Дух мадам Краул и другие таинственные истории - Джозеф Шеридан Ле Фаню

дамского угодника. Лицо же вошедшего хранило серьезное, если не сказать мрачное, выражение. Единственной поразившей ее чертой были большие темно-серые глаза, смотревшие холодно и сосредоточенно. Движения баронета были исполнены уверенной непринужденности, в разговоре звучали подчеркнуто небрежные интонации. Всем своим видом сэр Бейл давал понять, что мог бы нравиться, если бы захотел, но на деле его ни на грош не интересует, что думают о нем окружающие.

Он довольно любезно поклонился каждому из гостей, но не утрудил себя ни улыбкой, ни каким-либо другим проявлением радушия. Оказалось, что сэр Бейл любит поговорить, но не задумывается над тем, что он сказал и какое впечатление произведут его слова на собеседника. В речах его таился утонченный сарказм, которого не всегда замечала простодушная миссис Бидль, не привыкшая улавливать скрытый смысл сказанного.

– Полагаю, сэр, мне не найти поблизости другого священника, помимо вас?

– Ближе Голден-Фрайерса и впрямь никто не живет, – заявила миссис Бидль, по своему обыкновению отвечая за мужа. – А на юг ближайший городок – Уилларден, до него по птичьему полету тринадцать с половиной миль, а в коляске все девятнадцать будет, а то и двадцать, это по дороге-то. Ха-ха-ха! Далековато придется искать священника.

– Проехать двадцать миль дороги, чтобы продвинуться вперед на тринадцать миль? Строители, прокладывавшие дорогу, изрядно попетляли; да, эти джентльмены знают, как делать деньги и как показать окружающие красоты с разных точек зрения. Никто не любит прямых дорог, кроме тех, кто за них платит, да невоспитанных путешественников, которым не терпится как можно скорее добраться к месту назначения.

– О, как вы правы, сэр Бейл: тот, кто не спешит, и не заметит, что дорога длинная. Так считает Мартин – правда, Мартин? И знаете, сэр, по-настоящему спешит только тот, кто возвращается домой и мечтает о чашке чая и встрече с детьми; тогда, знаете ли, каждый уклон дороги идет вам на пользу.

– Как хорошо, если хоть что-то идет вам на пользу. Значит, у вас есть дети?

– Много-премного, – гордо улыбнулась миссис Бидль. – Ни за что не угадаете сколько.

– Куда уж мне. Не понимаю, почему вы не привезли их всех.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр Бейл, но все они в один присест в коляску не войдут. Знаете, сколько их? Скажи, Мартин – ха-ха-ха! – их у меня одиннадцать!

– Должно быть, у вас в доме очень весело, – любезно заметил сэр Бейл и обратился к священнику: – Но до чего несправедливы небеса! У вас одиннадцать детей, а у меня ни одного – по крайней мере, тех, о ком я знаю.

– Взгляните, сэр, прямо перед вами лежит озеро, а за ним тянутся горы. Если перевалить через них, то в пяти милях от подножия по ту сторону будет городок Фоттрелл – до него по дороге двадцать пять миль…

– О боже! В какую глушь меня занесла судьба! Нынче утром садовник говорил, что спаржа в этих местах растет очень чахло. Пожалуй, то же самое можно сказать о священниках – в определенном смысле слова, – вежливо добавил баронет, ибо священник отличался весьма крепким телосложением.

– Ожидая вас, сэр Бейл, мы смотрели из окна – чтобы не скучать, пока вы не придете, – и решили, что такого вида, как из вашей усадьбы, нигде в округе не найти! До чего красиво это озеро! А горы – как они прелестны, настоящие хребты, правда, сэр Бейл?

– Верно подмечено, честное слово! Хотелось бы мне разнести их в клочья хорошим зарядом дроби, чтобы они не душили меня. Но, полагаю, раз уж нам не удается от них отделаться, ничего не остается, как ими восхищаться. Мы с этими горами на всю жизнь повязаны, так что лучше с ними не ссориться.

– Я-то знаю, сэр Бейл, вы говорите не всерьез! Ха-ха-ха! Вы ведь просто так не возьмете да не разрушите Мардайкс-Холл.

– Эти устрашающие горы не дают вздохнуть полной грудью, не дают увидеть солнце по утрам, – брюзгливо нахмурился баронет.

– Пусть так, но озеро – уж им-то вы, сэр Бейл, не можете не восторгаться!

– Нет, мэм, я этим озером отнюдь не восторгаюсь. Я его ненавижу – будь моя воля, я бы его осушил. Нет ничего мрачнее озера, запертого среди бесплодных гор. Не понимаю, какая нелегкая угораздила моих предков построить усадьбу здесь, на самом берегу; разве что рыба. Говорят, ее тут много, да еще какая ценная – щука, поди ж ты! И как только люди могут ее есть – мой желудок ее не принимает. По мне, съесть рыбу с такой пилой на спине – все равно что съесть настоящую пилу.

– Вы так много путешествовали, сэр Бейл; вероятно, успели приобрести вкус к подобным пейзажам? Говорят, на континенте таких озер великое множество, – продолжала миссис Бидль. – Не говоря уже про катание на лодке.

– Катание на лодке, уважаемая миссис Бидль, – скучнейшее занятие на свете. Вы со мной не согласны? Лодка выглядит прекрасно, если смотреть на нее с берега; кажется, что с середины озера можно увидеть очень многое. На самом же деле, стоит сесть в лодку, и вы проваливаетесь, точно в яму, и не можете ничего как следует рассмотреть. Что касается меня, я терпеть не могу кататься на лодке и вообще ненавижу воду. Будь моя воля, я бы постоил дом, подобно Хейворту, на краю болота. Какими бы дикими и унылыми ни были торфяные пустоши, все же лучше любоваться открытым горизонтом, чем задохнуться среди непроходимых гор или утонуть, как котенок, в черном озере. О, в соседней комнате накрыли завтрак. Не желаете ли подкрепиться?

Глава V

Комната миссис Джулапер

Миновал месяц с того дня, как сэр Бейл поселился в родовом поместье, – срок, вполне достаточный для того, чтобы окружающие успели выработать собственное мнение касательно нового соседа. Надо признать, его не очень-то жаловали. Было в его манерах какое-то ничем не вызванное пренебрежение. Вел он себя непредсказуемо, часто бывал резок и необуздан.

Сэр Бейл держал себя одинаково во всеми людьми, кроме одного, и этим несчастным был Филип Фельтрэм. Он состоял при сэре Бейле чем-то вроде адъютанта и исполнял все поручения, какие нельзя было доверить простому слуге. Но обращался с ним сэр Бейл хуже, чем с последним лакеем. Баронет ругал его на чем свет стоит, возлагал на его плечи вину за все, что было неладно в доме, в поле и в конюшнях; словом, третировал беднягу хуже, чем собаку.

Почему же Фельтрэм терпел столь унизительное обращение? Ответ прост: а что ему оставалось делать? Какая сила заставляет побежденных солдат,