Александр Смит - Божественное свидание и прочий флирт

Он отказался от гранта на проведение научно-исследовательской работы, что немало удивило его наставников.

— Вряд ли нечто подобное может повториться, — сказал ему один из преподавателей. — Если вы серьезно относитесь к математике, тогда пришло время принять решение.

— Я уже все решил.

— Вы совершаете ошибку. Там для вас нет ничего. И не может быть!

Он прикусил губу. Что мог знать об Африке этот человек с утонченными, академическими манерами? Майкл хотел многое сказать; объяснить, что невозможно отречься от порыва души, но вместо этого пробормотал что-то невнятное о каких-то обязательствах перед своим городом. Наставник, заставив его умолкнуть, выдал еще несколько сентенций, и он понял, что уже вычеркнут из числа кандидатов. Ему предложили пропуск в тот мир, который, по мнению наставника и иже с ним, был самым лучшим, куда все стремились попасть, а он, неблагодарный, его отверг.

Прошло несколько недель, и он получил письмо от директора частной школы для мальчиков, расположенной в окрестностях Булавайо. Директор узнал, что он вот-вот получит высшее образование, и потому решил предложить ему место учителя. Какой позор, что подающие надежды молодые люди практически никогда не возвращаются обратно в страну; сможет ли он доказать, что это вовсе не так?

Принимая предложение, Майкл написал ответное письмо. Опустил его в обычный почтовый ящик, а не в коробку почтальона колледжа, и когда оно проскользнуло внутрь, он тотчас почувствовал, как увеличилась пропасть между ним и Кембриджем. Здесь его теперь ничто не удерживало; было интересно, но не более. Эта холодная, маленькая страна больше ничего не значила для него.

Он расслабился.

— День прошел великолепно, Майкл. Так славно все получилось.

— Благодарю вас. — Он пожал протянутую отцом Энни руку. — Я тоже так считаю. Спасибо.

— Теперь вы — семья. И не меня нужно благодарить.

Он слегка наклонил голову, признавая смущающий комплимент.

— И все-таки я вам благодарен. И знаю, что Энни…

Фермер улыбнулся.

— Детям надлежит дать хорошее напутствие. Что бы там ни было, я уверен: с тобой она будет в безопасности.

— Разумеется.

Майкл украдкой посмотрел на часы. Через тридцать минут отправление поезда, а им еще предстоит найти свой вагон, рассчитаться с носильщиками и уладить все остальное.

— Да. Уже пора. — Он повернулся и подозвал одного из официантов. — Я скажу ему, пусть дадут знать водителю. На дорогу уйдет не больше десяти минут.

Снаружи, на лестнице здания муниципалитета, гости выстроились в линию, приготовившись к их выходу. Многие держали в руках картонные коробки с конфетти, и кое-кто из детей уже начал раскидывать цветные кружочки. Он выглянул и вздрогнул.

— Ты готова?

Энни стояла рядом с ним в платье, которое он помогал ей выбирать в Мейклсе, и шляпе, которую мать купила ей в Солсбери. Она держала его под руку, игриво пощипывая.

— Давай обнимемся, — обратилась она к подошедшей матери.

Он никогда не замечал между ними какого-либо признака привязанности, но теперь они заключили друг друга в объятия. Мать гладила ее по спине, шепча что-то на ухо.

Отец улыбнулся и подмигнул ему заговорщически:

— Мне говорили, что женщина всегда остается со своей матерью. Взгляни на это.

Затем она повернулась к отцу, чтобы обнять его. Майкл заметил слезы в ее глазах и горящие от румянца щеки. Буквально несколько секунд отец мягко прижимал ее к себе, а потом отстранился.

— Вы опоздаете, — сказал он. — В любом случае, помни, примерно через неделю мы навестим вас.

И тут она разрыдалась.

— У вас все будет в порядке? С вами ничего не случится?

Родители засмеялись.

— Ну, конечно же, милая. Глупышка. У нас все было в порядке в течение многих лет. Все годы.

Потом в автомобиле она прильнула к нему, и они поцеловались. Он уловил запах незнакомых ему духов — дорогих, экзотических. Убрал волосы, упавшие ей на глаза, и ослабил свой галстук. Она игриво прикоснулась к его груди.

— Неделю, — сказала она. — Целую неделю вдвоем, и ничего не делать, только любоваться водопадом.

— Потрясающе! — отозвался он.

Автомобиль тронулся с места. Некоторые из гостей продолжали стоять у ворот автостоянки, приветствуя молодоженов. Двое парней умудрились постучать по крыше машины; он помахал им рукой и улыбнулся.

Люди провожали автомобиль взглядом. Велосипедист, переезжавший на другую сторону дороги, чернокожий мужчина в порванной потертой одежде цвета хаки и ветхой кепке, заглянул внутрь: лицо его оставалось безучастным, но он не мог оторваться от невесты, как будто был ослеплен блеском ее платья.

Спустя несколько минут они уже были на станции. Водитель затормозил, вышел и подозвал свистком носильщика, чтобы тот взял чемоданы. Затем они направились к платформе и стали читать список пассажиров спального вагона в местном поезде. Странно было видеть строку с их именами; Энни коснулась его руки:

— Вот — мы. Муж и жена!

Пока поезд выезжал из города, Майкл сражался с толстой кожаной защелкой на окне в коридоре. Наконец тяжелое окно опустилось и он смог высунуться. Прохладный вечерний воздух действовал отрезвляюще. Уже стемнело, поезд, покачиваясь, медленно двигался вперед, были видны горящие огни африканских поселков, стройными рядами подходившие к краю невозделанных земель, и плоские равнины Матабелеланды. Уже вдали от города железнодорожная линия плавно делала поворот, и, когда поезд шел по изгибу пути, он увидел огненный хвост локомотива. Словно светлячки в непроглядной ночной мгле мелькали вылетающие искры. В других окнах можно было различить темные силуэты пассажиров. Он оставил окно открытым ради притока свежего воздуха, даже если вместе с воздухом налетит угольная пыль от паровоза. Прежде чем войти в купе, он постучал. В ту минуту, когда он входил, она укладывала платье в чемодан.

— Я могу тебе чем-то помочь?

Она покачала головой.

— Все в порядке. Пижаму я положила на твою полку. И там же зубная щетка.

Ее ответ прозвучал так странно. Неужели это и есть брак — говорить о мелочах: твоя еда готова, не забудь свои ключи, ты не видел мою ручку и так далее? Неужели и они будут говорить о том же? А если нет, тогда о чем?

Он сел. Приходило ли ей в голову, что он мог спать раньше с другой? Она бы так не поступила — он был уверен в этом, — и в своих отношениях они никогда не заходили далеко. Она была девственницей, он это знал. Он взглянул на нее: теперь она — его жена. В университете мужчины часто болтали о сексе, но ему претила подобная непристойность и грубость. Будет ли у них так же, как обычно бывает: смущение, страстное физическое желание, пустые слова? А что еще может произойти? Потливость от соприкосновения тел? Невнятное бурчание о том, что на койке, узкой для одного, невозможно поместиться вдвоем?

Энни улыбнулась ему. Она тоже волновалась; он мог это понять. Надо что-то сделать, чтобы помочь ей. Он огляделся: свет — выключить свет. Тогда можно будет раздеться в темноте и оградить друг друга от смущения.

Он поднялся, и тут она дернулась.

— Не волнуйся, — сказал он. — Я не собираюсь обижать тебя.

Она засмеялась.

— Я не думала…

Он выключил свет, но над дверью появился яркий луч ночного освещения. Там тоже должен быть выключатель, вот только где?

Они завтракали в качающемся вагоне-ресторане, глядя на проносившиеся мимо окрестности. Деревья здесь были выше и намного гуще кустарник; страна рогатого скота осталась позади, но все равно это дикие земли, территория слонов. Со своего места он наблюдал за появлением утренних солнечных лучей над сводом деревьев в лесу. Ему знакомы такие места. Во время трехмесячной военной подготовки он ходил на патрулирование точно в таком же селении, как это. Десять дней тогда они провели в лагере, отрезанном от внешнего мира, отрабатывая стрельбу по мишени, и с каждым днем становились все более грязными, когда пробирались ползком в траве шести футов высотой, во время тщательно разработанной игры повзрослевших бойскаутов. Вскоре на горизонте, над морем раскачивающихся верхушек деревьев появилось облако водяной пыли. Он предложил ей перейти на его место — оттуда был лучше вид, но железнодорожная колея внезапно сделала поворот, и снова все закрыл лес.

— Еще полчаса, — сказал он. — Самое большее.

Она возвратилась в купе, чтобы сложить вещи, а он остался сидеть за столом. Налил себе кофе и неподвижным взглядом уставился на скатерть. Он чувствовал себя пойманным в ловушку, как тогда, когда впервые попал в школу-интернат. Туда его привез отец, и он знал об абсолютной невозможности побега. Те же ощущения нахлынули и сейчас: наверное, даже тюремные стены и колючая проволока не смогли бы так зажать.

— Не жди удовольствия от медового месяца, — цинично заявил ему коллега. — Никому еще это не удавалось.