Воспоминания о будущем - Элена Гарро

неподвижном месте, где земля и небо были из камня. С грохотом открылась дверь.

– Пойдем спасать твоего брата! – скомандовала Рафаэла.

Остальные девушки смотрели на Изабель твердым взглядом. Она вспомнила танцы на площади и этих ярких девушек, проносящихся мимо нее под музыку, точно кометы. Изабель не входила в их круг, звон золотых бокалов и золотых украшений был ей чужд. И сейчас она ничего им не ответила.

Рафаэла подошла к Изабель, застегнула платье и стала искать туфли на полу, в куче брошенной одежды.

– Роза, приведи Грегорию.

Роза ушла искать старуху. Глаза остальных девушек оставались таким же твердыми и неподвижными, будто застыли вне времени, как стрелки часов, остановленные рукой Феликса.

– Отведи Изабель на кладбище, – сказала Рафаэла Грегории, когда старуха появилась в комнате.

– Он обещал мне спасти Нико, – вспомнила Изабель.

– Он тебя обманул!

Ее схватили за руку и потащили вниз, к выходу из отеля. Там, ругаясь с доном Пепе, девушки сняли засов и вытолкнули Изабель на улицу. Она оказалась на площади, окруженная темной толпой, движущейся куда-то, как гигантское бесформенное животное. Грегория схватила ее за руку. «Твоего брата уже увезли на кладбище, – говорили ей рты, брызгая ей в лицо слюной. – Неблагодарная! Довела родителей до беды!» – сверкали черные глаза рядом с ее глазами, освещенные призрачным светом. Изабель не могла двинуться, она беспомощно крутилась на месте, как в ту ночь, когда искала Франсиско Росаса и отдалялась от своих.

– Пропустите… – Под давлением ненависти Изабель потерялась, а минуты растворялись в звуках шагов и голосов. – Пропустите… – умоляла Грегория.

Когда они достигли улицы Дель Коррео, косы старой служанки распустились, а по щекам Изабель текли слезы.

– Хоть бы успели, девочка!

Улица перед ними быстро спускалась к окраине города. В утреннем свете она была похожа на острие ножа. Старая и молодая женщины побежали, и стук шагов отдавался эхом по камням, будто их преследовали тысячи ног. Люди в окнах усмехались, прячась за шторами. «Бедняжка Изабель», – вздохнул Кастуло, который видел ее с крыши дома доньи Матильды. Лишь он один желал, чтобы Изабель спасла брата. Весь Икстепек хотел, чтобы она искупила свои грехи.

Изабель и Грегория добрались до реки. В октябре вода стояла низко, и девушка переправилась через нее вброд, выйдя на другой берег в своем неизменном красном платье с промокшим подолом. Грегория, мокрая насквозь, потеряла свою накидку.

– Не плачь, девочка, с Божьей помощью успеем.

На кладбище начали расстреливать. Генерал Росас, стоя у свежевырытых ям, наблюдал за казнями.

Подошел капитан Флорес и выстрелил в отца Бельтрана. Кровь потекла по жесткому воротнику рубашки, принадлежавшей Хуану Кариньо. Первые утренние лучи осветили лицо священника, которое было на удивление неподвижным. «Юные ошибаются и поэтому совершают преступления» – слова сеньора президента, вышитые на запятнанном кровью фраке, смотрелись живыми на мертвом теле падре. Флорес старался не глядеть на них. Как нелепо! Почему этот человек умирает со словами своего друга и в его одежде?

Дон Хоакин, опустив взгляд, смотрел на собственные ботинки, медленно утопающие в мягкой земле, которая скоро упадет на его тело. «Как странно быть там, внизу, когда я всегда ходил по поверхности». Почему его хотят упрятать туда в ненадлежащее время, да еще в ботинках? Солнце взошло как обычно, а дон Хоакин, вместо того чтобы любоваться его лучами на стенах своей комнаты, стоит здесь, одетый в черные праздничные ботинки. «Я все еще не переоделся», – удивленно сказал он сам себе. Какое-то несовпадение между временем и событиями случилось сегодня. «Это письмо моей жене», – произнес рядом знакомый голос. Слова продолжали отскакивать от могилы к могиле, заполняя утро голосом Аристидеса Арриеты, и затихли с очередным выстрелом, который прозвучал громче предыдущего. Дон Хоакин увидел, как его ботинки погружаются еще глубже в землю и как лучи медленно движутся, чтобы осветить финал самой яркой вечеринки Икстепека.

– Генерал, меня не должны казнить! Я только крал скот!

Порядок вечеринки у доньи Кармен нарушил крик незнакомца, который стоял у вырытой для Николаса Монкада ямы. Один выстрел, второй – в упор, и протесты прекратились. Как только порядок восстановили, дон Хоакин понял: пришла его очередь. «Вот бы на небеса принимали животных! – вспомнил он печальную судьбу уличных собак Икстепека. – Кто теперь их подберет?» И старик с усилием попытался представить рай и лица ангелов, которых он увидит через несколько секунд. Лежа на залитой кровью земле, он искал глазами ангелов – защитников собак, когда Парденьяс подошел, чтобы дать контрольный выстрел.

Затем наступила поразительная тишина. Кладбище пахло порохом, военные молчали, глядя на убитых, которые истекали кровью и разрушали гармонию голубых крестов и белых плит. Окровавленные головы и тела жили какой-то своей хаотичной жизнью, а бело-голубое кладбище, казалось, упрекало их за беспорядок. Военным было не по себе. Зачем они убили этих людей? Какой глупый поступок. Франсиско Росас закусил губу.

– Никого не осталось, верно? – сказал он, чтобы набраться мужества перед тем, как отдать приказ похоронить жертв.

– Я остался! – послышался громкий крик.

Франсиско Росас с раздражением обернулся: он узнал голос. Николас Монкада с бледным лицом шел прямо на него. Встревоженный появлением юноши, генерал стал озираться в поисках адъютантов. «Он не принял мою помощь», – подумал Росас, побледнев.

– В рапорте капитана Парденьяса сказано, что ты сбежал… – проговорил он через несколько секунд, беспомощно хлопая ладонями по бедрам.

Николас молчал. Росас сделал неопределенный жест, и к юноше подошел Парденьяс. Генерал услышал за спиной выстрел.

Офицеры завороженно смотрели на белую рубаху Николаса, ткань которой стремительно пропитывалась кровью. Послышались быстрые шаги, и за-за крестов появился помощник подполковника Круса. Обливаясь потом и задыхаясь, он проговорил:

– Он не дал себя увести, генерал… Он сбежал и вернулся сюда.

Франсиско Росас прикусил губу и, не сказав ни слова, с размаху ударил один из каменных крестов.

– Я думаю, он не хотел жить, – добавил помощник Круса, напуганный гневом генерала.

– Это ты, сукин сын, жить не хочешь! – в ярости закричал на него Крус.

Росас посмотрел на свою руку, удивленный болью от удара. Он почувствовал, что вот-вот заплачет, и еще сильней ударил по кресту. Военные забыли о мертвых и с гневом смотрели на солдата, который упустил Николаса. Росас взглянул на юношу, лежащего у его ног, и отвернулся. Почему всегда приходится убивать тех, кого любишь? Его жизнь была вечным обманом. Он обречен вечно блуждать в одиночестве, брошенный на произвол судьбы. Росас чувствовал себя несчастным, глядя на Николаса, который мертвыми глазами смотрел на его поражение. Монкада пригласили его на праздник, показали ему мир дружбы и товарищества, и, когда он