Словарь Мацяо - Хань Шаогун

улыбнулся и махнул в сторону бомбоубежища вымазанным в грязи лотосом. – Пещера небожителя, сотворенная самой природой. Зимой тепло, летом прохладно. Лучшего и желать нельзя!

– Как ты живешь в такой сырости? – удивился я.

– Ты не понимаешь. Человек произошел от обезьяны, а обезьяна – от рыбы. Рыба круглый год плавает в воде, так почему же человек должен бояться сырости?

– И ты не болеешь?

– Стыдно признать, много изысканных яств успел отведать я на своем веку, а вот со вкусом лекарств и снадобий по сей день не знаком. – Пока он говорил, к нам подбежала деревенская женщина и сказала, что у нее на огороде пропала мускусная тыква – не Ма Мин ли ее сорвал? Он метнул в ее сторону гневный взгляд:

– А почто не спросишь, не убил ли кого Ма Мин?

Пока женщина соображала, он шагнул к ней и процедил сквозь зубы:

– А почто не спросишь, не Ма Мин ли погубил председателя Мао? – После чего плюнул на землю и пошагал прочь, забыв, что у него гости.

Стайка пащенят в сторонке покатывалась со смеху, Ма Мин молча покосился на них, и дети бросились врассыпную.

Так он и ушел, пылая негодованием. В последний раз я видел его, когда уезжал из Мацяо. Ма Мин по своему обыкновению «восходил к вершинам»: опираясь на посох, стоял в одиночестве на склоне горы, любуясь полями, подернутыми туманом, и залитой розовым утренним светом долиной. Он выглядел завороженным. А еще он пел – странные звуки больше напоминали стоны, исторгнутые из Ма Миновых кишок, но мелодия была знакомая каждому телезрителю:

Ты откуда здесь, друг мой, откуда?

Бабочка, залетевшая в мое окно,

Сколько дней со мною пробудешь?

Мы в разлуке давно, так давно[145]…

Я не посмел прерывать его возвышенные занятия своим приветствием.

Потом я узнал, что короткий разговор, которым удостоил меня Ма Мин, был проявлением величайшего расположения. Много лет назад он оборвал всякие отношения с деревенскими, на людей смотрел волком, а разговорами тем более никого не жаловал. Целыми днями он бродил по горам, любовался природой, устремлялся духом к небесным высотам, чураясь бренного мира. Однажды чей-то пащенок свалился в пруд, никто из деревенских не заметил беды, один Ма Мин увидел сверху, как он барахтается в воде. Пащенка он спас, но родителей, явившихся к нему с благодарностями, даже взглядом не удостоил, а вяленое мясо, которое они ему принесли, бросил в выгребную яму, «дабы не осквернить уста». Он питался одними муравьями и дождевыми червями, лишь бы не касаться скверной мирской пищи, и никаких милостей от деревенских принимать не хотел.

Из Обители бессмертных он выселился. Обитель была старейшей постройкой в Мацяо, два года назад стены ее окончательно обвалились. Чжихуан с другими деревенскими устроил на ее фундаменте котлован, чтобы варить селитру. Кирпичи от бывшей Обители тоже пошли в дело: у дороги появилась беседка для отдыха, а из остатков деревенские сложили Ма Мину новый дом. Спрятав руки в рукавах, он оглядел постройку, но переселяться туда не стал, и с непримиримым видом перетащил свой тюфяк в бомбоубежище.

В убежище он появлялся нечасто, ночевать любил под открытым небом, спал на подстилке из горной росы, укрываясь ветром. Как-то его спросили, не страшно ли ему ночевать в горах, ведь там полно диких зверей. И что с того, если меня съедят, ответил Ма Мин. Я за свою жизнь съел столько живых существ, что будет справедливо самому стать чьей-то пищей.

Сильнее всех остальных деревенских он ненавидел Бэньи и Яньу. Бранился им в спину, называл бесовым семенем, и никто не знал, как завязалась эта вражда. На самом деле все трое были похожи друг на друга: вытянутые лица, глаза с двойными веками, заостренные подбородки – когда они смыкали губы, нижняя челюсть слегка выдавалась вперед. Однажды я задумался об этом сходстве, и в голову мне пришла догадка, которой я не посмел ни с кем поделиться.

А вдруг у них был общий отец?

Если моя догадка верна, по-мацяоски эти трое должны называться братьями по врозным (или заемным) котлам. Не имеет значения, по какой причине братья росли у разных котлов: родители отдали ребенка на воспитание в другую семью, или женщина втайне родила внебрачного сына, а может, детей разлучила война или смута. Главное – они братья, волею судеб хлебавшие из разных котлов, и для мацяосцев эти два обстоятельства важнее всех прочих.

Я уверен, что некоторые деревенские знали, откуда в Мацяо взялись такие острые подбородки, но мне бы они ничего не сказали. И уверен, что Ма Мин, Бэньи и Яньу тоже о чем-то догадывались: глядя друг на друга, они будто смотрелись в зеркало, и у них не могло не возникнуть подозрений.

Но что им было делать со своими подозрениями?

△ Нача́ло (коне́ц)

△ 归元（归完）

В мацяоском наречии слово «конец» произносится созвучно слову «начало»: юань. Два антонимичных понятия, два противоположных временных полюса волей языка сливаются воедино. И потому, когда мацяосцы говорят «наступил юань», невозможно узнать наверняка, начало они имеют в виду или конец.

Если все сущее стремится к своему концу, время можно представить как прямую, устремленную в вечность, каждый отрезок которой уникален, а прошлое и будущее, А и В, правда и ложь постоянно находятся в оппозиции друг другу, позволяя наблюдателю пускаться в сравнения и выносить оценки. Напротив, если все сущее стремится к началу, значит, время вечно движется по одному и тому же кругу, где прошлое и будущее, А и В, правда и ложь накладываются друг на друга и меняются местами, оставляя наблюдателя в полнейшей растерянности.

Как мне кажется, исторические оптимисты склонны разграничивать конец и начало, история представляется им бесконечной прямой, где хранятся записи о всех удачах и неудачах, победах и поражениях, триумфах и провалах, чтобы однажды им вынесли точную и справедливую оценку. И настойчивость неизбежно бывает вознаграждена. А исторические пессимисты объединяют начало и конец, история представляется им вечно повторяющимся циклом, с каждым шагом вперед они лишь откатываются назад, поражение неизбежно, а любые усилия напрасны.

Какой взгляд ближе мацяосцам? К концу они движутся или к началу?

Быть может, конец это и есть начало?

Что такое Мацяо? Крошечная деревушка на несколько десятков дворов, которую почти невозможно найти на карте, два гуна и заливные поля, зажатые меж горных хребтов. В Мацяо много камней, много земли. Камни и земля лежат здесь тысячи, десятки тысяч лет, но как ни вглядывайся, перемены в них не увидишь. Каждой своей частицей они утверждают вечность. Бесконечные