Финеас Финн - Энтони Троллоп

принуждена была оставаться с тетушкой. Вы даже не представляете, до чего я послушна последние недели.

– Значит, свадьба через месяц, Чилтерн? – спросил Финеас.

– Она так сказала. Она все устраивает – вместе с моим отцом. Когда я сдался, я просил одного – отсрочки. Говорил: «Дайте мне время, милорд». Но отец и Вайолет совершенно ко мне беспощадны.

– Вы ведь ему не верите, правда? – спросила та.

– Ни словечку. А если бы я поверил, он бы, чего доброго, снова потащил меня на побережье Фландрии. Я пришел, чтобы принести вам поздравления.

– Спасибо, мистер Финн! – Вайолет тепло пожала ему руку. – Я не чувствовала бы себя счастливой, если б не услышала от вас добрых напутствий.

– Постараюсь примириться со своей участью, – сказал Чилтерн. – Но ты должен приехать и снова прокатиться на Костоломе. Он сейчас там, в «Уиллингфордском быке», и я снял маленький домик неподалеку. В отцовском графстве охота прескверная.

– А твоя жена тоже поедет в Уиллингфорд?

– Разумеется, поедет. И будет охотиться и скакать куда ближе к своре, чем когда-либо удавалось мне. Приезжай непременно, и если на конюшне найдется подходящая лошадь, она твоя.

Тут Финеасу пришлось объяснить, что он пришел попрощаться и едва ли когда-либо еще навестит Уиллингфорд в охотничий сезон.

– Полагаю, вам обоим трудно это представить, но мне придется начинать все заново. Скорее всего, я больше не увижу в жизни не единой гончей.

– Но ты ведь будешь в Ирландии! – воскликнул лорд Чилтерн.

– Разве что мне придется допрашивать ее как свидетеля. Мне предстоит тяжелый труд, и пройдет много времени, прежде чем я смогу заработать хотя бы шиллинг.

– Но вы так умны, – сказала Вайолет. – Конечно же, вы преуспеете быстро.

– Я намерен быть терпелив и не предаваться унынию, – сказал Финеас, – но мне будет не до охоты.

– И вы совсем перестанете бывать в Лондоне? – спросила Вайолет.

– Совсем. Я останусь только в Брукс-клубе и выйду из всех остальных.

– Вот же чертовщина! – воскликнул лорд Чилтерн.

– Уверена, вы будете очень счастливы, – сказала Вайолет, – и в скором времени станете лордом-канцлером. Но ведь вы не собираетесь уехать тотчас?

– В следующее воскресенье.

– Но вернетесь? Вы должны быть на нашей свадьбе – непременно. Я отказываюсь выходить замуж, если вы не придете.

Даже это, однако, было невозможно: ему придется уехать в воскресенье – и без возврата. Финеас произнес небольшую прощальную речь, в которой не смог избежать некоторых неловких запинок. Он будет думать о Вайолет в день свадьбы и молиться, чтобы она была счастлива. И пришлет ей перед отъездом небольшой подарок, который она, как он надеется, станет носить в память о старой дружбе.

– Положись на меня. Уж я сделаю так, чтоб носила, – заявил Чилтерн.

– Молчи, грубиян! – воскликнула Вайолет. – Разумеется, я стану его носить и, конечно, думать о дарителе. Подарков у меня будет много, но так дорожить я буду лишь избранными.

Финеас ушел с комом в горле, не в силах произнести более ни слова.

– Он по-прежнему сходит по тебе с ума, – сказал его счастливый соперник, едва наш герой покинул комнату.

– Дело не в этом, – возразила Вайолет. – Он подавлен всем, что произошло. Мир вокруг него рушится. Жаль, что он не женился на той немецкой даме с ее состоянием.

Надо сказать, однако, что Финеас никогда и никому не говорил ни слова о предложении, которое сделала ему «немецкая дама».

Утром в воскресенье, когда Финеас должен был уезжать, он встретился с леди Лорой. Он сам просил об этом, желая, чтобы ничто его не тяготило. Ее он нашел совершенно одну и по глазам понял, что она плакала. Глядя на нее и вспоминая, что прошло всего шесть лет с тех пор, как ему впервые было позволено войти в этот дом, он не мог не отметить, как сильно его подруга изменилась. Тогда ей было двадцать три, и она не выглядела ни на день старше. Теперь ей можно было дать все сорок – так сильно невзгоды подкосили ее дух и выпили жизненные силы.

– Итак, вы пришли проститься, – сказала она с улыбкой, поднимаясь ему навстречу.

– Да, леди Лора, проститься. Надеюсь, не навсегда, но, вероятно, надолго.

– Нет, не навсегда. Во всяком случае, не будем так думать.

Она умолкла, но и он, держа обеими руками шляпу и уставившись в пол, не проронил ни слова.

– Знаете, мистер Финн, – продолжала она, – иногда я горько казню себя. Из-за вас.

– Потому, верно, что были ко мне слишком добры.

– Потому что, боюсь, сделала много такого, что пошло вам во вред. С того самого дня, как я встретила вас – помните, мы говорили здесь, в этой самой комнате, о планах на билль о реформе, – с того дня я желала, чтобы вы вошли в наш круг, стали одним из нас.

– Я был с вами, и это приносило мне огромное удовлетворение – пока длилось.

– Но это не продлилось долго, и теперь я боюсь, что в конечном счете навредила вам.

– Кто скажет, где вред, а где благо? В одном вы можете быть уверены: я очень благодарен вам за вашу помощь и участие. – И он вновь замолчал.

Леди Лора сама не знала, чего именно хочет, но желала от него каких-то слов, более теплых, чем простая благодарность. Признание в любви – в любви, живой и ныне, – она восприняла бы как оскорбление и ответила бы соответственно. Впрочем, она знала, что такого оскорбления не последует. Но она пребывала в том болезненном, меланхоличном настроении, когда требуется больше, чем обычное сочувствие, хотя даже оно ранит, и, полагаю, была бы рада, если бы он вспомнил ту страсть, которую когда-то к ней испытывал. Заговори наш герой о своей любви и ее ошибке, намекни на то, как могли сложиться их жизни, обернись все иначе, она, верно, осудила бы его и тогда и все же нашла бы в его словах утешение. Но Финеас в этот момент, хотя и помнил многое из того, что произошло между ними, даже не думал о встрече на берегах Линтера. Это было четыре года назад, а сколько с тех пор случилось событий, которые оставили в его душе след куда более глубокий!

– Вы слышали, что решила делать я? – наконец спросила леди Лора.

– Ваш отец сказал мне, что вы едете в Дрезден.

– Да. Он отправится со мной – и, конечно, будет возвращаться домой на парламентские сессии. Грустное расставание, верно? Но адвокат говорит, что если я останусь здесь, то со стороны мистера Кеннеди могут последовать весьма неприятные попытки меня вернуть. Так странно… Разве он не понимает, насколько это невозможно?

– Он стремится исполнить свой долг.

– Полагаю, да. Но с каждым днем он становится все суровее к тем, кто рядом. И потом, к чему мне оставаться здесь? Что меня держит? Как женщина, расставшаяся с мужем, я не могу более