Хулио Кортасар - Чудесные занятия

— Пускай побесится, — буркнул ты, не разрешая Дениз поднять руку и помахать девочке. — Пусть пеняет на себя, раз опоздала. Мы останемся здесь, вода отличная.

— Вчера вечером вы ходили к утесу и поздно вернулись. Урсула не ругала Лилиан?

— А чего ругаться? Не так уж и поздно было, да и Лилиан не маленькая.

— Для тебя, но не для Урсулы, для нее она все еще в слюнявчиках ходит; о Хосе Луисе я и не говорю, он в жизни не смирится с тем, что у дочурки начались месячные.

— Фу, грубиянка! — сказал ты польщенно и сконфуженно. — Давай сплаваем до волнореза, Дениз, даю тебе пять метров форы.

— Лучше побудем здесь, посостязаешься с Лилиан, она тебя наверняка обгонит. Ты с ней переспал вчера?

— Что? Да ты что?!

— Сейчас воды нахлебаешься, дурачок, — усмехнулись вы, хватая его за подбородок и игриво опрокидывая на спину. — Но ведь мое предположение логично,

не так ли? Ты повел ее вечером на пляж, вернулись вы поздно, теперь Лилиан появляется в последний момент… аккуратней, тюлень, опять ты мне по щиколотке заехал, даже в открытом море нет от тебя спасения.

Перекувыркнувшись в воде — вы неспешно последовали его примеру, — ты замолк, словно выжидая, но вы тоже ждали, и солнце светило вам прямо в глаза.

— Я хотел, мама, — признался ты, — а она — нет, она…

— Ты действительно хотел или только на словах?

— Знаешь, по-моему, ей тоже хотелось, мы стояли возле утеса, и это было несложно, я знаю там грот… Но потом она отказалась, струсила… Что тут поделаешь?

Вы подумали, что пятнадцать с половиной лет — это ужасно мало, обхватили его за голову и поцеловали в волосы, а ты отбрыкивался, смеясь, теперь ты действительно ждал, что Дениз продолжит разговор, что именно она — как это ни фантастично — окажется тем человеком, который поговорит с тобой о заветном.

— Если тебе показалось, что Лилиан хотела, то не сегодня-завтра у вас все получится. Вы оба — малыши, и ваши чувства несерьезны, но суть не в том…

— Я люблю ее, мама, и она меня тоже, я уверен!

— Вы малыши, и как раз поэтому я с тобой разговариваю, ведь если ты со дня на день переспишь с Лилиан, то вы, разумеется, будете вести себя как полнейшие неумехи.

Ты взглянул на нее в паузе между двумя мягкими волнами, а вы чуть было не рассмеялись ему прямо в лицо, потому что, ясное дело, Роберто не понимал, он был в ужасе, почти в шоке оттого, что Дениз примется объяснять ему азбучные истины, мама миа, только этого не хватало.

— Я хочу сказать, что никто из вас не будет предохраняться, глупыш, и в результате к концу отпуска Урсула и Хосе Луис получат подарочек — беременность дочки. Теперь понятно?

Ты ничего не ответил, но, конечно же, все сообразил, ты понимал это уже тогда, когда впервые поцеловал Лилиан, ты тогда задал себе нелегкий вопрос и подумал об аптеке, но дальше дело застопорилось.

— Может, я ошибаюсь, но у Лилиан на лице написано, что она понятия ни о чем не имеет, разве только теоретически, но что толку? Если хочешь знать, я за тебя рада, но раз уж ты немного повзрослел, тебе следовало бы самому позаботиться о вашей безопасности.

Она увидела, как ты окунул лицо в воду, с силой растер его и уставился на нее в упор.

Медленно плывя на спине, вы подождали Роберто, чтобы поговорить о том, о чем он и так думал, словно стоял перед прилавком аптеки.

— Вариант не идеальный, сама знаю, но если она никогда раньше этим не занималась, то, наверное, с ней трудно будет говорить о таблетках, тем более что здесь…

— Да, я тоже так считаю, — сказал ты как можно басистее.

— Чего же ты тогда ждешь? Купи их и положи в карман, а главное, не потеряй голову и используй в нужный момент.

Ты вдруг нырнул, потащив ее за собой, пока она не закричала и не засмеялась, ты накрыл ее тюфяком из пены и шлепков, от которого отрывались лоскуты слов, перебиваемых твоими «ап-чхи» и ударами по воде… ты боялся, ведь ты никогда не покупал этих изделий, и боялся… как, как же я туда приду, в аптеке работает старуха Делькасс, там нет продавцов-мужчин, что ты говоришь, Дениз, как я у нее попрошу, я не смогу, я сквозь землю провалюсь.

Однажды, когда тебе было семь лет, ты пришел из школы пристыженный, а вы, никогда не подгонявшая его в подобных случаях, подождали, пока, ложась спать, Роберто не свернулся в ваших объятиях смертоносной анакондой — так назывались ваши шутливые игры перед сном, — и стоило задать пару вопросов, как ты сразу рассказал, что на переменке у тебя начала зудеть попка и там, между ног, и ты расчесался до крови, и тебе было страшно и стыдно, потому что ты возомнил, что это чесотка, наверное, ты заразился от лошадей дона Мельчора. А вы, покрывая поцелуями залитое слезами, испуганное и смущенное лицо Роберто, опрокинули сына навзничь, раздвинули ему ноги и после тщательного осмотра обнаружили укусы то ли вшей, то ли блох, так сказать школьные «прелести»… но какая же у тебя чесотка, дурачишко, ты всего лишь расцарапал тело до крови. Как просто: спирт и мазь, ласковые, успокаивающие пальцы… вновь обрести, преодолев барьер признания, доверие и счастье… ну конечно, ничего страшного, спи, глупенький, завтра утром еще посмотрим. Милые картины недавнего прошлого, мелькающие перед вами в волнах под аккомпанемент веселого смеха… а потом — внезапное отдаление сына, отчуждение из-за ломающегося голоса, неожиданно появившегося на горле адамова яблока, пушка на подбородке; до чего же нелепы эти ангелы, изгоняющие нас из рая! Вы почувствовали иронию происходящего и улыбнулись под водой, волна укрыла вас, словно простынкой, да, трудно не ощутить иронию судьбы, ведь, в сущности, нет никакой разницы между боязнью признаться, что у тебя в паху подозрительный зуд, и опасением, что старуха Делькасс отнесется к тебе как к малолетке. Когда ты вновь подплыл, не глядя на Дениз, которая лежала на спине, и принялся плавать кругами вокруг нее, точно собачонка, вы, Дениз, уже знали, чего он ждет, ждет неистово и униженно, как раньше, когда он был вынужден отдаваться во власть чужих умных глаз и ловких рук, и это было стыдно и сладко; сколько раз Дениз снимала у тебя резь в животе или растирала икру, сведенную судорогой!

— Коли так, я сама пойду, — сказали вы. — Даже не верится, что ты у меня такой недоумок, сынок.

— Ты? Пойдешь?

— Естественно, пойду, мой сын ведь еще не дорос. Надеюсь, тебе не пришло в голову попросить Лилиан?

— Черт побери, Дениз…

— Я замерзла. — Голос ваш звучал почти жестко. — Теперь, пожалуй, стоит выпить виски, но сперва давай сплаваем до волнореза. И без форы, я тебя все равно обставлю.

Это было — словно поднимаешь копирку и видишь под ней точную копию предыдущего дня: обед с родителями Лилиан и сеньором Гуцци, специалистом по ракушкам, долгая и жаркая сиеста, чай с тобой… вообще-то ты сидел безвылазно в своей комнате, но чаепитие было обязательным ритуалом, который нельзя нарушать… гренки, терраса, потихоньку надвигающийся вечер, вы слегка жалели Роберто, он явно чувствовал себя не в форме, но ритуал вам нарушать не хотелось, эта встреча никогда не отменялась, где бы вы ни находились днем, вы непременно встречались под вечер за чаем, а потом каждый мог отправляться восвояси. Дениз было ясно до слез, что ты не можешь постоять за себя, бедняжка Роберто, ты сидел, поджав хвостик, как собачонка, не обращавшая внимания на масло и мед, ах ты, мой непоседливый песик, глотавший гренки вперемежку со словами, так-так… еще одну чашку чая, еще одну сигарету…

Теннисная ракетка, щеки, как помидоры… бронзовая Лилиан, разыскивающая тебя, чтобы сходить до ужина в кино. Вы обрадовались, что они ушли, ты выглядел совершенно потерянным и не находил себе места, надо, надо пустить тебя в плавание с Лилиан, в эту почти непостижимую для вас переброску междометиями, смешками и жаргонными выражениями, объяснить которые не под силу никакой грамматике, потому что сама жизнь в который раз смеялась над грамматикой. Вы наслаждались одиночеством, но потом вдруг загрустили, представив себе чинный, безмолвный зал и кинофильм, который увидят только они. Вы надели свои любимые брюки и блузку и спустились по набережной, задержавшись у магазинчиков и киоска, чтобы купить журнал и сигареты. На местной аптеке красовалась вывеска — этакая заикающаяся пагода, а внутри, в комнатушке, пропахшей лекарственными травами, обитали старуха Делькасс в немыслимом красно-зеленом чепце и молоденькая провизорша… вот кого ты на самом деле боялся, хотя говорил только про старуху Делькасс. В аптеке околачивались два сморщенных болтливых покупателя, явившихся за аспирином и желудочными таблетками, они уже уплатили, но уходить не торопились, а разглядывали витрины, пытаясь протянуть время: все-таки здесь интересней, чем дома. Вы повернулись к ним спиной, зная, что в таком тесном помещении слышен каждый шорох, потом поддакнули старухе Делькасс, дескать, погода — благодать, затем попросили у нее пузырек со спиртом, как бы давая последний срок покупателям, которым давно пора было выметаться… а когда старуха принесла пузырек, вы, увидев, что сморчки еще созерцают витрины с детским питанием, сказали как можно тише: