Джон Ридли - Путь к славе, или Разговоры с Манном

Я возвращался домой после выступления в «Копе». Шел пешком, вдыхая ночной воздух, проветривая голову. Выступления в «Копе» уже давно превратились из предмета заветных мечтаний в обыденные выступления в «Копе»: просто иду трудиться, выполняю работу. Только и всего. Ничего особенного.

Когда я уже подошел к дому, меня кто-то окликнул:

— Джеки!

Я встал как вкопанный, похолодел. Этот голос — как страшный шрам — ни с каким другим не перепутаешь. Акцент — южный.

Мы сидели в баре и пили. Вернее, Дайтон пил, а я просто наблюдал, как он насасывается спиртным.

— Проклятая шлюха, Джеки. Все они одинаковые… Хотела меня бросить — могла бы просто уйти. Плевать мне… Кругом много других шлюх. Зачем же из меня придурка делать. — Он был в жалком, плаксивом настроении — белая копия моего отца, — и с каждым стаканом делался все более жалким и плаксивым. Крикнул официантке: — Милая, протри глаза, у меня в стакане пусто! — Потом мне: — Знает ведь, что я выпить хочу, а сама даже не… Видишь, какие они все шлюхи, а?

— Почему бы тебе не пойти домой?

— Не учи меня, что мне делать! — Стоило мне раскрыть рот, как Дайтон из нытика моментально превратился в психа. Этот маятник приводился в движение алкоголем; чем дальше, тем сильнее и безумнее он раскачивался. — Еще будет меня учить какой-то черный пацан… — Тут маятник быстро качнулся в обратную сторону. — Боже мой! С директором! Она убежала с директором школы. — Он говорил о своей жене. Я припомнил ее. Добрая. Приятная. Синяк под глазом. Я бы не осудил ее ни за какие провинности перед этим типом. — Теперь обо мне весь город языки чешет, я — посмешище. Вот я и говорю, Джеки, что все бабы — шлюхи. А знаешь что? По-моему, она и с тобой хотела переспать. Тогда, в Канзас-Сити, где мы на твое шоу ходили, как она на тебя пялилась, на сцене — наверное, она… — Тут Дайтон пристально в меня всмотрелся, как бы рентгеном просвечивая мне душу и пытаясь разглядеть там правду или ложь. И поставил диагноз: — Не-ет, ты бы не поступил так со мной — не стал бы блудить с моей женой, а? Ну да ладно… Удрала с директором школы и прихватила мои последние денежки. Все деньги мои забрала, Джеки! Что мне еще оставалось — только сюда ехать. Я же знал — ты в Нью-Йорке живешь. Адски большой город. Я думал, не найду тебя тут, но ты же в «Копакабане» выступаешь. Черт — если в таком модном месте выступаешь, об этом все газеты кричат!

Вот оно, мое счастье!

Я понял, куда клонится дело, это было ясно, и решил рубануть сплеча:

— Давай я тебе дам немного денег, и потом ты отвалишь отсюда. А дальше делай что хочешь.

На секунду Дайтону, похоже, стало стыдно. То есть, пусть в его намерениях в любом случае не могло быть ничего хорошего, он будто понял, до какого позора докатился: полстраны проехал для того, чтобы потрясти ниггера и на его денежки кое-как перебиться.

Но это сознание своей неудачи он замаскировал под яростью.

— Я же тебе сказал: не учи меня, что мне делать! — Дайтон принялся за новую порцию выпивки, которую ему принесли, и хмыкнул вслед официантке. Но потом спиртное, по-видимому, успокоило его. — Я… Никуда я не пойду. Теперь я от тебя никуда не денусь, Джеки. Ты — это все, что у меня осталось. Ты мне нужен, и я тебе нужен.

— Как это…

— Просто нужен, и все! Просто ну… — Он сделал еще глоток, надеясь, что алкоголь поможет ему смазать мысли. — Мы с тобой теперь связаны. И странно ведь, а? Всего одна дикая ночь — и вот теперь мы с тобой как братья по крови, белый и ниггер. Братишки по пролитой крови.

Мне вдруг стало очень плохо, меня зазнобило.

— Нет, — продолжал Дайтон. — Думаю, я отсюда больше никуда не двинусь. Я никуда больше не собираюсь переезжать — разве что в гостиницу получше. Вот тут «Уолдорф» есть неподалеку — место что надо. Да, я теперь хочу поближе к тебе быть. Я же сказал — мы с тобой братья по крови, белый и ниггер.

Тут я все понял. Я всегда в глубине души боялся, что, сумев разыскать меня, он не успокоится на одноразовом шантаже. Но то, о чем он толковал теперь, означало некие постоянные отношения: значит, я буду зарабатывать денежки и регулярно отстегивать ему, как будто он у меня сидит на жалованье, и надо будет вечно от него откупаться, а если я откажусь… Статья, происшествие, полиция, скандал.

Может быть.

Может быть, так. А может, и нет. Может, он упечет меня в тюрьму, погубит мою карьеру, а может, и уковыляет прочь — просто немощный алкаш, который сам слишком трусит. Как залежавшийся динамит, он мог оказаться безвреден, а мог сделаться и смертельно опасен.

Пот приклеил мою одежду к коже. Я чувствовал себя спеленутым, мне было тяжело и тревожно, будто тело вдруг стало для меня тюрьмой. Возникло такое чувство, словно меня заживо хоронят.

Дайтон, хоть и пьяный в стельку, заметил, как я побелел от страха.

— А что тебя так расстроило, Джеки?

Меня воротило от того, что он обращается ко мне по имени. Лучше бы он обзывал меня «ниггером», чем так фамильярничал.

— Ты же не наделаешь никаких глупостей. — Отхлебнув еще своего пойла, Дайтон осклабился, обнажив черно-желтые зубы. — Попробуй только.

Глупостей?

Глупостью было думать, что чернокожий в 1950-е годы смог бы пройти ночью один от Майами-Бич до Майами и не встретить на своем пути какого-нибудь безумия, которое будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Глупостью было думать, что, однажды почувствовав вкус дармовых денег, этот тип способен его забыть.

Я не собирался и далее оставаться глупцом. Начиная с той минуты, все мои действия были точно взвешены и продуманы.

На следующий вечер в «Копе» я поговорил с Жюлем, попросил его об одолжении. Сказал, что мне необходимо поговорить с Фрэнком. С Фрэнком К.

Он спросил, о чем поговорить.

Я ответил, что об одном частном деле.

Жюль больше ничего не спрашивал, только сказал: «Попробую помочь».

На следующий день. Из телефонной трубки мне в ухо полился шелестящий голос, который я давно уже не слышал:

— Джеки, как дела?

— Здравствуйте, мистер Костелло.

— Фрэнк. Ты же знаешь, что для тебя я просто Фрэнк.

— У вас все хорошо, Фрэнк?

— Ну, знаешь… Теперь у меня побольше свободного времени. Жене нравится, что я все время рядом. С ума меня тут сводит. Я слышал, ты женился.

— …Мы разошлись недавно.

— Жалко. Нехорошо, когда браки расстраиваются.

Я задумался над тем, как в такую философию вписывается, например, целый стол блондинок, за которым я и увидел его впервые, но можно было не сомневаться, что как-то да вписывается. Так или иначе, у меня не было охоты отвечать на его замечание, даже и словом упоминая о своей скоморошной свадьбе, мне хотелось сразу перевести разговор на трепещущую тему.

Фрэнк сам перешел к делу:

— Жюль мне передал, ты хочешь о чем-то поговорить.

— Да.

— Ну так, может, нам встретиться.

— Да.

Фрэнк дал мне адрес своего дома в Порт-Вашингтоне. Я сказал ему, что заеду днем. Мы попрощались, положили трубки.

Я добрался лонг-айлендским поездом до острова, торопясь увидеть Фрэнка. Большинству людей не доводилось ни разу в жизни перемолвиться словом с воротилой его уровня. Фрэнк всегда чем мог помогал мне. Он всегда был порядочным человеком. Особенно если учесть, что речь идет о главаре мафии.

И именно из-за своей порядочности он был теперь экс-главарем мафии.

Когда другие главы нью-йоркской большой пятерки захотели расширить свою торговлю, включив туда тяжелые наркотики, Фрэнк запротестовал. Не то чтобы он был головорезом с золотым сердцем. Он лишь понимал, что наркотики доставляют неприятности не только тем, кто их принимает, но и тем, кто ими торгует. Копы могут закрывать глаза на проституцию, на азартные игры — тут, они, может, и сами не последние клиенты, — но, стоит подмешать в эту смесь щепотку героина, и тогда все подмазанные ладони в городе не смогут больше отмазать тебя от правосудия.

Другим главарям было наплевать. Другие главари решили, что Фрэнк просто стареет, что ему пора на покой, — и дали ему это понять на мафиозный манер: пустили пулю в затылок. Только Фрэнку повезло. Пуля слегка задела кожу, искалечила фетровую шляпу, в остальном же не причинила особого вреда. Но Фрэнку не пришлось объяснять все заново. Он и так все понял и вышел на «пенсию», уединившись на Лонг-Айленде. У него был приятный дом. Приятная тихая жизнь — но, я надеялся, не настолько тихая, чтобы он не смог помочь мне в моем маленьком деле.

Сорок минут езды из города — и вот вы уже вне города. На смену бетону и небоскребам приходят деревья, трава, сады… чистенькие пригороды, белые жители, которые пялятся на приблудного чернокожего, вторгшегося на их территорию.

Очень скоро я добрался до Фрэнка.

— Джеки! — Мои руки утонули в руках Фрэнка, который вышел меня поприветствовать. Держа за плечо, он подвел меня к своей жене, Бобби, познакомил нас и попросил ее принести нам лимонада, а потом быстро провел меня по своему владению. Это был традиционный кирпичный дом со ставнями на окнах и водоемом для птиц в саду. И конечно, он был огромным — сразу все не осмотришь. Фрэнк спросил меня, как дела, как там в «Копе».