Иван Дроздов - Шальные миллионы

Иванов колебался. А Малыш выписывал чеки на правление фонда. Крикнул:

— Пиши, а то будет поздно!

— Но кто же передаст наши чеки?

— А это моя забота. Не все нас предали!

Борис вынул чековую книжку и, как указал Малыш, написал четыре чека.

— Ну вот, — сказал Василий. — Это уже кое-что. Но у тебя остаются еще деньги.

— Сосчитал в чужом кармане.

— Борис! — стукнул по столу кулаком Малыш. — Деньги наши грязные, их все равно возьмут, но если мы отдадим их сами, нам сохранят жизнь. Пиши чеки!

— И все на фонд?

— Только на фонд. Я тебя подводил когда-нибудь?

Все знали, и Борис тоже: слово Малыша железное. И все чеки, и все другие нужные документы были выписаны и оформлены. Не знал, не ведал, конечно, Борис, что магический благотворительный фонд был только вчера открыт и утвержден властями и единственным учредителем и распорядителем всех его средств был гражданин России Василий Васильевич Лыков.

Малыш за руку вывел Бориса в гараж и здесь почти бесчувственного втолкнул в «Волгу». И, показывая на сидевшего за рулем человека, сказал:

— Костя доставит тебя в безопасное место.

Костя на скорости вылетел со двора.

…Борис Иванов, проснувшись утром в комнате на конспиративной квартире Кости Воронина, обнаружил, что правая щека у него как бы стронулась с места и куда-то плывет. Подошел к зеркалу и увидел, как лицо его дернулось один раз, второй, и через равные промежутки времени, будто его же и передразнивало. Прижал рукой, — оно дергалось под ладонью. Опустил руку, с минуту было спокойным, но затем снова продолжился тик. И так мерзостно, так противно, — вместе со щекой вскидывается верхняя губа, приоткрываются зубы. Помнится, так он в детстве дразнил мальчишек, а бабушка Катя, мать отца, приезжавшая в Москву из Тамбовской деревни, говорила: «Будешь косоротиться, навсегда останешься таким». Неужели навсегда?..

Жутковато стало Борису. Сел он в кресло, обнял голову, застонал. Когда же это и почему с ним случилось? Наверное, от страха и волнения или от осознания того ужасного обстоятельства, что прошлой ночью он в одночасье перестал быть богатым.

Пришел из кухни Костя, принес дымящийся кофейник, печенье, конфеты, горячие булочки с маслом.

— Садитесь, Борис Силаевич, вы здесь в безопасности. Но только одно условие: на улицу носа не показывать.

Борис подсел к столу, потрогал щеку, смущенно проговорил:

— Да вот, — с лицом что-то неладно, нервный тик появился.

— Ничего, это бывает. У нас ребята как в свару со стрельбой попадут, так наутро он непременно привяжется, тик этот самый. То бровь дергается, то щеку куда-то тянет.

— Правда? У всех?..

— Почти у всех, — врал Костя. — Но потом проходит. Отлежится, отоспится человек, — он и отступит. Чепуха это, бросьте думать.

Борис повеселел. Придвинулся к столу, налил кофе.

Главным сценаристом ночного спектакля со стрельбой, вертолетом и катерами был неутомимый выдумщик Малыш, режиссурой занимался Костя Воронин.

Они позаботились, чтобы женщины, когда они приедут, ничего о спектакле не узнали.

Борису Иванову Стефан сделал паспорт на имя гражданина России Семена Семеновича Загоруйко и под этим именем отправил в Лондон. Малыш вручил ему чек на сто тысяч долларов, — на первые месяцы безбедной жизни в небольшом двухэтажном особняке, купленном в столице Англии его отцом за год до смерти.

Хотел выписать миллион, да подумал: «Денежки народные, я обязан их беречь».

Нина, появившись в «Шалаше», спросила:

— Где Борис?

— Уехал в Англию, — ответил Василий.

Других вопросов она не задавала. Была печальна и носила траур, — дома, на родине, она похоронила маму. Сергей неотступно находился при ней.

Обитатели «Шалаша» разъезжались. Первыми улетели в Питер Костя и Амалия. Анна готовилась к дальнему путешествию на катере, — они с Малышом решили прямым ходом идти до станицы Каслинской.

Наконец, настал и этот день. Нина, расставаясь с Аннушкой, плакала.

— Не могу я без тебя, вот как привыкла.

— И мне грустно, да мы ведь расстаемся ненадолго. Поживите тут недельки две, — и к нам, на Дон.

Сергей стоял на причале важный, торжественный. Жизнь его за эти месяцы круто переменилась, он смело и уверенно смотрел в будущее.

Вода под «Назоном» вскипела, катер качнулся, вышел на середину канала. Он тоже прощался с местом, где обрел нового хозяина и куда уже больше никогда не вернется.

В последний раз, повернувшись к стоявшим на причале Нине и Сергею, помахав им рукой, Анна и Василий устремили взгляд в расстилавшееся перед ними и горевшее в лучах утреннего солнца море.

Анюта выводила катер на траверз кораблей, на северо-восток.

Впереди по курсу была Россия.