Завтра будет лучше - Бетти Смит

стих, и это вывело Марджи из задумчивости. Заговорила Рини, а если ей было что сказать, девушки всегда слушали.

– …вчера вечером, пока матери не было дома, – долетел до Марджи обрывок фразы.

– Ты пустилась во все тяжкие? – с надеждой спросили две девушки одновременно.

Рини оскорбилась:

– Нет, конечно!

В этот момент дверь открыла наблюдающая.

– О! Извините, девушки, – сказала она и попятилась.

– Входите, мисс Барник! – ответили девушки хором. – Ничего, мы подвинемся, место есть!

– Не нужно, девушки, спасибо. Я попозже. – С этими словами наблюдающая вышла.

Мисс Барник была женщина понимающая. Целый день угнетая сотрудниц надзором, она считала себя не вправе мешать им еще и сейчас. «Пускай себе спокойно выпустят пар».

– Барник – хорошая тетка, – сказала Рути.

– Только ужасная зануда, – напомнила Рини.

– Я думаю, ей приходится быть строгой, – предположила Марджи, – чтобы поддерживать дисциплину и все такое. Если нас не встряхивать, мы же толком работать не будем.

Девушки в большей или меньшей степени согласились с этим утверждением. Потом Рути сказала:

– Ну давай дальше, Рини.

– Чего давать?

– Сама знаешь чего.

– Не понимаю, о чем ты.

– Ри-ни! – требовательным хором протянули девушки.

– Ах да. Насчет вчерашнего. Ну, слушайте. Сначала я показала ему снимки, которые сделала прошлым летом на горе Бэр. Я там с парнями, и он изобразил, что ревнует. Потом поиграл на пианино. Он как раз закончил этот курс – ну, вы знаете, «Научись играть без нот за десять простых уроков». Ну а потом… – Рини таинственно замолчала.

– Что? – нетерпеливо спросили девушки.

– В комнате к тому времени уже стемнело, и я попросила его зажечь свет.

– А сама-то ты была парализованная, что ли? – спросила Рути.

– Да ну тебя! – притворно рассердилась Рини. – В общем, он сделал вид, будто не может найти выключатель, и сказал: «Давай потанцуем». Мы поставили на «Виктролу» пластинку с песней… вы все ее знаете… «Я буду любить тебя всегда»[10]. – Одна из девушек запела, а рассказчица на фоне ее мурлыканья продолжала: – Потанцевали мы, значит, немного в темноте и сели на кушетку.

Рини сделала долгую паузу.

– И? – Несколько расчесок застыло в воздухе.

– Мы поговорили. Вот и все.

Последовали разочарованные вздохи и возгласы недоверия, но Рини больше ничего не сказала. Лицо ее приняло отрешенное мечтательное выражение, она опустила глаза и принялась застенчиво крутить свою помаду, заставляя красный язычок сначала выглянуть из золотистого корпуса, потом спрятаться обратно. Завершая макияж последними штрихами, некоторые девушки подхватывали песню.

– «День не бывает погожим всегда», – пропела Рини шепотом, в котором Марджи услышала печаль и тоску.

Раздался пронзительный дребезжащий звонок, возвещающий окончание рабочего дня. На секунду все окаменели, после чего голоса молодых работниц, до сих пор как будто заколдованные, вырвались из конторских чар и громко воздали хвалу свободе. Девушкам вернули самих себя. С этого момента и до утра следующего дня их время больше не принадлежало фирме. Робкие усмешки переросли в раскованный смех, шушуканье сменилось перекликанием через весь зал.

Пока Рути надевала колечко, Рини окунула пальцы в воду и брызнула на нее, произнеся нараспев:

– Крещу тебя и нарекаю Дурой!

Рути зачерпнула воды в горсть, чтобы отомстить Рини, но промахнулась, попав на сумочки, которые держала услужливая девушка. Юные сотрудницы визгливо засмеялись, старшие снисходительно заулыбались. Всем молоденьким одновременно понадобилось выйти: они столпились у двери, добродушно подталкивая друг друга.

После них старшие добросовестно завинтили краны, вытащили заглушки, собрали забытые расчески и пуховки – в общем, навели порядок. Их лица напоминали лица хлопотливых матерей, терпеливо прибирающих за своими малышами.

Марджи и Рини спустились на лифте первым рейсом. Мальчик-лифтер, который на протяжении дня выполнял по просьбам девушек разные поручения и служил им мишенью для шуток, теперь получил над ними власть. Хотя кабина уже переполнилась и пассажиркам не терпелось отправиться вниз, он заставил всех ждать прекрасную Мэри: она шла по коридору легкой неторопливой походкой.

– Смотрите, девочки, и учитесь, – сказал парнишка.

– Ты нас уже всему научил, что умеешь, а мы так ничего и не знаем, – съязвила Рини.

– Да неужели? – огрызнулся он, не подыскав более удачного ответа.

Как только красавица приблизилась, мальчик елейно сказал ей:

– Входите, пожалуйста.

– Следующая остановка – Уолдорф-Ритцстория, – ухмыльнулась Рини.

Прежде чем воспользоваться вежливым приглашением лифтера, Мэри остановилась. Ее тяжелые белые веки приподнялись, и два нефритовых яблока в черном обрамлении на секунду встретились со светло-карими глазами мальчика. Марджи заметила, как у него затряслись коленки, когда он закрывал дверь. Ей стало жаль его: он мечтал о том, чего не мог получить. «Хотя по-своему ему повезло, – подумала она. – Всю жизнь он будет вспоминать, как вечерами держал для нее лифт в надежде, что она на него взглянет своими зелеными глазищами».

По сравнению с медноволосой красавицей другие девушки казались тусклыми. Наполняя кабину лифта ароматом духов «Джер кисс», она словно бы не замечала произведенного фурора.

Марджи открыто ее разглядывала; по слухам, в эту девушку был влюблен мистер Прентисс, но мать не позволяла ему на ней жениться. «Мне бы такую внешность, – подумала Марджи, – тогда весь мир был бы мой». Подобная мысль посетила и Рини. Когда лифт, ворча, остановился, она прошептала подруге:

– Будь у меня такая мордашка, я бы светила ею в «Безумствах Зигфельда»[11], а не вкалывала в этой дыре. Если бы к ее лицу мои мозги…

– Вот-вот! – прошипела девушка, прижатая к Рини.

Выйдя из здания, подруги остановились на углу, чтобы перед расставанием еще раз доверительно обменяться несколькими фразами.

– Послушай, – сказала Рини, стараясь не смотреть Марджи в глаза, – на твоем месте я бы начала платить родителям за проживание прямо сейчас. Тогда к холодам у тебя будет теплое пальто. – Она поглядела в темнеющее ноябрьское небо и поежилась. – А то ведь не успеешь оглянуться – уже зима.

– Я не уверена, что хочу пальто, – соврала Марджи из своеобразной преданности матери.

Рини взяла ее под руку.

– Не сердись. Я ничего обидного в виду не имею.

– Я и не сержусь. Когда мне захочется иметь новое пальто, оно у меня будет, – ответила Марджи, а сама решила поговорить с матерью не откладывая: если девушки уже начали замечать, насколько плохо она одета, надо принимать меры.

Рини попыталась извиниться:

– Наверное, я ляпнула то, чего не следовало…

– Нет, все в порядке, – сказала Марджи задумчиво.

Повисла неловкая пауза. Как раз в это время загрохотал приближающийся трамвай. Рини делано приободрилась.

– А вот и мой фургон за мной приехал!

– Ты сегодня встречаешься с Сэлом? – спросила Марджи.

Сэл – это было уменьшительное от Сальваторе. Так звали итальянского парня, в которого Рини