Анатолий Афанасьев - На службе у олигарха

Попивая винцо, мы увлечённо обсуждали, как поутру ловчее добраться до Хитроу, откуда нам предстояло чартерным рейсом перелететь в Стокгольм. Из Швеции, если наши планы не претерпят изменении, мы должны попасть через сутки в Сантьяго, столицу Чили. Этакое детское запутывание следов доставляло Лизе огромное удовольствие. Я ей подыгрывал. Предлагал ей переодеться в мальчика-несмышлёныша, а мне — в толстую беременную тётку. Тогда уж точно нас никто не узнает, и преследователи отвяжутся. Идея ей понравилась, особенно то, что я буду беременной тёткой, но в ней был один изъян — несоответствие с документами.

— И потом, — Лиза всё ещё обдумывала детали возможного маскарада, — чтобы выглядеть мальчиком, придётся постричься. Разве тебе не жаль мои чудесные, восхитительные волосы? Погляди…

Она забрала в руки тёмно-пепельную густую волну и сбросила себе на плечи. Кокетничала с упорством опытной женщины, взгляд глубок и откровенен. У меня запершило в горле и заныло сердце.

Я ничего не сказал ей о пассажире в самолёте, показавшемся знакомым. Когда ехали на такси из аэропорта, никто вроде за нами не следил, не сидел на хвосте. Я было успокоился, но зря. В течение двух дней плотный господин с коротко, по-спортивному, остриженной тыквой мелькал в поле зрения ещё три раза. Первый раз, когда ужинали за общим столом в пансионате, он возник возле ажурного забора, стоял у ворот и тупо разглядывал дом. Я увидел его через окно. На нём была кожаная куртка, на голове чёрный берет. Обознаться я не мог, хотя бы потому, что возникла странная ассоциация с покойным Гарием Наумовичем. Я расплескал ложку супа на скатерть, смутился, начал извиняться (кроме нас за столом сидело ещё пять человек), а когда поднял глаза, господин уже исчез. Лиза посыпала пятно на скатерти солью, чем выдала свою генетическую принадлежность к руссиянам.

Второй раз — сомнительный. Мы посетили знаменитый музей мадам Тюссо (как же без этого!), и в какой-то момент мне померещилось, что одна из восковых фигур, стоящая вполоборота, вдруг сдвинулась с места, заслонилась газетой «Коммерсант» и нырнула, согнувшись, в боковую дверь. Я спросил Лизу: «Ты видела, видела?» — но она не поняла, о чём я. Подумала, что имею в виду Адольфа Гитлера, и пожаловалась, что даже восковое воплощение величайшего безумца двадцатого века вызывает у неё ужас.

Третий раз — в клинике, где делали обследование. Мы уже спешили к выходу, пересекли большую приёмную, где в креслах дожидались вызова несколько пациентов, и среди них, голову дам на отсечение, — опять стриженый, и всё с тем же зловещим номером «Коммерсанта», но на сей раз перевёрнутым вверх ногами.

После этого я дал себе слово, что в следующий раз, когда увижу преследователя, обязательно подойду к нему и спрошу, чего ему надо. Мне действительно было любопытно, какое у него задание: ухлопать нас с Лизой при первой возможности или просто отследить наш маршрут до его конечной точки. Вообще интересно, каковы планы у Оболдуева относительно непослушной дочери и беглого литератора, сбившего её с праведного пути. Сколько он отпустил нам времени погулять на воле? День, месяц, год?

— О чём думаешь, Витенька? — озаботилась Лиза. — Тебе персики не понравились?

— Не нравится бессмысленность всего, что с нами происходит, — ляпнул я неожиданно для себя и увидел, как сразу потускнел её ликующий взгляд.

Заговорила она мягко, ублажающе, как с неразумным меньшим братом, только что не гладила по головке, а главное — чудно! — как раз о том, о чём я недавно думал.

— Не говори так, Витенька, это всё от страха. Мы оба трусим, и ты, и я. Мне тяжело не меньше, чем тебе, ведь я потеряла отца, подумай…

— Почему же… Леонид Фомич жив, здоров и, надеюсь, как всегда, благополучен.

— Нам страшно, Витенька. Всем людям в нашем положении было бы страшно. Но это скоро пройдёт. Когда избавимся от этого мерзкого страха, всё переменится и начнётся новая, прекрасная жизнь. Иначе быть не может. Вот увидишь. Новая, таинственная, счастливая жизнь… Жалко, конечно, что ты не говоришь, как любишь меня. Но это тоже ничего. Когда-нибудь скажешь…

— Господи! — воскликнул я будто в забытьи. — Неужто ты это всерьёз? Да зачем я тебе нужен такой? Ты хоть даёшь себе отчёт, что твой избранник весь состоит из одних обломков? У тебя же есть глаза. Протри их получше.

— Ты мне нужен, нужен, нужен, — ответила она с маниакальной убеждённостью, — потому что ты лучше всех. В тебе моё счастье.

— Ох, — сказал я.

— Ух, — передразнила Лиза.

… Как она ни уговаривала остаться с ней на ночь, уверяя, что не будем заниматься глупостями, а только тихо полежим рядышком до утра и, если Господь пошлёт, увидим один и тот же сон, как бывало в Горчиловке, когда мы частенько путали, где сон, где явь, — как ни уговаривала, около одиннадцати я вернулся в свой номер. Но пробыл там недолго, только сделал некоторые приготовления. Я уже знал, что предпринять — и в эту ночь, и в последующие дни. Был лишь один способ сорваться с крючка, довольно опасный и сложный, но попробовать стоило.

Из дома шагнул под звёзды, жадно, словно на прощание, вдыхая влажные ароматы ночного сада. Для руссиянина весь мир дом и весь мир могила, это известно, но в призрачном сплетении дерев, в колющем электрическом полумраке, в хрусте гравия под ногами я словно почувствовал что-то родное, привнесённое с родины. Калитка в металлических воротах отпиралась простым нажатием пальца, и я незаметно выскользнул на улицу. Единственная машина в тихом переулке — горбатый «бьюик» — притулилась под вязом, свесившим голову из палисадника. Я не сомневался, что стриженый господин, подогнавший «бьюик» часа четыре назад (я засёк его из окна), как сидел в нём, так и сидит.

Так и оказалось. Через тёмные стёкла ничего не разглядишь, но я подёргал ручку задней дверцы, она открылась, я забрался внутрь, и тут же на передней панели зажглись сочно-бордовые лампочки, не то чтобы осветившие салон, но разогнавшие мрак. Хозяин машины расположился на переднем сиденье вполоборота ко мне. Лица не разберёшь, но видно, что насупленный.

— Нагловато себя ведёте, любезный, — пробурчал он. — Нарушаете право частной собственности.

— Кто вы такой, чёрт побери? Почему нас преследуете?

Незнакомец удивлённо хмыкнул, протянул сигареты.

— Закуривайте, раз уж вломились.

— Я спрашиваю, кто вы такой?

— Ох как грозно, жуть берёт… Да вы, наверное, сами обо всём догадались, Виктор Николаевич.

— Я, может, и догадался, а вы будьте добры ответить.

Мужчина, видя, что не беру сигарету, закурил сам. Щёлкнул зажигалкой, на миг осветив толстые губы и скулы как у бульдога.

— Экий вы беспокойный, Виктор Николаевич… И что вам не спится с юной кралей?.. А что вы, собственно, хотите услышать?

— Кто вас послал? Зачем?

— Несерьёзный вопрос. У нас у всех хозяин общий. Не к ночи будь помянут.

— И что он вам поручил?

Мужчина поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Затянулся сигаретой. По тону чувствовалось, что разговор доставляет ему удовольствие.

— Наивный вы человек, Виктор Николаевич. Неужто все писатели такие? «Кто поручил, зачем следите?..» Вы на что же надеялись? Натворили таких дел — и гуляй, Витя, по белу свету вольным соколом? Нет, дорогуша, так не бывает. Не по масти сыграл.

— Если всё так просто, почему выпустили из России? Почему там не разобрались?

— Я, как и ты, Витя, человек маленький, подневольный, в тонких материях не разбираюсь. Но по своему разумению ответить могу. Когда-нибудь видел, как кошка с мышкой играет? Никогда ведь, стерва, сразу не придушит. Медленно убивает, помучает сперва. В этом самый кайф. Наш хозяин всё предусмотрел, и этот разговор тоже. — В его голосе зазвучало восхищение. — На длинный поводок посадил. Каприз владыки.

— И что потом?

— Ничего… Утром в Хитроу сдам вас по цепочке — и беги дальше, Витёк, пока ноги держат… Ха-ха-ха!

Смех был искренний, дружеский, как у человека всем довольного и расположенного к людям.

— Дай покурить, — попросил я.

— Вот и правильно, покури, чего кочевряжиться…

Дымили молча. Мне было о чём подумать. Но и ему, как оказалось, тоже.

— Слышь, Витёк, не обидисси, если спрошу?

— Ага.

— Как девку ублажаешь? Гутарили, вроде тебе инъекцию сделали противомужицкую? Или набрехали?

— У тебя что, тоже с этим проблемы?

— Не-е, ты что?! Да я пять тёлок подряд обслужу на едином дыхании. Просто так интересуюсь, для общего развития.

— Тебя как зовут?

— Какая разница. Всё одно больше не увидимся.

— Тоже верно… Не хочешь по рюмашке хлопнуть? Тут есть бар за углом, я днём приглядел.

— Почему нет? — охотно согласился безымянный. — Но с условием: платишь ты, Витёк. У меня с наличкой облом.

— Какой разговор, брат.

До бара действительно рядом, но почти квартал проехали, чтобы найти, куда приткнуть машину. Наконец, свернув в боковую улочку, втиснулись между джипом и крытым молочным фургоном. Местечко укромное, лучше не придумаешь. Напротив какого-то продолговатого одноэтажного здания, похожего на конюшню. На здании светилась изогнутая в полукольцо неоновая вывеска.