Лемурия - Карл Ганс Штробль

Смеркалось. Нас переполняло желание отомстить, и мы не думали ни о холоде, ни о том, что уже поздно, – только и хотелось, что выследить чудовище. Вдруг невдалеке завыл волк. Ночь уверенно вступала в свои права, тьма стала гуще. Мы шли по следу какое-то время, но потом мрак утаил его от нас; крались по краю поляны, напряженно озираясь по сторонам, – и вдруг услышали тихие шаги позади. Остановившись, мы напрягли слух. Вот вроде бы только мертвая тишина кругом… Кажется, месть придется отложить до утра.

– Повременим до рассвета, – бросил Люфтшютц.

– До рассвета, – эхом откликнулся я.

Затем в мгновение ока произошла атака.

Промелькнувший перед глазами косматый силуэт, вспыхнувший ярче снега оскал – чудовищная фигура вырвалась из тени, и когти, похожие на зазубренные осколки лунного света, метнулись к нему, вырывая моего товарища из этого мира.

– Люфтшютц! – крикнул я и бросился вперед, но соперник оказался слишком быстр и резв – он сбил Люфтшютца с ног и поволок за собой, в глубину чащи, где, подобно дыму, клубились тени.

Мир замер на мгновение, и единственным звуком был шорох снежинок, падающих с дрожащих ветвей. Испуганные крики моего товарища эхом разнеслись в холодном воздухе, разбились вдребезги, как стекло, и затем были поглощены деревьями.

– Дьявол! Дьявол! – шептал я, слыша, как пульс отбивает в ушах похоронный марш. Земля норовила уйти из-под ног – твердая земля, где всего несколько мгновений назад стоял мой товарищ и где ныне образовалась темная пустота! Сгущающиеся тени, высмеивающие мою беспомощность, расползались, будто в ночном кошмаре. Лес снова погрузился в свою неестественную тишину, словно ничего не произошло. Тяжесть звериной ауры – а охотник все еще рыскал где-то неподалеку, за снежной завесой, – ложилась на мою душу тяжким весом, тем только подталкивая к отчаянному решению. Когда волк показался снова, я выхватил из кобуры «маузер» и выбирал подходящий, как мне показалось, момент для выстрела. Два зеленых глаза вспыхнули прямо передо мной с холодной ненавистью. Я прицелился в правый – и нажал на спуск. Выстрел прокатился по лесу непотребным грохотом. Волк завыл, клацнул зубами и исчез в темноте.

Какое-то время я постоял в снежной круговерти с напряженной отставленной рукой, сжимающей оружие; громко позвал несколько раз Люфтшютца – и мне никто не ответил. Тогда, стуча зубами, я побрел назад к избе. Порог оказался забрызган кровью; алый след тянулся из сеней вглубь жилища, в другие комнаты. Мертвый Саммт лежал там же, где мы его недавно оставили. За стеной слышался шелест соломы и стоны. Взяв огарок со стола и держа «маузер» в другой руке, я отправился туда.

В углу, сжавшись, лежал давешний хозяйкин кретин. Он вцепился в пук соломы, как спящий ребенок – в подушку. Стоило судороге пройти по его телу, как он взмахнул руками и разбросал жесткие стебли вокруг себя. Женщина присела на корточки рядом с ним; лицо ее скрывали свисающие пряди волос.

Я подошел к кретину. Солома вся пропиталась кровью. На его лицо упал свет; мужик поднял голову, оскалил на меня зубы и зарычал. Его левый глаз полыхнул зеленым огнем от животной ненависти. От правого ничего не осталось – в дыре скопились кровь и слизь, и по скуле тек кровавый ручеек, теряясь в космах бороды.

Хозяйка поднялась и прислонилась к стене, недобро уставившись на меня исподлобья. Огарок дрожал в моей выставленной перед собой руке. Внезапно она оттолкнулась от стены и бросилась на меня, молча – и с огромной силой. Свеча погасла, упав в ворох соломы, и сушняк тут же вспыхнул. Сражаясь с женщиной, мне, не скрою, пришлось отбиваться от силы, превосходящей мою стократ! Она кусала меня за шею, за руки, яростно царапала кожу острыми ногтями. В дыму горящей соломы мы боролись, катаясь по полу. Уж не знаю, что за силы подсобили мне в ту пору, но в какой-то момент я, почти задушенный, усмирил и связал эту безумную женщину. Огонь выдохся, пожара не случилось; солома тлела и чадила, но больше не горела и не давала жара. Я подошел к раненому мужику. Он умер во время нашей борьбы. Губы его приоткрылись, обнажив зубы – крепкие и сияющие в полумраке. Его крупные косматые руки, погруженные в солому, не успели до конца обратиться в человеческие и все еще походили немного на волчьи лапы.

Триумф механики

За последние годы производство игрушек в городе значительно выросло.

Все цивилизованные государства возжелали заиметь эти потрясающие механические штуки – пестрые и на диво правдоподобные: бьющие в барабан скоморохи, неутомимые заводные солдатики, сверхскоростные автомобили и величавые военные суда, управляемые настоящими миниатюрными паровыми двигателями. И даже в нецивилизованные страны, с более скромными потребностями, игрушки доставлялись с необычайной скоростью. Даже в непроходимых лесах или пустынях Африки можно было встретить детей, играющих с обломками этих чудо-машин.

Один известный ученый утверждал, что был введен в заблуждение в лесах Малагарасси, когда увидел необычную обезьяну, сидящую в ветвях пальмы. Он уже решил, что открыл какой-то новый вид, но все его надежды разрушились, когда он заметил патентное клеймо – D.R.P.Nr. 105 307. Но независимая пресса, очень скоро пристроившая эту историю в свою рубрику об исследователях Африки, приравняла ее к дезинформации, каковая представлялась очередным ухищрением презренной колониальной политики.

Самыми востребованными игрушками оказались заводные кролики, производимые компанией «Штрикель и Фордертайль». Эти механические зверьки ничем не уступали своим теплокровным прототипам. Они бегали и прыгали как живые. И если пружина была достаточно натянута, могли кувыркнуться пять, а то и шесть раз подряд. Настоящий гений инженерии, конечно же, американец, чьи изобретения казались просто небесными дарами, разработал этих маленьких безжизненных существ специально для компании. Но именно в тот момент, когда они, казалось, были на пике славы, наступил крах.

Возомнив себя незаменимым, мистер Хопкинс однажды с невероятной наглостью потребовал удвоить его «мизерное» жалованье, сократить рабочий день, устроить место для его собственных инженерных проектов и возвести ему виллу для летнего отдыха. Герр Штрикер уже был готов уступить этим требованиям. Однако герр Фордертайль парировал довольно резко: «Мы не должны этого делать из принципа. Иначе мистер Хопкинс уже через полгода заявится с новой прихотью». Герр Штрикер согласился с этим.

С усмешкой выслушав ответ своего нанимателя, американец заявил о расторжении контракта. Однако легкое замешательство и досада последнего быстро улетучились, как только стало понятно, что все секреты изготовления сохранены и производству ничто не угрожает.

– Что, если… – робко начал герр Штрикер, – если Хопкинс создаст конкурирующее производство?

– Об этом можете