Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв

– Это ж сколько на наши деньги? – заинтересовался Саймон.

– Одиннадцать шиллингов, если по нынешнему курсу, – быстро сосчитал в уме Юрий. – Правда, там кошек на крыс напускали. Особых, конечно, больших.

– Это верно! – кивнул ирландец. – Обычная домашняя мурлыка с крысой связываться поостережется. Но только вот кошек у нас на борту нет. Кошки вообще на железных судах не особо приживаются, видать, холодно им по металлу голому босыми лапками бегать. Вот раньше на парусниках по десятку или по два котов иногда было. Если, к примеру, на зерновозах или на перевозке солонины, там же от крыс и деваться куда не знаешь.

Хотя была ведь у нас кошка! Была – да утекла в Саутгемптоне! – рассмеялся вдруг старшина. – Верно, решила списаться на берег Молли наша! Забавная была, крупная, серая, мех гладкий, длинный, хоть шапку шей! Не обычная драная помоечная, похоже, там без мейкуна в родословной не обошлось. Что интересно, нам ее еще на верфи в Белфасте клепальщики подарили с выводком. Она ж как раз окотилась, они и сказали, мол, от котят не сбежит. Так нет же, прямо в день отхода перенесла на берег всех своих троих мальцов и сама была такова. Не приглянулся ей «Титаник» наш чем-то! Да и мне, сказать по правде, не очень… Странное какое-то у меня чувство насчет этого корабля. Кошка вот сбежала, кочегар сбежал…

– В смысле? – напрягся стряпчий.

– Сбежал, говорю, Джон Коффи – стервец-кочегар с седьмого котла. Между прочим, я ему полсоверена должен остался, – буркнул О’Коннери.

– Вероятно, получше корабль нашел! – лениво предположил Юрий. – Кочегаров всегда не хватает! – припомнил он слова Лайтоллера.

– Это, конечно, да, только вот уж кому-кому, а этим угольным чертям на судах «Уайт Стар» платят недурно! – не согласился ирландец. – Опять же, с чего бы, хоть и ради прибавки к жалованью, все барахло бросать да жалованье за предыдущий месяц невыплаченное? Чего ради, спрашивается? Главное, – хлопнул по колену Саймон, – ведь как пришли мы в Кингспорт, отпросился на берег, мол, нужно купить подружке кружев ирландских. И как в воду канул! Я ж только потом сообразил, на какие шиши он их покупать думал?

– Может, у него сбережения были? – предположил Ростовцев, сам не понимая, почему заинтересовался этой историей.

– Быть-то были. Восемнадцать шиллингов и шесть пенсов, да только вот все в его сундучке и остались. С чего, говорю, человеку вот так все добро бросать? Добра кот наплакал, так ведь мы не такие богатые, как наши пассажиры! Да сами гляньте!

Эй, – окликнул он лежавшего на койке моряка. – Принеси-ка из подшкиперской рундук этого стервеца Коффи.

Что-то ворча, тот поднялся и чрез несколько минут появился, держа в руках окрашенный салатной масляной краской и обмотанный веревкой сундучок с медным кольцом на крышке и поставил перед Саймоном.

– Вот! – только и сказал он и рухнул обратно на койку.

Как показалось Ростовцеву, от безымянного трюмного чуть несло перегаром. Видно, «сухой закон» и в самом деле не сильно соблюдался на «Титанике».

Одним движением распустив веревочный узел, О’Коннери явил Юрию содержимое взломанного чьей-то грубой рукой сундука.

У стряпчего в памяти на миг ожили детские воспоминания – сундук пирата Билли Бонса из зачитанного до дыр «Острова Сокровищ» издания Сытина.

Но реальность была куда как скромнее.

Под украшенной неумело вырезанным силуэтом бригантины крышкой оказались штаны из серого сукна, ветхий старательно починенный бушлат, кепка, в которой, похоже, не один год грузили уголь, тяжелые матросские ботинки, завернутые в холст, оловянная фляга, смена белья со следами штопки и несколько чистых носовых платков.

– Вот и все наше моряцкое богатство! – едко прокомментировал старшина. – Пара драных подштанников да три сморкальника.

Среди тряпья Юрий разглядел и несколько растрепанных книжек из тех, что продают нищие букинисты на тротуарах. Однако ж любопытно, что матрос был не чужд умственных интересов. И что за книжки он читал, чтобы хоть как-то скрасить скучные промежутки между тяжелыми вахтами?

Сыщик вытащил их под свет пятнадцатисвечевой лампочки. Ничего особенного. Пара брошюр о Пинкертоне, такие и в России в ходу, «Пособие по галантному обращению с дамами» с оторванной обложкой, сочинение «Как разбогатеть с помощью игры в карты – три совершенно надежные системы» авторства некоего графа де ля Рока, и еще ветхая книжка с летящим на всех парусах огромным кораблем с густо дымившей трубой. На затертой обложке стояло «Futility», если по-русски – «Тщета».

– Возьмите, если желаете! – великодушно предложил Саймон. – У нас-то народ не особый охотник, разве что в гальюне попользовать.

Юрий, однако, вежливо отказался.

– Ну ладно, спасибо, а то неловко – вы человек занятой, а я у вас время отнимаю… – молвил стряпчий, поднимаясь с койки.

– Марк, отнеси-ка ты обратно сундук, – грубовато распорядился старшина.

И когда тот, ворча, исчез за дверью кубрика, вдруг остановил двинувшегося было следом Ростовцева.

– Сэр, хочу еще сказать кое-что… Уж и не знаю, что вы там за сочинитель и зачем оно все вам нужно… – О’Коннери еле заметно подмигнул собеседнику. – Но вот насчет всяческих тайн да загадок морских скажу, что одна из них в первом классе с вами плывет.

И продолжил, не обращая внимания на слегка растерявшегося собеседника:

– Есть у вас там такой лягушатник, ну, француз лет моих или чуток поменее, с бороденкой маленькой, как у терьера, да с бабой молодой, которая ему точно не жена… Видел я его только раз на палубе и недолго, но скажу точно, что это тот самый…

– Кто именно? – Юрий мгновенно обратился весь во внимание, сообразив, о ком идет речь.

– Лет пятнадцать назад оно все случилось, как раз перед тем, как я с Чарли, то есть с мистером Лайтоллером, на Клондайк подался. На Таити было дело. Этот человек тогда моложе был, но уже тянулись за ним слухи нехорошие. Не то чтобы кто-то прямо его винил, а так, шепоток там, словечко тут. Что, мол, знается он и с пиратами китайскими и малайскими, и с работорговцами, и вообще… – Саймон на миг запнулся, – чуть ли не с нечистью всякой морской. С чего жил, непонятно, но денежки у него водились. А еще он всякими местными древностями интересовался, дикарскими в смысле. Ну, идолы огромные на острове Пасхи, статуи всякие, развалины – слыхали небось? Говорил он, дескать, в старину тут земля была огромная и жили на ней люди, умевшие куда больше, чем мы с нашими пароходами да телеграфом. Французские миссионеры на него волками смотрели. Уж что про него тамошний кюре из портовой часовни в Папаэтэ заворачивал, когда под хмельком был, и сказать-то смешно!

И вот как-то зафрахтовал он корабль, да не шхуну обычную, а баркентину в шестьсот почти тонн. «Мальдена» та лоханка называлась, как помню. Водолазное снаряжение на французском крейсере купил. Клялся, мол, все, кто с ним поплывет, прославятся и заработают по-королевски. Я тоже почти надумал завербоваться… Но, в общем, чувство было скверное, и чем дальше, тем поганее на душе. А еще Арика, – он запнулся даже как будто слегка (ну и чудеса!) покраснел, – ну, зазноба моя тогдашняя, каначка, туземка то есть, отговаривала: де, мертвецы на этом корабле плывут в гости к мертвецам… Не стал я с этим связываться, мутное оно, как ни крути, дело! Ну и отплыл он без меня на север, на Каролины, там, говорят, тоже развалины какие-то… Слышали, может быть, – Нан-Мадол?[165]

– Нан-Мадол?? – Юрий лишь качнул головой. – Не припоминаю. А дальше?

– А дальше – ничего. Корабль тот сгинул в море со всей командой. Нашумела у нас эта история в свое время!

– И как его звали, этого француза, не припомните часом? – спросил Ростовцев.

– Нет, – помотал головой О’Коннери. – Не скажу точно. Сколько лет уж прошло. Но на лица у меня память хорошая, он это, больше некому! Пальцы у него еще были особенные. Вот как бы объяснить… На вид длинные и тонкие, как у часовщика какого или скрипача, а он серебряный франк в трубочку на моих глазах свернул, когда в кабаке на него трое янки с китобоя было наехали! Прямо скажу, нелюдская какая-то сила!