Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят

— Он скоро умрет? — спросил Гэри и крепко оперся локтями о стол, чтобы не дрожали.

Она кивнула:

— Умрет, а замок перейдет к его двоюродному брату Там такое родство — седьмая вода на киселе… Брат этот англичанин. Работает в Лондоне, в Сити. Думает только о деньгах. На землю предков ему наплевать. Твой отец от этого сам не свой. Мечется как муха в паутине, все пытается судьбу перебороть…

— Вы за этим меня вызвали? Вся срочность из-за этого, да?

— Да, сынок… Если он не образумится, не бросит пить, то так и умрет, а за ним и замок. Братишка этот устроит там гостиницу для каких-нибудь богатых американцев или русских… Самый красивый замок во всем крае! Стыд какой, на всю страну!

— Эк вы заговорили, шотландская кровь!

Она слабо улыбнулась. Пальцы перестали бегать по столу, она посмотрела ему прямо в глаза.

— От себя не уйдешь. Кто шотландцем родился, тот шотландцем и умрет.

Гэри выпрямился. Он тоже все больше чувствовал себя шотландцем.

— Вот я и подумала: может, если он тебя увидит, узнает родного сына, может, тогда… Но я толком не знаю. С Маккаллумами никогда не знаешь, чего ждать. Судьба у них черная-пречерная, а мозгов ни крупинки…

— Так когда же я могу его увидеть? — нетерпеливо перебил Гэри.

Он выручит отца, образумит его, вылечит. Он уже представлял, как будет жить с Дунканом Маккаллумом в фамильном замке, узнает его ближе, выучит шотландскую историю. Ему вдруг нестерпимо захотелось иметь корни, носить цвета своего клана, чтобы им гордилась семья. А в замке можно устроить культурный центр, проводить фестивали, собирать музыкальный бомонд… Бабушка наверняка поможет. Он будет учиться дальше на фортепиано, а попутно возродит Кричтон к жизни.

— Сегодня вечером, попозже. Я тебя сведу в паб, куда он ходит каждый день. На той неделе, когда ты позвонил, я туда пошла и сказала ему, что у него есть сын. Красивый, говорю, парень, ты будешь им гордиться, передашь ему эстафету, и тогда никакие англичане тебе не страшны, и твой замок в гостиницу никто не превратит.

— А он что?

— Выслушал… Но ничего не ответил. Когда он набрался до того, что уже на ногах не стоял, я довела его до замка и уложила в прихожей, есть у него там такой старый, разбитый диван — на нем он чаще всего и спит. Ни особой радости, ни досады не выказал. Значит, расслышал. Готов с тобой познакомиться.

— А мою мать он помнит?

Миссис Хауэлл отрицательно покачала головой.

— Но что сын у него есть, это он помнит.

— Он знает, что я англичанин?..

Да вдобавок внук королевы!

— Нет. Об этом я не сказала. У меня расчет такой: твой отец — человек гордый, и когда он увидит, какой у него сын, эта его гордость возьмет верх, остальное уже не важно.

— А если бы я оказался нахальным, выпендрежным и вообще бездарностью?

— Ты бы тогда не стал мне звонить, малыш. У тебя был такой умоляющий голос…

— Да ведь мы всего-то несколько слов друг другу сказали.

— Но мне было слышно и то, чего ты не сказал.

Гэри накрыл своей широкой ладонью худенькую ручку миссис Хауэлл, и у той на глаза навернулись слезы.

— Хоть бы вышло, хоть бы вышло, — шептала она, глядя пустым взглядом перед собой, словно хотела увидеть будущее.

К замку они поехали на старой, чихающей машине, которая еле взбиралась в гору. Гэри то закрывал глаза, то снова открывал. Он вытягивал шею и всматривался в горизонт. В последнее время он так часто представлял себе, как выглядит этот замок.

И замок превзошел его ожидания.

Кричтон внезапно выступил из-за поворота: гигантский, величественный, надменный. Когда-то белые, а теперь посеревшие, с пятнами сырости стены подавляли своим видом. Крыша местами провалилась, между кровельными балками пробивались и тянулись к небу кусты.

— Зачем столько стен? — с любопытством спросил Гэри. — Никогда не видел столько валов сразу.

Миссис Хауэлл в ответ вздохнула:

— В семье Маккаллумов было столько братоубийственных войн… Каждый раз, как им начинал грозить кто-нибудь из родни, они строили вокруг замка новую крепостную стену. За этими укрытиями они ничего не боялись.

Они поставили машину у главного входа и дальше пошли пешком. Прошли через все кольца стен, одно за другим. Дул такой крепкий ветер, что Гэри казалось — у него сейчас оторвет щеки. Он расхохотался и закружился посреди серых камней. Прощай, Гэри Уорд! Да здравствует Гэри Маккаллум! Новое имя, новая жизнь! Тусклые, избитые глыбы заиграли живыми красками, как воздушный змей. Он кружился, кружился, пока с хохотом не повалился на траву, — а хмурый, мрачный небосклон низко навис над замком и словно вжимал его в землю.

Ему хотелось все увидеть своими глазами.

Они толкнули входную дверь, уповая, что Дункан не лежит на диване в прихожей.

— Не волнуйся, в это время он уже, поди, накачивается в кабаке.

Он бегал по коридорам, подымая клубы пыли, распахивал тяжелые двери, лупил кулаками в густую паутину, заглядывал в длинные заброшенные залы с высокими, черными от сажи каминами. Мебели в них больше не было, только старые доспехи. Шлемы, казалось, провожали его пустыми глазницами.

Лишь когда миссис Хауэлл кивнула ему на дверь в отцовскую спальню, он на шаг отступил.

— Потом. Когда мы с ним познакомимся.

И они отправились обратно в город.

Дункана они нашли в пабе «Лук». Это был бар с широкими окнами, крашенный снаружи в темно-голубой цвет. Гэри пропустил свою спутницу вперед. Сердце у него колотилось. Он шагнул внутрь, не отрывая глаз от фиолетового пальто и красного шарфа. Потолок с ярко-красными балками и желтый, почти оранжевый паркет на мгновение ослепили его: он зажмурился и замигал.

Миссис Хауэлл направилась прямо к мужчине, который сидел, облокотившись о стойку бара, не поднимая головы от огромной кружки пива, и тронула его за плечо:

— Дункан Маккаллум!

— Н-ну?.. — рявкнул тот в ответ и круто обернулся.

Высоченный, широкоплечий, настоящий великан, с красной одутловатой физиономией. Глаза у него были так налиты кровью, что непонятно, какого они цвета. Зубы пожелтели от сигарет, спереди одного не было. Над килтом в синюю и зеленую клетку выпирало круглое брюхо. Черный жилет и куртка были грязные и засаленные, на длинных гольфах — нелепые, сбившиеся набок красные помпоны. Старый клоун — назвала его миссис Хауэлл. Старый клоун со шрамом…

— Эй ты! Англичанка! Опять явилась провожать меня до дому?

Он перевел взгляд на Гэри и снова взревел:

— А это еще кто такой?!

Гэри откашлялся. Слова ему не давались.

— Ты что, при этой старой грымзе англичанке ошиваешься?

— Я… Я…

— Да он никак язык проглотил! Или старуха ему язык откромсала! — обернулся Дункан к бармену. — Бабы — зло. Даже старые. Чик-чик, и языка как не бывало. А то и чего другого!

Он расхохотался и поднял свою кружку в сторону Гэри.

— Чокнемся, малыш? Или так и будешь стоять столбом?

Гэри подступил ближе. Миссис Хауэлл тихо, почти беззвучно прошептала:

— Дункан, познакомься, это твой сын Гэри… Помнишь, у тебя есть сын?

— Еще бы не помнить, бабка! Ты мне еще давеча напомнила, когда я спьяну не мог дойти до дому…

Дункан посмотрел на Гэри. Глаза сузились, как бойницы в крепостных стенах. Он снова обернулся к бармену:

— Слыхал, Эван, сынок у меня объявился! Плоть от плоти! А? Каково?

— Дело хорошее, Дункан.

— Еще один Маккаллум… Как тебя звать, сынок?

— Гэри.

— Гэри, а дальше?

— Гэри Уорд, но…

— Тогда какой ты мне сын? Маккаллумы фамилии не меняют, это тебе не бабы! Маккаллумами рождаются, Маккаллумами умирают. Точка! Уорд, Уорд… И фамилия-то какая-то английская. Помню, была такая англичаночка, легкая на передок, все ныла, что я ей ребенка сделал, — это, что ли, твоя мамаша?

Гэри не знал что ответить.

— Это твой сын, — тихонько повторила миссис Хауэлл.

— Если его звать Гэри Уорд, он мне никто!

— Ты же не признал его при рождении! Как прикажешь ему зваться?

— Маккаллумом, как я! Вот тоже выдумает!

И он громогласно обратился к завсегдатаям, которые сосредоточенно смотрели футбол с кружками в руках.

— Эй, мужики! Слышите?! У меня тут, кажись, сын… Правда, у меня их, должно быть, немало… Маккаллумы не одну бабу осчастливили! Тем лишь бы ноги раздвигать!

Щеки у Гэри пылали. Ему хотелось только одного: уйти отсюда как можно скорее. Заметив, в каком он смятении, миссис Хауэлл удержала его за рукав:

— У тебя есть сын, Дункан Маккаллум, вот он перед тобой. Кончай набираться, поговори с ним толком!

— Молчать, старая дура! Я сам решаю! Никогда еще такого не было, чтобы баба была Маккаллуму указкой…

С этими словами он вновь обратился к окружающим за поддержкой.

— Замолчи, Дункан Маккаллум! — воскликнула миссис Хауэлл. — По кабакам горланить ты горазд, но как с болезнью сладить, так тут ты сам — сущая баба! Трус ты и хвастун, вот ты кто! Помрешь ведь скоро, что ж ты выламываешься?..