Рабыня Изаура - Бернарду Жуакин да Силва Гимарайнш

– Только бесчестный Мартиньо с его сатанинской алчностью мог заподозрить рабыню в этом ангеле! Какое бесстыдство! Я бы его задушил, попадись он мне здесь сейчас!

А тем временем Мартиньо, который заранее запасся ордером на задержание рабыни и пришел в сопровождении судебного исполнителя, категорически требовал выдачи Изауры. Однако Алваро, употребив свое влияние и авторитет, решительно воспротивился этому и, взяв в свидетели присутствующих, объявил себя поручителем рабыни, обязавшись передать ее владельцу или тому, кто востребует ее по указанию. Напрасно Мартиньо пытался настаивать, свидетели этой сцены, осмеивавшие и поносившие его, вынудили наглеца замолчать и отказаться от этого намерения.

– Проклятие! Хотите меня обокрасть! – воскликнул Мартиньо, как одержимый. – Мои пять тысяч рейсов! Ах! Мои пять тысяч! Пропали! Пропали!

Причитая так, он направился к выходу и, прыгая через ступеньки, рыча от ярости, выскочил на улицу.

Глава 15

Уже прошло около месяца после событий, о которых мы только что рассказывали. Изаура и Мигел благодаря законному вмешательству Алваро продолжали жить в том же маленьком домике в предместье Санто-Антонио. Не имея больше возможности даже мечтать о побеге и свободе, они остались в Ресифи по совету своего покровителя в ожидании результатов его усилий, предпринимаемых в их интересах, и находясь при этом в самой томительной тревоге, как Дамокл с подвешенным над его головой на тонкой нитке острым мечом.

Алваро почти каждый день бывал в доме беглецов и проводил долгие часы в разговорах о возможности добиться свободы для своей протеже, пытаясь ободрить их надеждой на счастливый исход его усилий.

Чтобы лучше понять то, что произошло со времени рокового бала, послушаем беседу Алваро и Жералдо, происходившую в доме Изауры.

Жералдо на следующее утро после бала оставил Ресифи и уехал в отдаленный поселок, куда его пригласили вести важное дело.

Вернувшись в столицу штата через месяц, он прежде всего отправился к Алваро, побуждаемый не только дружбой, но и желанием узнать завершение необычного события на балу. Не застав дома своего друга два или три раза, он предположил, что, вероятнее всего, сможет увидеть его в доме Изауры, если она еще находится в Ресифи и живет в том же домике. Он не ошибся.

Услышав голос своего друга, спрашивающего о нем у калитки сада, Алваро тотчас же вышел ему навстречу, прежде заверив хозяев, что человек, интересующийся им, его близкий друг, которому он полностью доверяет, и с разрешения хозяев впустил его.

Жералдо приняли в маленькой комнатке в передней части дома. Эта комната, хоть и не слишком просторная и очень просто обставленная, была весьма уютна, светла и полна аромата цветов. Окна комнаты затенялись вьющимися растениями, словно живыми зелеными занавесями, и поэтому она была скорее похожа на беседку, чем на комнату. Солнечный свет проникал туда через распахнутую дверь, ведущую на веранду с видом на море. Оттуда меж кокосовых пальм, которые создавали тень и прохладу жильцам дома, открывался вид на поверхность океана и терялся на горизонте, где вода сливалась с ясным сияющим небом.

Поздоровавшись с гостем и обменявшись с ним несколькими учтивыми словами, Мигел и Изаура, догадываясь, что молодые люди желали бы поговорить наедине, тактично удалились во внутренние комнаты дома.

– Действительно, Алваро, – сказал, улыбаясь, доктор, – это прелестное жилище, и я не удивлен, что тебе нравится проводить здесь бо́льшую часть твоего времени. Он даже похож на таинственный грот феи. Жаль, что проклятый чернокнижник внезапно развеял очарование твоей феи, превратив ее в простую рабыню.

– Ах, не шутите так, мой дорогой доктор. Эта отвратительная сцена произвела на меня неизъяснимое, мучительное впечатление. Однако, признаюсь откровенно, ни на секунду не изменила природу моих чувств к этой женщине.

– Что ты говоришь? Твоя эксцентричность уже достигла такой степени?

– Что же поделаешь? Таким я родился. В первые мгновения стыд и даже бешенство ослепили меня. Я почти с удовольствием наблюдал ее неподдельный испуг. Какое грустное и оскорбительное разочарование! В одно мгновение я увидел, как рушится и превращается в груду камней роскошный замок, с такой любовью возведенный моим воображением!.. Рабыня, столько времени державшая в заблуждении и в конце концов выставившая меня перед обществом в унизительной роли шута! Представь себе, какой конфуз и смущение я испытал перед этими знатными дамами, рядом с которыми я поставил рабыню в собрании самого блестящего и избранного общества!

– Кроме того, – добавил Жералдо, – рабыню, затмившую их всех своей редкой красотой и удивительными талантами. Даже специально ты не смог бы приготовить им более жестокое унижение. Это преступление, которое тебе никогда не простят, разве что узнав, что ты тоже заблуждался.

– Так вот, Жералдо, я, не знавший тогда от смущения и неловкости, где спрятаться, сегодня смеюсь и радуюсь тому, что так случилось. Кажется, это происшествие предначертал Всевышний, чтобы таким неординарным образом показать, сколь ничтожны и смешны любые различия в происхождении или богатстве, чтобы смирить гордость и самодовольство великих, вознести и защитить униженных от рождения; доказав, что рабыня может быть лучше герцогини. Недолго продлилось то первое мое неприятное впечатление. Очень скоро сострадание, любопытство, интерес, внушаемые злоключениями такой незаурядной личности, а точнее, любовь, которую не смог погасить в моем сердце даже такой громкий скандал, заставили меня позабыть все, и я решил открыто и любой ценой защитить прекрасную пленницу. Как только мне удалось привести Изауру в чувство, убедившись, что она вне опасности, я помчался домой к начальнику полиции и изложил ему события. Благодаря нашим дружеским отношениям я получил разрешение на то, чтобы Изаура и ее отец, а кстати, знай, что он действительно ее отец, могли бы свободно вернуться домой, в то время как я официально становился поручителем бедной девушки. Так и произошло вопреки яростному реву Мартиньо, упорствовавшему, не желая отпускать добычу. Однако на следующий день тот же начальник полиции, взвесив серьезность и значительность этого дела, пожелал, чтобы она была препровождена к нему для допроса и установления личности. Я, конечно, вызвался проводить ее. О, если бы ты видел ее в тот момент!.. Сохраняя все свое достоинство, сдерживая подступающие к горлу слезы, вызванные ее ужасным положением, она держалась мужественно. В ней не было ничего, что напоминало бы ее рабское происхождение, ее манеры подчеркивали чистоту и благородство души. Это был ангел скорби, изгнанный с небес и представший перед земным судом. Я все еще сомневался в жестокой действительности. Начальник полиции, восхищенный такой милой и благородной особой, был очень любезен и допрашивал ее спокойно и вежливо. Охваченная смущением и стыдом, она созналась во всем