Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

— Можно попробовать, — сообщил он, вернувшись. — Только придется соврать, что она сама это сделала. Женщины этим сплошь и рядом занимаются. Он сказал мне, кого спросить. Конечно, если этот второй сегодня дежурит. Атак, говорит, он парень хороший. — И потом, уже тише, добавил: — Надо будет высадить ее там и отчалить. Она вот-вот сознание потеряет. Поставим их перед фактом. Не вытолкнут же они ее на улицу.

— Нет, бросать ее там мы не будем.

— Да почему же? Ведь стоит им тебя увидеть, и они скинут ее тебе обратно на руки. Они выбирают, с кем им возиться, а с кем — нет. Но давай действовать с умом. Я войду первым и разузнаю насчет доктора.

Однако вошли мы все разом. Ждать, оставаясь с ней в машине, я не мог. Я был преисполнен решимости так или иначе заставить их принять ее, если они не хотят, чтобы я начал крушить мебель и буйствовать. Втроем мы очутились в пустом приемном покое. Я ухватил за отворот униформы выросшего на нашем пути санитара. Тот вывернулся из моих рук и вильнул в сторону, а Падилла возмущенно бросил:

— Что ты делаешь! Побойся Бога! Так только все испортишь! Сядьте здесь, а я пока узнаю, дежурит ли мой приятель.

Мими сникла, прислонившись ко мне, и я почувствовал щекой, какая она горячая. Сидеть без опоры она теперь не могла, и я ее поддерживал, пока не привезли каталку.

Падилла исчез, и отвечать на вопросы, точно задержанному преступнику, пришлось мне. Появился и дежурный полицейский. Он вошел вместе с санитаром из боковой двери, на которой была изображена чашка кофе. Полицейский был в форме и даже при дубинке.

— Расскажите, что произошло, — сказал доктор в приемном покое.

— Вместо того чтобы меня допрашивать, почему бы вам не заняться больной?

— Вы ударили санитара? — спросил полицейский. — Он кинулся на вас?

— Кинулся, но не ударил.

Тут коп заметил мой смокинг, и подбородок его вытянулся, выглянув из жирных складок шеи.

— Что с этой женщиной? Вы ее муж? На ее руке нет кольца. Может, вы родственник или просто друг?

— Ну а Мими? Она что, без сознания? Ответить не может?

— Нет, она в сознании. А отвечать не хочет.

Вернулся Падилла. Впереди него поспешал доктор.

— Несите ее сюда, — сказал он, — осмотрим ее, насколько это возможно.

Мэнни бросил на меня победный взгляд.

Растолкав уже собравшуюся вокруг нас омерзительную толпу любопытных, только и ждущих случая поглазеть на чужое горе, мы последовали за доктором.

По дороге Мэнни излагал нашу версию:

— Она сама это сделала. Она простая работница и не может позволить себе ребенка.

— Каким образом она это сделала?

— Каким-то подходящим инструментом, я думаю. Женщины разбираются в этом куда лучше. Их учит жизнь.

— Да, я сталкивался с подобными лихорадками. Как и с лживыми объяснениями, что крайне неприятно, но если женщина остается в живых, мы обычно не ищем того, кто произвел аборт. К чему дискредитировать профессию?

— А на первый взгляд как она вам?

— Большая кровопотеря. Это все, что я могу пока сказать. Кто этот второй парнишка, который так волнуется?

— Ее друг.

— Вот ударь он санитара по-настоящему, встретил бы Новый год в кутузке. А почему он так вырядился?

— Да, а как же твое свидание-то? — спохватился Падилла. Лицо его испуганно вытянулось, рука невольно метнулась ко рту. Бесшумные стрелки электрических часов в сверкающей чистотой комнате, куда мы вошли, показывали девятый час.

— Сначала я должен выяснить, что с Мими.

— Поезжай. Так будет лучше. А я останусь. У меня же нет свидания. И Новый год я, так или иначе, встречаю дома. Доктор не считает, что все так уж плохо. Куда вы с ней собрались?

— На бал в «Эджуотере».

— Да, состояние объясняется главным образом большой кровопотерей, а также инфекцией, внесенной, как я думаю, в ходе операции на брюшной полости, — сказал доктор, вернувшись. — Где ей это сделали?

— Она сама вам все расскажет, если захочет, — сказал я. — Я просто не знаю.

— А что вы вообще знаете? Например, кто оплатит ее пребывание здесь?

— Деньги есть, — вмешался Падилла. — Разве вы не видите, какая на ней хорошая одежда! — Он повернулся ко мне, крайне обеспокоенный: — Так ты уходишь или нет? Знаете, этот парень помолвлен с дочкой миллионера и под Новый год заставляет ее ждать!

— Выпишите мне пропуск, пожалуйста, чтобы попозже я мог вернуться и побыть с Мими, — попросил я доктора. Он недоуменно перевел взгляд на Падиллу, а я продолжил: — Ей - богу, док, давайте без проволочек, выпишите мне эту бумажку! Ну что такого страшного, если я вернусь? Да я бы вам рассказал всю эту злосчастную историю, только нет времени!

— Выпишите, чего вам стоит, вас же не убудет! — вступился за меня Падилла.

— Моя подпись на входе не котируется, — сказал доктор. — Но до утра я дежурю, поэтому просто зайдете и спросите меня. Моя фамилия Каслмен.

— Возможно, это будет не слишком поздно, — сказал я.

Я не сомневался, что сплетня, пущенная Келли Вайнтрау-

бом, уже достигла ушей дядюшки Чарли Магнуса. Но при этом полагал, что ни он, ни его жена еще не говорили с Люси. Не в предновогодний же вечер ей это сообщать, когда она собирается на бал! А вот позже они мне хорошо дадут по заднице. Но почему все-таки она попросила меня приехать на час раньше? Ведь до десяти бал не начнется. Я позвонил ей еще раз.

— Ждешь меня?

— Конечно, жду. Где ты находишься?

— Недалеко от тебя.

— А чем ты занят?

— Да вот пришлось задержаться в одном месте… Я уже еду!

— Поскорее, пожалуйста!

Над этой последней ее фразой я размышлял уже в машине. В ней не было любовного пыла, нетерпения, свойственного любовникам, не было нежности, как, впрочем, и жесткости. Не вписавшись в поворот на подъездную аллею, я последним усилием резко вывернул руль и прямо по грязи, задевая кусты, задним ходом подъехал к портику. Гремя стоптанными каблуками уличных ботинок — переобуться забыл, — я подошел к зеркалу в холле, чтобы поправить свой черный галстук, и там, в стекле, увидел за шторой дядю Чарли — выпяченный живот, носки туфель нацелены на меня; он сидя ждал среди восточной пышности гостиной с ее пестрым смешением бронзы, шерсти и всего, что делало это место средоточием силы и власти, а по бокам от него расположились Люси, ее мать и Сэм.

Похоже, против меня выставлена хорошо оснащенная боевая машина. Я был вынужден прийти, чтобы не огорчать Люси, теплое чувство к которой, оставайся у меня шанс, могло засиять новым светом. Я ожидал недобрых взглядов и язвительных намеков, но мог и пренебречь ими, защищенный, как броней, другой, большей моей бедой и тревогой, к тому же я не желал, чтобы на мне оставалось клеймо сластолюбца, клятвопреступника и притворщика, жертвы этих или каких - то иных пороков, которые они во мне подозревали. И потому был совершенно спокоен, полагая, что главное тут Люси, а мысль о выгоде совсем ни при чем: ведь я могу быть независимым от братьев, родственников, да и всех прочих, если чувство ее, как она всегда уверяла, истинно и она меня любит.

Но вот тут-то меня и подстерегал удар, поскольку, не зная всего ей сказанного, я понял, что с Люси провели работу.

Вместо того чтобы встать и поцеловать жениха, Люси, не поднимаясь с кресла, встретила меня широкой улыбкой, и эта странная улыбка — беглый и изящный росчерк любезности, выполненный губной помадой, — показалась мне знаменательной, она ширилась перевернутой воронкой, щелью, ведущей в зловещую пропасть, в шестой круг ада, уготованный еретикам.

Зарождаясь, эта странная улыбка рассекала, раскалывала лицо. Ах, это лицо, милое, лелеемое — чудесный представитель тела, умеющего порой, в приступе гордыни или пресытившись, лишить его чрезвычайных своих полномочий.

Искусственность ее вымученной манеры свидетельствовала, что родительские доводы оказались убедительными и решение принято. Мне оставалось только ретироваться. Но собравшиеся среди всей этой пестрой роскоши хранили молчание, и повода повернуться и уйти у меня не было. Я все еще являлся женихом, прибывшим при полном на первый взгляд параде и в крахмальном, как у мальчика-хориста на воскресной службе, воротничке в совершенной готовности и с единственным намерением сопроводить невесту на бал.

— Почему бы вам не присесть? — сказала миссис Магнус.

— Я считал, что мы сразу поедем.

— Ну, Люси! — произнес отец.

И, как по команде, она проговорила:

— Я не поеду с тобой, Оги.

— И сейчас, и вообще, — подсказал отец.

— И никогда.

— На бал ты отправишься с Сэмом!

— Но ведь я за этим приехал!

— Нет, если уж делать такие вещи, то сразу и решительно, — заявила миссис Магнус. — Простите, Оги, лично я не желаю вам зла, но научитесь держать себя в узде. Еще не все потеряно. Вы красивый и неглупый молодой человек. Против вашей семьи я ничего не имею. И уважаю вашего брата. Но не о таком муже для Люси мы мечтали.