той мерзкой девчонки из Старого Сарэма. Она-то не разбирается… все между строк, но ты точно знаешь, что он имел в виду.

Так. Теперь сэндвичи – и клавиши нажимаются в обратном порядке:

…Мистер Талберт взглянул на меня и сказал… ну никак не могла приучить его проситься на горшок……бобов по четвергам вечером. Вот этому он научился у янки… Алой и Белой розы? Нет, дорогая, я говорю: мало ли, будут грозы… мусорщику. Я только это и смогла, когда она… по ржи. Ничего не могла с собой поделать, будто впала в… Аминь! Когда все будет позади, с ума сойду от счастья… разве можно с ней так обращаться?., горы, горы пеленок, а он еще спрашивает, с чего бы это мне так уставать? Он-то все-таки… в папка, с самого начала, вот она где была.