Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

Последняя ночь на Извилистой реке читать книгу онлайн
Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…
Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.
Time Out
Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.
Эксперт
Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.
New York Times
Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.
Книжная витрина
Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.
Houston Chronicle
Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.
The Washington Post Book World
Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.
Time Out
Потом Дэнни сам принял душ и еще раз тщательно вымыл волосы. Он вспомнил: на ферме он выпил пять бутылок пива, а до пива были два молочных стакана вина. Больше пива ему не хотелось. Ложиться спать было рано, а количество выпитого изгоняло всякую мысль о работе. Он не сомневался, что Кэти исчезла на всю ночь.
В доме была водка и барбадосский ром: это пила Кэти, когда хотела скрыть запах перегара. Дэнни разыскал в холодильнике лимон, отрезал кружочек, бросил в высокий бокал, насыпал туда колотого льда и налил порцию барбадосского рома. Он сел в темной гостиной у открытого окна, потягивая ромовый коктейль и глядя на редеющий поток машин на Айова-авеню. Где-то во всю глотку заливались лягушки и жабы. Видно, наверстывали зимнее молчание. Так думалось писателю.
Затем он стал думать о том, какой могла бы быть его жизнь, если бы вместо Кэти он встретил женщину вроде Небесной леди. Наверное, Эми ненамного его старше. Что-то случилось в ее жизни: какие-то события, заставившие ее выглядеть старше своих лет. (Нет, не кесарево сечение. Что-то гораздо хуже.)
Дэнни проснулся и обнаружил себя сидящим на унитазе. На коленях лежал раскрытый журнал, а с пола на писателя взирал сморщенный лимонный ломтик в пустом бокале. Стало прохладнее. Дэнни пошел выключить свет в кухне. Рома в бутылке оставалось на донышке. Дэнни не помнил, когда наливал себе вторую и, возможно, третью порцию. Не помнил он и что сделал с опустевшей бутылкой.
Прежде чем заползать в кровать, он решил проверить, как там Джо. Может, ему удастся натянуть на малыша пижамку. Увы, от этой мысли пришлось отказаться: нынешний уровень ловкости не позволял ему одеть спящего ребенка. Тогда Дэнни закрыл окно в детской комнате и проверил надежность бокового ограждения на кроватке.
При опущенном ограждении Джо не мог бы выпасть из кроватки. Зато он находился уже в таком возрасте, когда мог перелезть через ограждение независимо от того, опущено оно или поднято. Была еще одна опасность: если решетку не закрепить, она может соскользнуть вниз и прищемить ребенку пальчики. Дэнни поднял ограждение и проверил фиксаторы. Джо громко посапывал, лежа на спине. Писатель нагнулся, чтобы поцеловать сына. Это оказалось непростым делом: решетка была поднята, а Дэнни изрядно выпил и, когда стал перегибаться, едва удержался на ногах.
Дверь детской он оставил открытой. (Мало ли, малыш проснется и заплачет.) Дверь их спальни он тоже оставил открытой. Его взгляд упал на будильник возле кровати. Четвертый час утра. Кэти еще не возвращалась от Роджера (а может, и не от Роджера).
Стоило ему закрыть глаза, как спальня начинала вращаться. И тогда Дэнни заснул с открытыми глазами. Либо ему показалось, что заснул, поскольку глаза его оставались открытыми и очень сухими. А проснулся он от утреннего крика за окнами.
— Чей-то ребенок на дороге! — вопил какой-то идиот.
Нос Дэнни уловил запах марихуаны. Должно быть, Дэнни находился в полудремотном (или полубодрствующем) состоянии, поскольку ему сразу подумалось, что орущий человек явно обкурился. Однако запах марихуаны шел не с улицы. Он был совсем близко — этот запах забитого косяка. Он был на соседней подушке. Рядом спала Кэти. Голая, отбросив одеяло. От ее волос сильно пахло марихуаной. (У Дэнни сложилось впечатление, что Роджер постоянно курит марихуану.)
— Чей это ребенок? — орал все тот же голос. — Должны же быть у него родители!
Мало ли в городе орущих придурков? Взять хотя бы дом, что поближе к центру. Женский студенческий пансионат. Оттуда иногда такие вопли доносятся! Но чтобы здесь, в этой части Айова-авеню, да еще на рассвете?
— Ребенок на дороге! — не мог успокоиться этот маньяк.
В спальне было прохладно. Дэнни только сейчас сообразил, что плюхнулся в кровать, не закрыв окон. И Кэти, вернувшись, тоже не удосужилась их закрыть.
— Ну чего заторчал? — накинулась на него Кэти.
Ее голос звучал глухо, будто она говорила, уткнувшись в подушку.
— Это не наш. Наш двухлетка здесь, с нами. Ложись, придурок!
— Где он? — спросил Дэнни.
Он сел на кровати. В голове больно стучало. Дэнни обвел глазами измятую постель. Джо с ними не было.
— Совсем недавно был, — пробормотала Кэти.
Она тоже села на кровати. Ее лицо покрывал странноватый румянец. Впрочем, это не был румянец. Это были следы поцелуев с тем, у кого колючая борода. Мысль о ее поцарапанных щеках прошла параллельно крикам с улицы.
— Слушай, он там у себя верещал, ну я и принесла его к нам, — бубнила Кэти.
Дэнни выскочил в коридор. Кроватка в детской была пуста, а решетка — опущена. Рост Кэти не позволял ей перегнуться через ограждение и взять ребенка на руки. Она всегда предварительно опускала решетку.
Движение по Айова-авеню до самого поворота на Маска-тайн-авеню застопорилось. Похоже, что-то случилось прямо напротив их квартиры на первом этаже. Дэнни выскочил на улицу в одних трусах.
Транспортный поток остановил водитель грязновато-белого фургона. Увидев выбежавшего парня в трусах, дядька посчитал его растяпистым родителем ребенка.
— Это твой ребенок? — заорал водитель, обращаясь к Дэнни.
Наверное, малыша напугали не только громкие крики водителя, но еще и его густые усы и такие же густые бакенбарды. Водитель стоял на бульварчике, куда он загнал Джо. Он словно боялся взять ребенка на руки или даже дотронуться до малыша. Босые ножки утопали в пыльной траве. На нем не было ничего, кроме подгузника. Двухлетний карапуз сумел выбраться из дома, спуститься с крыльца и через тротуар двинулся прямо на проезжую часть. Это чудо, что водитель белого фургона заметил его и сумел вовремя затормозить.
Из машины позади фургона выскочила женщина. Она подбежала к малышу и взяла его на руки.
— Это твой папа? — спросила она, указывая на Дэнни, босого и в спортивных трусах.
Джо начал плакать.
— Да, это мой ребенок. Я спал. Меня разбудили… крики.
Дэнни уже стоял рядом, но женщина не торопилась отдавать ему Джо. (Женщина была средних лет, в очках. На шее висело жемчужное ожерелье. Дэнни не запомнил ни ее лица, ни особенностей фигуры.)
— Ты что ж, приятель, входную дверь не запираешь? Я ведь чуть не наскочил на твоего малыша! — гремел возбужденный водитель. — Скажи спасибо подгузнику. Белый, сразу заметил и тормоз вдавил.
— По-моему, вы просто не следите за своим ребенком. Хорошенькое дело: родители спят и даже не знают, что их малыш ушел из дома! — отчитывала Дэнни женщина в очках.
— Папа, — хныкал Джо, протягивая ручонки к отцу.
— А мать у этого ребенка есть? — допытывалась женщина.
— Она спит. Мы оба спали. Мы вчера очень устали, — бормотал Дэнни.
Женщина неохотно отдала ему Джо.
— Огромное вам спасибо, — сказал Дэнни водителю белого фургона.
— Сдается мне, вы вчера хорошо гульнули, — заявил ему дядька с усами и бакенбардами. — Ты и сейчас еще не просох. Что, и жена твоя хороша?
— О вас следует заявить в полицию, — сказала ему женщина в очках.
— Вы совершенно правы. Только я очень прошу вас этого не делать, — умоляющим тоном произнес Дэнни.
Машины начали громко сигналить, и Джо опять заплакал.
— Я неба не видел. Из окна, — всхлипывал малыш.
— А зачем тебе понадобилось видеть небо? — спросил Дэнни.
К этому времени они, сопровождаемые какофонией гудков, пересекли тротуар и подошли к дому.
— Как же. Вдруг Небесная леди прилетит, а я не увижу, — продолжал всхлипывать Джо.
— Так ты высматривал Небесную леди?
— Да. И не видел. А если она меня ищет?
Айова-авеню была широкой улицей. Для двухлетнего малыша — целое путешествие. И по-своему он был прав: чтобы увидеть небо, ему действительно понадобилось выбраться на проезжую часть. Джо убежал из дома не просто так. Ребенок надеялся, что Небесная леди спустится с неба опять.
— Мама пришла, — сказал Джо, когда они вернулись в квартиру.
Малыш называл их жилище «фартирой». Едва научившись говорить, это слово он произносил только так.
— Да, сынок. Я знаю, что она вернулась.
Когда они пришли, Кэти опять спала. На кухонном столе стояла пустая бутылка из-под рома. Это он выпил все содержимое или Кэти допила, когда вернулась? (Наверное, все-таки он. Кэти не слишком жаловала ром.)
Писатель отнес Джо в детскую и сменил ему подгузник. Он избегал смотреть в глаза сына. Ему было не прогнать страшную картину: мертвый малыш в белом подгузнике лежит на проезжей части и широко раскрытыми, невидящими глазами смотрит в небо.
— И тогда ты бросил пить? — спросил восьмилетний Джо.
Все время, пока он рассказывал сыну эту длинную историю, они стояли спиной к дому, где оба когда-то жили вместе с Кэти.
— Да. Та бутылка рома была последней.
— А мама пить не бросила? — спросил Джо.
