Воспоминания о будущем - Элена Гарро

молниями. В задумчивости он забывал бросить игральные кости.

За соседним столом пили Дамиан Альварес и лейтенант Флорес, печально прислушиваясь к шуму дождя.

– Бог знает, о чем люди думают, когда идет дождь, – заметил Флорес.

– Я-то знаю, о чем думаю, – ответил Дамиан Альварес.

– Ну так и молчи об этом! – посоветовал его друг.

– Во мне много смерти. – Голос Дамиана прозвучал мрачно.

– Понимаю…

– Нет, ничего ты не понимаешь. Я – трус.

Флорес налил Альваресу еще одну рюмку, чтобы тот замолчал, но это его не остановило:

– Ты их видишь? Вот он я, вон там – они!

Альварес указал на место, где сидели генерал, полковник и подполковник.

– Может, пойдем уже! – настаивал испуганный Флорес.

– Отсюда меня вытащит только моя судьба. Выпей рюмку с несчастным!

Никто не обращал внимания на страдания Дамиана Альвареса, на его слова. Все продолжали наблюдать за дождем, каждый погрузившись в свои собственные мысли. В кантине царила тихая грусть, вызванная погодой, и атмосфера была спокойной и почти безмолвной. Дон Рамон Мартинес играл в домино то с одним, то с другим посетителем из тех, которые предпочли застрять в кабаке, чем идти и мокнуть под дождем. Обычно он уходил, едва завидев Росаса с его людьми. Но сегодня промокнуть до нитки ему не хотелось. Дон Рамон украдкой наблюдал за военными, прячась за спинами своих собеседников.

– Небеса меняются в ночь к утру. Так и судьба человека, – задумчиво проговорил Росас. Лишь его судьба не менялась, оставаясь связанной с судьбой Хулии, которая сейчас затерялась где-то в иных дождях. «Мне нравится, когда меня целуют под дождем», – сказала она генералу как-то в похожую грозовую ночь. «Не сказала “Мне нравится, когда ты меня целуешь…” Хулия никогда мне не принадлежала».

– Абсолютно точно, мой генерал.

Ответ подполковника Круса подтвердил мысли Росаса: «Абсолютно точно, Хулия никогда мне не принадлежала». Она всегда ускользала от него, яркая и текучая, как капля ртути, и исчезала в незнакомых краях, в сопровождении незнакомых теней.

– Кто бы мог подумать, что я так кончу. В этом городе!

Полковник Хусто Корона сощурил тронутые оспой веки, глядя на своего начальника.

Хулия никогда не бывала в этом городе. Никогда не ступала на землю. Потерянная, она блуждала по улицам городов без времени, без запахов, без ночей… только блестящая пыльца, в которой она исчезала всякий раз, когда он видел сияние ее розового платья.

– Я проиграл! – тихо добавил Корона.

– Победа ничего не значит. Я всегда это знал. Еще тогда, когда бродил ночами по горам у нас на севере.

Последнюю фразу Франсиско Росас произнес с горьким сожалением, словно говорить о родине ему было больно. Особенно здесь, на юге, который он никогда не любил.

– Как далеко теперь север!

Подполковник тоже тосковал по яблоням и холодному ветру.

Хулия, точно ледяная роза, возникла перед взором Росаса, затем исчезла в порыве холодного горного ветра, чтобы снова появиться над верхушками сосен. Она улыбалась ему среди града, который скрывал ее лицо и морозное платье. Росас не мог достать ее, не мог коснуться даже холодного шороха ее следов, которые она оставляла, проходя через замерзшие горы…

– Там, на севере, мы другие. С детства знаем, что такое жизнь и что мы от нее хотим. Поэтому смотрим прямо, не пряча глаз. А здесь, на юге, люди хитрые, как звери. Никогда не знаешь, чего от них ждать.

Так, с ненавистью, нас судил полковник Хусто Корона.

– Как будто им приносит радость чужое страдание, – вторил ему Росас.

– Ничего, они за это уже расплачиваются, – мрачно добавил Корона.

– На севере мы не любим смотреть на человеческие страдания, мы добросердечные. Так, мой генерал?

Голос Круса звучал примирительно.

Но Росас его не услышал. Погруженный в свое скорбное молчание, он мысленно вернулся к Хулии и тому далекому миру, в котором она жила. Генерал пристально смотрел на дождь и пытался увидеть его глазами своей возлюбленной. «Для нее эта ночь под дождем будет вечной», – с горечью подумал он, а вслух сказал:

– Когда же закончится ливень?

И ударил кулаком по столу. Спутники генерала встревоженно посмотрели на улицу, словно буря насмехалась над ними.

– Надо что-то сделать, с ума можно сойти от этой тишины! – произнес Росас, растягивая гласные и глотая окончания слов, как это делают северяне.

Остальные тревожно переглянулись.

– Проклятый ливень! Когда же он кончится! – Генерал огляделся и заметил дона Рамона, который в этот момент как раз пригнулся, чтобы его не узнали.

– Посмотрите на него! Чего это он прячется? – сказал он с раздражением.

Его спутники тоже заметили дона Мартинеса.

– Вот, видите? О чем мы говорили? Они только и умеют, что шептаться и прятаться, – ответил Корона.

В кантину ворвался порыв влажного ветра, остро пахнуло листвой, и этот запах смешался с прохладой алкогольных паров.

Генерал налил себе рюмку коньяка и залпом выпил.

– Тащите его сюда, дайте ему выпивку! – приказал он, тускло глядя на дона Рамона.

Когда Хусто Корона подошел к столику, за которым сидел Мартинес, тот приподнялся, делая вид, что прощается со своими собеседниками.

– Генерал просит вас присоединиться к нему.

– Большое спасибо, но мне как раз нужно идти… Меня ждут дома.

– Отказ не принимается, – строго сказал Крус.

Старик встал. Подполковник взял его под руку и проводил к столу генерала Росаса. Посетители кантины молча смотрели на испуганного старика, который покорно позволил себя увести к генералу.

– Сеньор Мартинес, садитесь, прошу вас, – любезно предложил Росас.

Дон Рамон почувствовал себя немного уверенней. В конце концов, не так уж и плохо немного сблизиться с этой мрачной компанией. Возможно, он даже смог бы убедить их в своих идеях о благоустройстве сельского хозяйства. Эти идеи то и дело приходили ему в голову, и сейчас намечался неплохой шанс серьезно поговорить с военными. Дон Рамон выпил пару рюмок и принялся излагать свои мысли.

Генерал Росас внимательно его слушал. Время от времени он кивал в знак согласия, продолжая тем временем наполнять рюмки.

– Нам нужен покровитель! Тот, кто чувствует новое время, время моторов, заводских сирен, больших рабочих масс, великих идей и великих революций. Кто-то вроде вас, мой генерал! – продолжал вещать дон Рамон, уже наполовину пьяный. Он ждал вождя, который привел бы в движение отсталый Икстепек; вождя, который подал бы пример глупым, крестьянским городам, прозябающим на задворках современности, о которой Мартинес читал в газетах. Промышленность, забастовки и европейские войны наполняли его презрением к нашим мелким проблемам. – Мы никогда не страдали от кризиса! Вот Германия – да! Она переживает сейчас великий кризис. А у нас только бунты голодных и