Пэлем Вудхауз - Дживс, вы — гений!

И потому, когда увидел, что Полина вышла из дому и направляется ко мне с явной целью обменяться верительными грамотами, восстановить разорванные отношения и прочее, я не дал деру, а приветствовал ее жизнерадостным возгласом «Салют!» и позволил увлечь себя в укромную аллею, усаженную кустами рододендронов.

Теперь вы убедились, что мы, Вустеры, готовы на все, если надо помочь другу, потому что мне меньше всего на свете хотелось остаться наедине с этой девицей. Я, разумеется, опомнился после потрясения от встречи с ней, однако перспектива задушевного разговора тет-а-тет отнюдь не вдохновляла. Наши отношения были прерваны посредством почтового отправления, последний раз мы виделись еще женихом и невестой, так что сейчас мне было трудно выбрать правильный тон.

Однако мысль, что я могу замолвить словечко за старину Чаффи, воодушевила меня на подвиг, и мы уселись на простую деревенскую скамью, готовясь приступить к повестке дня.

— Никак не ожидала увидеть тебя здесь, Берти, — начала разговор она. — Что ты делаешь в этих краях?

— Я на время удалился от света, — объяснил я, радуясь, что обмен первыми репликами носит вполне светский, как я бы определил, характер. — Мне нужно было найти тихое место, где никто бы не мешал играть на банджо, вот я и снял этот коттедж.

— Какой коттедж?

— Я живу в коттедже на берегу.

— Ты, я думаю, удивился, когда увидел меня.

— Еще бы.

— Но не слишком обрадовался, верно?

— Ну что ты, тебе я всегда рад, но одно дело ты, и совсем другое — твой папенька и старый хрыч Глоссоп…

— Он вроде бы тоже не питает к тебе теплых чувств. А что, Берти, ты в самом деле держишь у себя в спальне столько кошек?

Я слегка ощетинился.

— Да, в моей спальне действительно были кошки в тот день, но инцидент, на который ты намекнула, был пересказан тебе в искаженном…

— Бог с ними, с кошками, это все чепуха, забудем. Но видел бы ты папину физиономию, когда ему рассказывали эту историю. Кстати о папиной физиономии: если бы я сейчас увидела ее, то померла бы со смеху.

Вот этого мне сроду не понять. Бог свидетель, я не обделен чувством юмора, но физиономия Дж. Уошберна Стоукера никогда не вызывала у меня желания хотя бы кисло усмехнуться. Внешность у него самая злодейская, здоровенный, кряжистый, глазки буравят вас насквозь, именно так я представляю себе средневекового пирата. Какой там смех, у меня в его присутствии язык прилипает к гортани.

— Я о том, что если бы он сейчас вдруг вынырнул из-за поворота и увидел, что мы тут воркуем как два голубка. Он уверен, что я все еще влюблена в тебя.

— Не может быть!

— Честное слово.

— Но как же, черт возьми…

— Поверь, это святая правда. Он разыгрывает из себя сурового викторианского отца, который разлучил юных любовников и теперь должен проявлять неусыпную бдительность, чтобы помешать их воссоединению. Знал бы он, как ты был счастлив, когда получил мое письмо.

— Ну что ты такое говоришь!

— Берти, не надо кривить душой. Ты же просто ликовал, признайся.

— Я бы этого не сказал.

— И не говори. Мамочка и так все знает.

— Ну знаешь, это просто черт знает что такое. Не понимаю, почему ты так считаешь. Я всегда восхищался твоими необыкновенными достоинствами.

— Как-как ты сказал? Слушай, откуда ты набрался таких выражений?

— В основном от Дживса. Он был мой камердинер. И у него был феноменальный запас слов.

— Ты говоришь «был»? Он что же, умер? Или спился с круга и растерял свой запас слов?

— Нет, он от меня ушел. Не вынес моей игры на банджо. Слух об этом распространился в свете, и теперь он служит у Чаффи.

— А кто это?

— Лорд Чаффнел.

— Вот как?

Мы оба умолкли. Она сидела и слушала, как ссорятся в ветвях близрастущего дерева две птицы. Потом спросила:

— Ты давно знаешь лорда Чаффнела?

— Да лет сто.

— И вы с ним близкие друзья?

— Ближе не бывает.

— Отлично. Я на это надеялась. Мне хочется поговорить с тобой о нем. Берти, я могу тебе довериться?

— Еще бы.

— Я была в этом уверена. Как славно встретиться с бывшим женихом. Когда порываешь помолвку, остается столько…

— Нет-нет, ты не должна чувствовать никакой вины, — горячо заверил ее я.

— Да я не о том, дурачок, я хотела сказать: чувствуешь к человеку братскую нежность.

— Ах вот как! Ты, стало быть, относишься ко мне как к брату.

— Ну да. И хочу, чтобы ты сейчас считал меня своей сестрой. Расскажи мне о Мармадьюке.

— Это еще кто такой?

— Лорд Чаффнел, балда.

— Так его зовут Мармадьюк? Ну и ну! Вот это да! Верно говорят, что человек не знает, как живет остальная половина человечества. Мармадьюк!

И я покатился со смеху. От смеха у меня даже слезы выступили на глаза.

— То-то, я помню, он в школе вечно темнил и пудрил нам мозги по поводу своего имени.

Она рассердилась.

— Очень красивое имя!

Я бросил на нее искоса острый взгляд. Нет, тут что-то неладно. Чтобы девушка просто так, без глубоких на то причин сочла имя «Мармадьюк» красивым? И, конечно же, глаза у нее сверкали и кожный покров был приятного алого цвета.

— О-ля-ля! — сказал я. — Э-ге-ге! Те-те-те! Тю-тю-тю!

— Ну и что такого? — с вызовом вскинулась она. — Нечего разыгрывать из себя Шерлока Холмса. Я и не собираюсь ничего скрывать. Как раз хотела рассказать тебе.

— Ты любишь этого… ха-ха-ха!… прости ради бога… этого, как его, Мармадьюка?

— Да, безумно люблю.

— Великолепно! Если ты и в самом деле…

— У него так дивно вьются волосы на затылке, тебе нравится?

— Только этого мне не хватало — разглядывать его затылок. Однако если, как я только что пытался сказать, если ты и в самом деле говоришь правду, приготовься: я сообщу тебе радостную весть. Мне в наблюдательности не откажешь, и когда я заметил во время нашей беседы, что глаза у старины Чаффи становятся мечтательными, как у коровы, стоит ему произнести твое имя, то сразу понял: он по уши в тебя влюблен.

Она с досадой дернула плечиком и довольно злобно прихлопнула точеной ножкой проползающую мимо уховертку.

— Да знаю я, дурья ты башка. Неужели, по-твоему, девушка о таком не догадается!

Ее слова привели меня в полное замешательство.

— Но если он любит тебя, а ты любишь его, чего тебе еще желать? Не понимаю.

— Что же тут не понимать? Он, конечно, в меня влюблен, это ясно, однако молчит как рыба.

— Не объясняется тебе в любви?

— Хоть убей.

— Ну что ж, и правильно. Ты сама понимаешь, в таких делах требуется деликатность, нельзя нарушать правила хорошего тона. Естественно, он пока ничего тебе не говорит. Не надо торопить человека. Он и знаком-то с тобой всего пять дней.

— Знаешь, мне иногда кажется, что я его знаю целую вечность, еще с тех пор, как он был вавилонским царем, а я — рабыней-христианкой.

— Почему тебе так кажется?

— Кажется — и все.

— Тебе виднее. Хотя, на мой взгляд, очень сомнительно. Однако какую роль ты отводишь в этой истории мне?

— Ну как же, ты его друг. Мог бы ему намекнуть. Сказать, что не надо демонстрировать показное безразличие…

— Это не безразличие, а душевная тонкость. Я тебе только что объяснил: у нас, мужчин, свои представления о том, как следует действовать в подобных случаях. Мы можем влюбиться с первого взгляда, но достоинство требует, чтобы мы осадили себя. Мы — рыцари до мозга костей, мы безупречные джентльмены, мы понимаем, что нельзя кидаться за девушкой сломя голову, будто пассажир, который хочет съесть в вокзальном ресторане тарелку супа. Мы…

— Полная чепуха. Ты сделал мне предложение через две недели после знакомства.

— Совсем другое дело. В моих жилах течет пламенная кровь Вустеров.

— Не вижу никакой…

— Что ж ты остановилась? Продолжай, я тебя слушаю.

Но она глядела мимо меня на что-то, что находилось на юго-востоке; я повернул голову, и понял, что мы не одни.

В позе почтительного уважения за моей спиной стоял Дживс, и на его аристократических чертах играло солнце.

ГЛАВА 5. Берти берет все в свои руки

Я приветливо кивнул. Что с того, что нас с ним больше не связывают деловые отношения, мы, Вустеры всегда любезны.

— А, Дживс.

— Добрый день, сэр.

Полина заинтересовалась:

— Это и есть Дживс?

— Он самый.

— Значит, вам не нравится, как мистер Вустер играет на банджо?

— Не нравится, мисс.

Мне не хотелось обсуждать эту щекотливую тему, потому я спросил довольно сухо:

— Вам, собственно, чего, Дживс?

— Меня послал мистер Стоукер, сэр. Его интересует, где находится мисс Стоукер.

Конечно, можно было, как всегда, отшутиться, дескать, дома никого нет, но я понимал: сейчас не до шуток. И благосклонно позволил Полине удалиться.

— Давай-ка ты топай.

— Да уж, придется. Не забудешь о нашем разговоре?

— Уделю этому делу первостепенное внимание, — заверил я ее.