Вдали от обезумевшей толпы. В краю лесов - Томас Гарди

– Какие деньги?

– Да те десять фунтов.

Грейс ничего не понимала.

– Он же дал мне десять фунтов за голову, потому что у меня большой мозг. Я взяла деньги и, не подумав, подписала бумагу. Я вам не сказала, что все решено, – вы тогда так испугались. Так вот, я хорошенько размыслила и поняла, что не надо мне было с ним соглашаться. Теперь все время только об этом и думаю. Джон Саут помер, потому что боялся дерева, а я помру, потому что боюсь доктора… Я уж хотела просить его смилостивиться, да духу не хватило.

– Почему же?

– Да я потратила… больше двух фунтов. Я места себе не нахожу и дрожу от страха, что поставила на бумаге святой крест. Помру, как Саут.

– Попросите его, и он сожжет эту бумагу, я уверена. Не стоит о ней думать.

– Сказать по правде, я уже просила, мисс. Он только рассмеялся, как бес, и сказал: «У вас, бабушка, такой отличный мозг, что науке без него не обойтись, К тому же вы и денежки получили». Только ничего не говорите мистеру Мелбери!

– Хорошо. Я дам вам деньги, и вы их вернете.

Бабушка Оливер покачала головой.

– Даже если мне хватит сил дойти до него, он не согласится. И что ему далась голова несчастной старухи, когда вокруг ходит столько народу! Я же знаю, он скажет: «Вы одна, ни родных, ни близких, не все ли вам равно, что с вами будет, когда душа расстанется с телом?» Прямо покоя лишилась! Вы бы ахнули, кабы знали, как он за мной во сне гоняется. И как я тогда с ним сговорилась – ума не приложу! Я всегда была такая отчаянная… Вот если б кто попросил за меня!

– Миссис Мелбери с радостью вам поможет.

– М-да. Он и слушать ее не станет. Тут надо кого-нибудь помоложе.

Грейс испугалась:

– Вы думаете, что он это сделает для меня?

– Еще как сделает!

– Я к нему ни за что не пойду. Да я с ним и не знакома.

– Будь я молоденькой и хорошенькой, – продолжала лукавая бабушка Оливер, – я бы радовалась, что могу помочь старым косточкам спастись от язычника и успокоиться в христианской могилке. Всю жизнь себя не жалела, а чуть захворала, так от меня норовят избавиться.

– Как вам не стыдно, бабушка Оливер! Вы говорите так потому, что больны. Я знаю. Поверьте, вам рано думать о смерти. Вы же сами мне говорили, что заставите его подождать еще много лет.

– Так ведь шутишь, пока есть силы, и на старости лет шутишь, а как сляжешь – тут не до шуток; когда смерть рядом, всякая мелочь гробит.

– Мне очень не хочется ходить к нему, бабушка Оливер, – со слезами на глазах проговорила Грейс, сдаваясь. – Но так и быть, я схожу – пусть вам полегчает.

На следующее утро Грейс против воли направилась к доктору. Ей было особенно не по себе от слов бабушки Оливер, что ее хорошенькое лицо произведет на Фитцпирса нужное впечатление, поэтому, вопреки здравому смыслу, надела густую вуаль, которая скрывала ее черты и могла свести на нет все благие намерения.

Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о странном и зловещем поручении бабушки Оливер, и она приняла все меры предосторожности. Она вышла из дому в сад, зная, что не встретит там никого из домочадцев. Тихонько открывая калитку, Грейс подумала, что погода не благоприятствует ей. В воздухе оттепель брала верх над ночными заморозками, крупные капли срывались с ветвей, затопляя грядки, на которых из-за избытка влаги ничего не росло, и все же из года в год с упорством обреченных на грядках сажали и сеяли овощи. Мох, покрывавший широкую гравийную террасу, был залит водой. Грейс остановилась в нерешительности, но, вспомнив, как за бабушкой Оливер во сне гоняется доктор с ланцетом, она подумала, что старушке грозит участь Саута, и напрямик зашагала по слякоти.

Необычность поручения и рассказ бабушки Оливер о страшном договоре превращали Фитцпирса в человека таинственного и притягательного. Грейс слыхала, что доктор молод, но самая цель ее посещения изгоняла из сознания мысли о его возрасте и положении. Глядя на него глазами бабушки Оливер, Грейс видела в нем безжалостного Юпитера, требующего человеческих жертв. В иных обстоятельствах она избегала бы с ним знакомства, но в маленькой деревушке это знакомство было неотвратимым, поэтому в их сегодняшней встрече едва ли было что-нибудь предосудительное.

Вряд ли следует говорить, что представление мисс Мелбери о Фитцпирсе как о бессердечном, прямолинейном, неумолимом ученом не вполне соответствовало действительности. У реального доктора Фитцпирса было слишком много увлечений, чтобы добиться славы в науке или хотя бы приобрести изрядную практику в сельском краю, который теперь был полем его деятельности. За год он ухитрялся побывать под всеми знаками интеллектуального зодиака: то под Овном месяц увлекался алхимией, то под Тельцом упивался поэзией, месяц проводил под Близнецами астрологии и астрономии, потом его знаком был Рак немецкой романтики и метафизики. Справедливости ради заметим, что он, между прочим, занимался и тем, что непосредственно относилось к его профессии: именно в месяц пристрастия к анатомии он заключил с бабушкой Оливер договор, о котором та поведала своей молодой хозяйке.

Как можно понять из разговора с Уинтерборном, доктор в последнее время с жаром углубился в философию. Быть может, его аналитический и непрактичный современный ум чувствовал себя особенно легко и уверенно в области отвлеченных понятий. Хотя у Фитцпирса не было определенных целей, склад его ума все же заслуживал похвалы: он был пытливым исследователем, несмотря на то что видный издалека свет его полуночной лампы чаще озарял книги о чувствах и страстях, чем научные сочинения и препараты.

Как бы ни увлекался доктор музами или мыслителями, одиночество хинтокской жизни уже начало накладывать отпечаток на его впечатлительную натуру. Зима в деревне, в уединенном доме, без общества бывает терпима, приятна и даже восхитительна при определенных условиях, которых не может быть у врача, ибо он попадает в деревню по воле случая. Эти условия заключаются в старых воспоминаниях, которыми человек биографически – если угодно, исторически – связан с каждым одушевленным и неодушевленным предметом в поле его зрения. Так жили Уинтерборн, Мелбери, Грейс: знали все о тех, кто в минувшие дни ступал по унылым полям, кто плугом взрывал пласты весенней земли и взрастил деревья на соседнем холме; о тех, чьи кони и охотничьи собаки выскочили однажды из подлеска напротив; о птицах, гнездящихся в придорожном кустарнике; о драмах любви, ревности, мести и разочарования,