Ларк-Райз - Флора Джейн Томпсон

либо задерживаться, ныряя под кусты и прячась за изгородями, пока не пройдет основная масса.

Когда Эдмунду пришла пора поступать в школу, Лора опасалась за него. Это был тихий, кроткий маленький мальчик, который любил сидеть, уставившись в пространство и погрузившись в свои мысли и грезы. Каково ему будет в грубой, шумной толпе? В воображении девочка уже видела, как брат, барахтаясь в пыли, борется с драчунами, навалившимися на его маленькую, субтильную фигурку, а она стоит рядом, не в силах ему помочь.

Сначала Лора водила Эдмунда в школу по полю, кружным путем, делая лишнюю милю; но непогода и растущая пшеница вскоре положили этому конец, и настал день, когда им пришлось идти вместе с другими детьми. Но старшие мальчики не обратили на Эдмунда никакого внимания, лишь на ходу сорвали с него кепку и зашвырнули ее в живую изгородь, тогда как младшие ребята проявили явное дружелюбие, особенно когда он предложил им подуть в свисток, висевший у него на шее на белом шнурке. Они, в общем, приняли мальчугана как своего, позволяя ему участвовать в их играх и приветствуя его ворчливым «привет, Тед», когда проходили мимо.

Когда в конце концов случилась перепалка и возникла ссора, то Лора, оглянувшись, увидела Эдмунда в гуще драки и услышала его голос, громкий и грубый, а отнюдь не кроткий.

– Нет! Ни за что! Прекрати, тебе говорят!

Она бросилась назад, чтобы если не спасти, то поддержать брата своим присутствием, и обнаружила, что Эдмунд, ее милый маленький Эдмунд, с красным, как у индюка, лицом, молотит стиснутыми кулаками с такой скоростью, что некоторые из старших мальчиков, стоявшие рядом, начали аплодировать.

Значит, Эдмунд вовсе не был трусом, как она! Эдмунд умел драться! Хотя где и как он этому научился, оставалось загадкой. Возможно, мальчикам это дается от природы. Во всяком случае, Эдмунд дрался так часто и умело, что вскоре никто из сверстников уже не рисковал его обижать. Старшие время от времени награждали его тумаком, просто чтобы знал свое место, но разрешали ему участвовать в потасовках с чужими, возможно понимая, что он, скорее всего, выйдет победителем. Так что у Эдмунда все было в порядке. Его приняли в компанию, и единственной проблемой, с точки зрения Лоры, оставалось то, что ее по-прежнему не принимали.

Несмотря на то что в школу выходили спозаранок, дорога занимала у деревенских детей так много времени, что последние четверть мили они мчались на всех парах. Когда, запыхавшиеся и взъерошенные, они влетали в школу, оказывалось, что звонок уже прозвенел, и другие дети, чистенькие и опрятные, только что из дому, сердито смотрели на них и шептали:

– А вот и цыганская шайка из Ларк-Райза!

Небольшое серое одноэтажное здание государственной школы Фордлоу стояло на перекрестке при въезде в село. В нем имелся один большой класс для всех нужд, хорошо освещенный несколькими окнами, в том числе большим, расположенным в торце здания и выходившим на дорогу. К школе примыкал крошечный двухкомнатный коттедж учительницы, за ним располагалась площадка для игр с березами и дерновым покрытием, местами полысевшим; вся территория была обнесена выкрашенным в белый цвет частоколом.

Кроме школы единственными строениями в поле зрения были расположенные в ряд однотипные коттеджи, в которых обитали пастух, кузнец и другие высококвалифицированные фермерские работники. Школа, вероятно, была построена землевладельцем в то же время и по тому же образцу, что и коттеджи; ибо, хотя в сравнении с нынешней муниципальной школой она показалась бы лачугой, в ту пору это, по-видимому, было довольно современное здание. В нем имелся вестибюль с вешалками для одежды, дворовые туалеты для мальчиков и девочек и задний двор с укрепленными на стене умывальниками, хотя водопровода не было. Воду держали в маленьком ведре, которое каждое утро приносила старуха, убиравшая класс, и каждое утро она ворчала, сетуя на «расточительность» детей, из-за которых ей снова пришлось идти по воду.

Средняя посещаемость составляла около сорока пяти человек. Десять – двенадцать детей жили рядом со школой, еще несколько приходили из одиночных коттеджей в полях, а остальные – из Ларк-Райза. Даже тогда постороннему эта компания показалась бы эксцентричной и старомодной: девочки носили платья до щиколоток, длинные прямые передники и гладко зачесанные назад волосы, перетянутые на макушке лентой, черной бечевкой или шнурком; старшие мальчики ходили в вельветовых штанах и подбитых гвоздями сапогах, а младшие – в самодельных матросских костюмах или, если им еще не исполнилось шести-семи лет, в детских платьицах.

При крещении детям давали те имена, которые носили их родители, бабушки и дедушки. Мода на имена менялась; младенцев тогда называли Мейбл, Глэдис, Дорин, Перси и Стэнли; но это были слишком недавние веяния, еще не успевшие повлиять на имена старших детей. Любимыми именами для девочек были Мэри-Энн, Сара-Энн, Элиза, Марта, Энни, Джейн, Эми и Роза. Мэри-Энн была почти в каждой семье, имя «Элиза» пользовалось почти такой же популярностью. Но ни одну из девочек не называли полным именем. Мэри-Энн и Сару-Энн сокращали до Мэрэнн и Сарэнн. Просто «Мэри», без «Энн», постепенно заменяли сначала на Молли и Полли, а потом на Полл[19]. Элиза становилась Лизой, затем Тизой и, наконец, Тиз; Марта – Мэт или Пэт; Джейн превращалась в Джин; а у каждой Эми была по крайней мере одна «цель» в жизни, о которой ей постоянно напоминали[20]. Более необычные имена точно так же искажались. Две сестры, окрещенные в купели Беатрис и Эгнес, всю жизнь именовались Беат и Эгг, Лора – Лор или Ло, а Эдмунд – Недом или Тедом.

Лориной матери такое обесценивание имен было не по вкусу, и третьего своего ребенка она назвала Мэй, решив, что уменьшительного имени из него не выкроишь. Однако еще в колыбели соседки стали называть девочку Мэйе.

В школе никогда не училась девочка по имени Виктория, и ни в одном из фермерских домов, домов священников и поместий в округе не было ни мисс Виктории, ни леди Виктории. Виктория ни разу не встретилась Лоре и в дальнейшей жизни. Это звучное имя было зарезервировано за королевой и не копировалось ее подданными в тех масштабах, какие изображают нынешние романисты, пишущие о той эпохе.

Учительница, руководившая школой Фордлоу в начале восьмидесятых годов, занимала эту должность пятнадцать лет и казалась своим ученикам такой же непреложностью, как школьное здание; но большую часть этого времени она была помолвлена с главным садовником сквайра, и ее долгое царствование приближалось к концу.

В ту пору ей было около сорока лет, у