Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс

По правде говоря, Шарлотта мало что слышала после слов «несовершеннолетние студенты пьют спиртное». До нее постепенно доходил смысл сказанного Хойтом: оказывается, она, Шарлотта Симмонс, принимает участие в чем-то противозаконном. Такого с ней еще никогда не случалось! Впрочем, легкая волна паники, охватившая девушку, схлынула так же быстро, как и накатила. Даже слишком быстро. Шарлотта отпила еще вина. Нет, до нее, конечно, доходило, что Хойт, рассказывая ей о перипетиях антиалкогольной кампании, снова обнял ее за талию. Но почему-то на этот раз такая вольность не показалась Шарлотте ни чрезмерной, ни неуместной. Он просто таким образом распространяет на нее свое покровительство и защищает от возможных неприятностей.

Хойт снова повернул ручку, и на этот раз дверь открылась. После сравнительно тихого подземелья музыка, доносившаяся в коридор из большого зала, показалась Шарлотте нестерпимо громкой. Охранник повернулся в своем кресле, кривовато ухмыльнулся и сказал что-то вроде: «Все чисто, Хойто, проходи».

Народу в главном зале оказалось еще больше, чем прежде. Ребята и девушки, почти все исключительно белые, стояли практически вплотную друг к другу по всей площади зала. Естественно, воздух от этого не посвежел. Духота стояла страшная. Девушки улыбались друг другу и парням во весь рот – может быть, просто для того, чтобы не упустить последние оставшиеся в воздухе молекулы кислорода. И еще они не переставая смеялись – сами не зная почему и над чем. Музыка, грохотавшая под сводами зала представляла собой все ту же бесконечную какофонию, напоминавшую цепную реакцию при автомобильной аварии на скоростном шоссе: металлический лязг врезающихся одна в другую машин вперемешку с человеческими воплями и стонами.

Шарлотта оторопела. Куда идти дальше? Как пробираться через эту плотно спрессованную толпу? Окажись она сейчас одна ее охватила бы паника. Где Мими? Как добираться домой? А ведь, наверно, уже пора возвращаться – поздно все-таки. Но как ей пробраться хотя бы к выходу из этого помещения, где люди упакованы плотно, как селедки в бочке?

Впрочем, все эти мысли лишь промелькнули в голове Шарлотты, уступив место, как ни странно, определенной уверенности и даже спокойствию. Все-таки она здесь не одна. У нее есть персональный сопровождающий. Он тут свой в доску, со всеми знаком… И в этом месте Шарлотта позволила себе усомниться в правильности своих умозаключений – а станет ли Хойт помогать ей уйти с дискотеки с такой же готовностью, с какой таскает ее по своим потайным подземельям и знакомит с друзьями-приятелями.

Хойт стоял у нее за спиной, вынужденный – вынужденный? – прижаться к ней едва ли не всем телом. «Народу здесь действительно много, – подумала Шарлотта, оправдывая излишнее, с ее точки зрения, стремление Хойта постоянно быть рядом – в буквальном смысле этого слова. – С другой стороны, кто его знает – может быть, так даже лучше, – успокоила она себя. – Зато не потеряемся».

– Ну и что? Что будем делать? – спросила Шарлотта Хойта. Для того, чтобы спутник услышал ее, девушке пришлось обернуться и почти прокричать эти слова ему прямо в ухо. – Здесь ведь находиться невозможно. Куда мы пойдем?

– Да уж, прямо дурдом, – согласился Хойт. – Давай пробираться вон туда, к лестнице, – предложил он. – Я же говорил, что покажу тебе, как все у нас там наверху. Интерьеры там – закачаешься. Ну что, двинули?

Она кивнула, и Хойт потащил ее по лестнице.

Шарлотта уже и забыла, как это, оказывается, хорошо, когда кто-то может принять за тебя решение. Впрочем, какая-то часть ее продолжала сопротивляться. Эта недоверчивая и подозрительная составляющая ее души не переставая выдвигала все новые доводы против путешествий по закоулкам этого здания, да и вообще против возможного продолжения знакомства с Хойтом.

Не прошло и минуты, как Хойт с Шарлоттой «на буксире» уже пробился к лестнице, ведущей наверх. Еще несколько энергичных движений, и вот она – долгожданная свобода.

Не успели Хойт и Шарлотта, поднявшись чуть выше, отдышаться и окинуть взглядом панораму набитого до отказа зала, как до них донесся сбивающийся на хихиканье голос:

– Эй, Хойти, как успехи? Время-то идет, а я смотрю: восставшие из ада еще не добрались до райских кущ! Предупреждаю тебя, о путник: Эдем переполнен! Что-то праведников развелось – невпроворот. Нормальному парню и податься будет некуда. Ну да ладно, дерзай. Ищите и обрящете…

Хойт, явно не пришедший в восторг от этой проповеди, только махнул рукой и не стал отвечать говорившему. Это был весьма упитанный парень с густыми бровями, сходившимися на переносице. Он многозначительно переводил взгляд с Шарлотты на Хойта и обратно. Минутку-минутку. Вроде бы она видела его где-то раньше? Шарлотта задумалась. Впрочем, если им и доводилось встречаться в учебных корпусах или на территории кампуса, то вряд ли у Шарлотты была возможность лицезреть толстяка в таком виде: явно пьяный, в насквозь мокрой от пота рубашке, он стоял, опершись на перила, опасно наклонив вниз почти опорожненный белый пластиковый стаканчик.

Хойт сделал вид, что не заметил обращавшегося к нему однокурсника.

– Кто это такой? – спросила Шарлотта. – Что он имел в виду?

Хойт пожал плечами, давая понять, что, мол, кто их разберет, этих надравшихся придурков.

– Это наш Ай-Пи, – сообщил он Шарлотте. – В семье не без урода. Приняли его в клуб, а теперь вот мучаемся.

Лестница, по которой Хойт повел Шарлотту, оканчивалась площадкой, по размерам раза в три превышавшей гостиную в ее родном доме в Спарте. Ей еще не доводилось видеть лестничные пролеты такой высоты в каком-либо здании. Что уж говорить об огромном холле, куда вела распахнутая настежь дверь с лестничной площадки! В центре потолка, где когда-то, по всей видимости, висела огромная люстра со множеством свечей, теперь был закреплен какой-то новомодный хайтековский прожектор, дававший резкий голубовато-белый флюоресцентный свет. Стоя на пороге просторного холла, Шарлотта разглядела целую компанию студентов, столпившихся у одной из дверей: парни и девушки просто загибались от хохота, а также визжали, аплодировали, кричали, топали ногами, стонали и завывали одновременно. Все эти звуки, по всей видимости, выражали либо горячее одобрение, либо притворное осуждение того, что происходило в комнате и было скрыто от взора Шарлотты. Несмотря на тесноту и явно завораживающее зрелище, вся компания то и дело прикладывалась к большим пластиковым стаканчикам – не то, чтобы взбодриться очередной порцией спиртного, не то с целью просто освежить горло лимонадом и колой.

– Что там такое? – заинтересовалась Шарлотта.

Хойт, бросив взгляд в холл, даже не остановился на пороге. Все так же полуобнимая Шарлотту за талию, он настойчиво тянул ее дальше – вверх по лестнице на третий этаж.

– Да хрен его знает, – со вздохом сказал он и покачал головой, давая тем самым понять: что бы там ни происходило, это зрелище ни в коем случае не заслуживает их с Шарлоттой внимания. Судя по выражению его лица, не стоило тратить даже малейших усилий или пары секунд на то, чтобы разобраться, над чем так потешаются эти несерьезные, инфантильные и духовно неразвитые люди.

– Пошли, пошли. Я тебе покажу, как мы тут живем. Ты просто обалдеешь. Знаешь, какие у нас здесь комнаты!

Площадка и холл на третьем этаже ничем не отличались от тех, что минуту назад Шарлотта видела этажом ниже. Разница между ними заключалась в том, что здесь никто не толпился в холле перед открытыми дверями: сам холл был пуст, а все двери, выходившие в него, плотно закрыты. Впрочем, изнутри доносились ставшие уже привычными для Шарлотты характерные звуки, сопровождавшие жизнь в общежитии: кто-то что-то громко говорил, кто-то где-то смеялся. Смех был как настоящий – реакция на рассказанный анекдот или остроумное замечание, так и искусственный – доносившийся из динамиков телевизора в качестве саундтрека очередного комедийного сериала. Где-то играла музыка, раздавались пьяные мужские возгласы, невнятная мешанина разговоров, слышались выстрелы и предсмертные стоны уничтожаемых в компьютерных играх самых разнокалиберных чудовищ…

Хойт остановился около одной из дверей и прислушался, явно пытаясь определить прямо из холла, что происходит в комнате. Выждав несколько секунд, он повернул ручку и распахнул дверь. Шарлотту удивили не столько размеры комнаты и даже не количество набившихся в нее людей – а молодые люди и девушки сидели плотными рядами как на обеих кроватях, так и на полу вдоль стен, – сколько царившая в помещении тишина. В следующую секунду ей в нос ударил запах дыма – не табачного, а какого-то другого, незнакомого, резкого и в то же время сладковатого. Сидевшие в комнате уставились на Хойта и Шарлотту глазами енотов, застуканных у мусорного бачка за домом посреди ночи: в этих взглядах было и беспокойство, и признание собственной вины, и раздражение по поводу столь бесцеремонного вмешательства в то, что, по их мнению, было их сугубо личным делом. Лишь одна из девушек не обратила на появившуюся на пороге парочку никакого внимания – глаза ее были закрыты, и она полной грудью и с явным удовольствием затягивалась дымом, исходившим от короткой мятой сигареты, которую она держала за самый кончик большим и указательным пальцами.