Елена Колядина - Кто стрелял в президента

Затем — вновь студия и ночной клуб.

Лишь через несколько дней, когда до визита в Кремль оставалось всего ничего, Люба урвала минуточку и тайком проехала в дальнюю комнату, заставленную пластиковыми ведрами с краской и затирками. Достала мобильник и, слегка робея, набрала номер телефона, по которому в приглашении просили подтвердить прибытие в Кремль.

— Это Любовь Геннадьевна Зефирова беспокоит, — понизив голос, сказала Люба. — Насчет встречи с президентом 24 июня.

— Добрый день, Любовь Геннадьевна, слушаем вас.

— Я хотела предупредить, чтоб вы шампанское, вино, и аперитив этот не покупали, Мне спиртное нельзя, потому что я, оказывается, ребенка жду. Звоню, чтоб вы зря не тратились.

— Спасибо за звонок, Любовь Геннадьевна. Вы насчет трат не беспокойтесь.

— Ну как же, цены на все такие дорогие.

— У нас по старым ценам все закуплено, давнишние запасы, — серьезно ответили Любе. — Так что ждем вас, ни о чем не беспокойтесь. И поздравляем с материнством!

— До свидания, — прошептала Люба и оглянулась на дверь, за которой весело пробежал Вася.

Вася! Вот еще с кем предстоит поработать!

— Вася-я! — заорала Люба и ринулась в коридор.

— Денег не просить, рахмат не говорить, — весь вечер звонко отзывался Вася, на крик Любы: «Повтори, чего нельзя делать в Кремле?», и вырывался из ее рук.

Укладываясь накануне знаменательного дня, Вася спросил:

— Любка, а там опять стрелять будут?

— Конечно — нет, — испугалась Люба и снова положила руку себе на живот. — Ерунду какую-то говоришь. Кому там стрелять?

— Психам.

— Нет в Кремле психов!

— А ты откуда знаешь?

Вопрос поставил Любу впросак. Она выехала на кухню, где шло полуночное чаепитие и, поразмышляв, набрала номер Каллипигова.

— Извините, что так поздно.

— Землячка дорогая, звони хоть в ночь, хоть в полночь!

— Вопрос, конечно, глупый. Но я очень волнуюсь. А вдруг опять в Кремль какой-нибудь псих проберется? Такого не может быть?

— Волнение в твоем положении понятное. Заверяю твердо: все психи, кто хотел в Кремль пробраться, уже давно это сделали. Ха-ха! — Каллипигов здоровым хохотом оценил свою собственную шутку и откашлялся. — Шучу! А если серьезно: безопасность первого лица, твою, и вашего ребенка гарантирую.

— Я еще хотела спросить. А где тот, который стрелял?

— Будь спокойна, Любовь! Эта гадина в сердце нашей родины больше не проберется!

— Он в тюрьме?

— Ликвидирован при попытке к бегству.

— Ликвидирован? — Люба вздрогнула и вцепилась одной рукой в поручень коляски.

«Чего ты, Любушка?» — забеспокоилась коляска.

— Ликвидирован, — прошептала Люба.

И вспомнила зловещее предположение коляски. Всех свидетелей велено убрать, сказала она в госпитале. Значит, не сочинила, колясочка, не приблазилось ей.

«Но зачем — ликвидировать? И кого — всех?» — бормотала Люба и все сильнее сжимала поручень, когда Каллипигов заверял ее в безопасности визита в Кремль.

«А я что тебе говорила? Убить нас спецслужбы хотят! — переполошилась коляска. — Да ты ведь разве послушаешь когда?»

Люба попрощалась с Каллипиговым, отправилась в свою полупустую комнату, улеглась. Но так и не уснула толком до самого утра.

В девять тридцать прибыла черная правительственная машина. Даже Николай сделался почтительным и сел в машину не вразвалку, а с краешка сиденья. Вася, наряженный в новенький смокинг фабрики «Салют» — особый восторг Васи вызывали атласные отвороты и галстук-бабочка, забрался без шалостей и веселых призывов подать рубль. Последней водитель разместил Любу, сложив ее коляску в багажник.

На Любе был костюм салатного цвета, на руке сияли дареные президентские часы, на плече висела сумочка цвета топленого молока, на тощих ногах переливались колготки, новенькие туфли утюгами сидели на ступнях.

— Красавица ты моя! — утерла слезы Надежда Клавдиевна и тайком перекрестила отъезжающую машину.

Как во сне въехала Люба в Кремль, с помощью крепких молодых мужчин оказалась в Георгиевском зале, на ковровой дорожке.

— Когда на дорожку вступит глава государства, езжайте навстречу ему так, чтобы встретиться посередине, — ласково предупредили Любу.

— А если не на середине? — заволновалась Люба.

— Уж постарайтесь. Не волнуйтесь! При встрече вы можете приветствовать главу государства легким поклоном головы.

— А вопрос можно задать? Только я хочу острый, злободневный, то, что простых людей волнует!

— Конечно, острота в Кремле только приветствуется! Спросите про амурского тигра, про белух. Про народный фронт можно. Про нанотехнологии. Что еще народ волнует? Про счетчики на горячую воду.

— Не могу сообразить чего-то, — расстроилась Люба, вспотевшая от страха. — Все из головы вылетело.

Но после того, как президент прошел навстречу Любе со своей обычной улыбкой, она вдруг перестала дрожать и обрела, наконец-то некоторую ясность мыслей.

— Здравствуйте, Любовь Геннадьевна, очень рад вас видеть.

— Здравствуйте! — нервно хихикнув, ответила Люба.

— Как вы себя чувствуете?

— Просто отлично!

— Тогда сперва запланирована небольшая экскурсия по Кремлевскому дворцу. Думаю, вам будет интересно.

— А Васе и Николаю тоже можно?

— Конечно.

Люба обернулась и принялась махать рукой, призывая Васю и Николая подойти ближе.

— Любовь Геннадьевна, вы ни о чем не волнуйтесь, о ваших друзьях есть кому побеспокоиться. Им обо всем скажут. А вы сегодня отдыхайте.

— Президент, дай денежку! — весело сказал Вася, выставив двупалую руку. — Рахмат!

Люба сделала зверские глаза.

— Я так понимаю, это тот самый Василий, способный к пению? — сказал президент и пожал протянутую клешню. — А тебя, Василий, уже в музыкальную школу-интернат записали, ты об этом знаешь?

— Не пойду я в интернат, там бить будут.

— Кто тебя там бить будет?

— Воспитатели.

— Это ты брось! В наших интернатах педагоги детей не бьют.

— А ты откуда знаешь? — упорствовал Вася.

— Вася! — шипела Люба. — Ты что говоришь?

— Я тебе обещаю, бить не будут, — заверил президент. — А если кто тронет, мне сообщи, я лично приду, разберусь.

— Врежешь им? — обрадовался Вася.

— Так навешаю, что близко к тебе никто не подойдет.

— Ну ладно, может, и пойду в ваш интернат. А велосипед купишь?

— Да ты что, Вася? — вскрикнула Люба, а Николай незаметно дал ему тычка в бок.

— Купишь велосипед — честное слово пойду в школу, — принялся шантажировать Вася.

— Придется купить, — пообещал президент. — Но если обманешь, велосипед назад заберу, сам кататься буду.

— Не обману, — весело пообещал Вася.

— Заметано! — предупредил президент. — Тогда на экскурсию?

— Георгиевский зал — самый большой зал Кремля, — принялась рассказывать экскурсовод, — назван так в честь святого Георгия Победоносца, покровителя русского войска.

Люба, затаив дыхание, глядела на огромные золотые люстры, сияющие канделябры, высокие торжественные своды, узорчатый паркет. В Грановитой палате внимательно выслушала подробности подвигов каждого из святых, глядевших с росписей потолка и стен. Радостно засмеялась, увидев в Зеленой гостиной камин. Но экскурсовод сказала, что фуршетов в Зеленой гостиной не проводится.

— Пора, пожалуй, вас угощать, Любовь Геннадьевна, — сказал президент, услышав про фуршет.

— Я просто так сказала! — принялась уверять Люба. — Честное слово, я не голодная.

— Вы теперь должны за двоих есть, сил набираться, — ответил Путин.

Николай ревниво раздул ноздри.

Люба испуганно посмотрела на Николая. Он стоял с каменным лицом.

— Конечно, после ранения нужно хорошо питаться, — деланным голосом ответила Люба, надеясь увести разговор в сторону и не вызвать удивления Николая неожиданным известием о скором отцовстве.

«Не хватало только, чтобы он узнал об этом от президента», — пробормотала Люба коляске.

«Да уж, — задохнулась коляска. — Представляю разговорчик! Поздравляю вас, вы скоро станете папашей. — Я? Ну не я же!»

После «бокала шампанского», во время которого Любе таки пришлось отпить глоток во избежание Колиных подозрений, она и президент направились в Представительский кабинет. Васю же и Николая попросили подождать за столом с винами, соками и закусками.

Когда Люба с президентом вошли туда, оказалось, что помещение на добрую треть заполнено телекамерами и фотокорреспондентами.

— На награждении вас орденом Мужества будет присутствовать пресса, — сообщил Любе кто-то из сотрудников.

«Я совсем забыла про орден», — судорожно прошептала Люба коляске.

«Кому все — часы, ордена, букеты, а кому — шиш да ничего. Хоть бы медаль какую завалящую дали», — плаксиво посетовала коляска.