Рапсодия в тумане (ЛП) - МайГрид Нален

— О, так значит, ты любишь подобные места? Расскажу Аману, — улыбаюсь я, представляя, как брат реально там свидание замутит. А так как он полный профан в таких мероприятиях, ему буду помогать я. Представляю лицо курьера, что привезет ужин на кладбище. А там еще и столик, сервированный на двоих,  свечи, и тихо играет какой-нибудь джаз.

— Конечно, я разве не говорил? Трупы — это прям мой профиль!

И как бы ни была весела эта тема, я все равно не могу не думать о том, что вокруг хорошего человека может крутиться такое. В любом случае, даже если все правда и у него ДС, у Ниррая должен быть выбор. Это его жизнь и ему ее жить, а не его отцу, и не нам. Как бы грустно нам ни было, как бы сильно ни хотелось вылечить, это наши проблемы, не его.

— Я переживаю за тебя, Ниррай. Я очень хочу, чтобы это все оказалось больной фантазией этого чудика. И мне страшно, почти как раньше, когда я сам думал, что не доживу. Я ведь сам себя тогда обратил, поспешил…

— Аш, послушай. Я — не ты. Ты… ты дышишь жизнью, как бы каламбурно это ни звучало, а я давно уже нет. Так что, если бы мне сказали, что я действительно болен, я бы не стал ничего предпринимать. Значит, такова моя судьба. Но и становиться жертвой психоза отца я не хочу, поэтому в любом случае все проверю. И… спасибо.

— Да мне-то за что? Я ничего не делаю, любуюсь на камушек вот. А Амана я придержу, а то он либо тебя выкрадет, либо отцу твоему сдастся. Не припомню, чтобы меня так же от первой влюбленности шатало, наверное, это у всех по-разному происходит. Ты же мне сообщишь, если что-нибудь узнаешь?

— Сообщу. С чего ты взял, что это влюбленность?

Потому что мы связаны, я всю жизнь его знаю. Партнеры были, но не припомню, чтобы хоть от кого-то его настроение скакало, он то радуется, то грустит. И как бы ни выглядело то, что произошло у Мура, я знаю, что он хотел убежать от себя, от того, что чувствует, попытался отпустить, только это так не работает. Но сдавать брата с потрохами я, конечно же, не буду, поэтому отвечаю так:

— От простой симпатии так с ума не сходят и не кидаются то в одну сторону, то в другую. И уж явно из-за просто симпатичного тебе человека ты не соберешься бежать туда, где могут убить или запереть в лаборатории, чтобы ты обращал кого-то…

— Возможно, не все так однозначно, Аш. В мире есть не только черный, белый и яркий.  Оттенков миллионы. А ты — прекрасный брат. Мне кажется, я бы точно был счастливее, если бы у меня был такой же.

— Ну… К смешению крови я пока не готов, но можно стать назваными. Ты мне нравишься, правда, как оказалось, не так, как я думал сначала, но все равно.

Причем я даже не понял, когда именно меня отпустило. Видимо, эмоции стали выравниваться, и я прихожу в норму, становясь самим собой. Да, я всегда был эмоционален, но не до такой степени, чтобы постоянно реветь, как маленький.

— Ты мне тоже. И у тебя потрясные крылья, я влюбился в них с первого раза, еще там, в лаборатории. Да и твоя жажда жизни заразительна.

— Если что, обращайся, я и тебя могу заразить, — улыбаюсь я. — А мы тут в таком месте красивом, я сделаю для тебя фотки. Уверен, ты оценишь. Мы, правда, пока никуда не ходили, но, надеюсь, завтра я вытащу брата погулять.

Разговор с Нирраем подходит к концу, и я прощаюсь, сказав, что буду ждать от него звонка.

А дома цветастый носится по моей комнате от одной фотографии к другой и цепляет нитки, то встает на цыпочки, то наклоняется. Естественно, Аман задумчиво пялится на его голый зад, который то и дело показывается из-под края футболки.

— Умник, ты соблазняешь моего брата? — спрашиваю, опешив, потому что никак не ожидал чего-то подобного. Взрослый, здоровый мужик вообще-то вот тут сидит и все видит. Он проверяет его выдержку?

Цветной смотрит на меня, выражая крайнюю степень изумления — понятно, он даже не заметил, что бегает тут, сверкая ягодицами. Потом переводит взгляд на Амана и, ойкнув, тянет край футболки вниз.

— Если когда-нибудь на тебя просто так накинутся, не удивляйся, это точно будет не просто так, — говорю я и, присев рядом с братом, пихаю его в плечо, чтобы перестал плыть.

Стушевавшийся парень резко бодрится и заявляет с наездом:

— Так не пяльтесь, и все! — и, забив на наше существование, продолжает в том же духе — бегать по комнате.

— Ну, смотри сам, тебе же потом с ним на одной кровати спать, — сказав, я поворачиваюсь к брату и говорю уже ему: — Ниррай ни о чем таком не в курсе, он проверит и даст знать, так что ждем.

— Значит, буду спать с тобой. Или в ванной, — задумчиво прокомментировал Цветной, вставая на цыпочки и меняя фотографии местами.

— Со мной не надо, спасибо. Ты не в моем вкусе.

— Отлично. Значит, точно с тобой.

Закатываю на это глаза. Не буду я с ним спать.

— Как он? — все же спрашивает Аман, делая вид, что это просто светская беседа.

— С ним все в порядке. Но вообще-то, ты можешь позвонить ему сам, тебе никто не запрещал.

— Не могу, — упирается Аман и переводит взгляд на чудика.

Ну да, будем от себя бегать, правильно. Только потрахушки Ниррая из мыслей не выбьют. Если бы это так работало, в мире бы не было людей с безответной любовью.

Любовь убивает, если предмет твоих грез держит тебя в клетке, как дикое животное, и на обед кидает какого-нибудь зверька, а еще показывает тебя всем и разрешает тыкать палкой, от которой больно.

Чудик отходит в центр комнаты и довольно любуется фотографиями и ниточками, что идут от одного снимка к другому, правда, не у всех эти самые нитки есть.

— Нитки — это переселение из тела в тело, правильно? — предполагаю я. — А там где просто фотографии, ты об этих людях ничего не узнал.

— Да. Красные нитки, это те люди, в ком я уверен. Оранжевые — значит, этот человек купил это тело, но не знаю для кого, так как человек еще жив. Желтые — мои подозрения в том, что у человека было несколько переселений. Вообще не факт, что они так делают, но, мне кажется… Потому что, глянь, вон зеленые. Это те, кто переселился и уже умер, после переселения. Вот от них и веду желтыми к тем, в кого, возможно… А белые — те, кто исчез.

— Мама, — говорит Аман, смотря на фотографию молодой голубоглазой брюнетки. От снимка оранжевая нитка тянется к другой женщине. А от нее, но уже желтая, к девушке.

— Это как-то слишком… — говорю, разглядывая фото мамы. — Похоронил близкого родственника, попрощался, а потом, через какое-то время встречаешь его на улице.

— Маловероятно… Сейчас! — говорит чудной и начинает лепить стикеры с датами рождения и смерти на фотографии. И становится понятно, что тела используют по прошествии сорока лет.

— Это прям целая система и длится это все явно давно, — говорю задумчиво. — С одной стороны, понятно. Богатые люди отваливают бабки и живут долго, уверен, узнай об этом простое население, многие начнут брать кредиты, чтобы тоже продлить свой век. Но это как-то… мерзко. Тела, которые носят как одежку. Ты каких целей сам добиваешься? Собрал информацию, напишешь об этом, а дальше что? Информация сенсационная, но пропустят ли ее, и не сделаешь ли ты хуже, не повысишь ли спрос на данную покупку?

Цветной теряется, явно не продумав эту тему, и говорит:

— Я… Я просто хотел вывести на чистую воду тех, кто ворует людей в моем районе. А потом все как-то завертелось…

— Надо все обдумать получше. Не сделаешь ли ты хуже тем, что обнародуешь эту информацию, и не захотят ли тебя потом самого убрать. Возможно, это все выйдет просто на новый уровень, и тела, умерших от ДС будут забирать от родственников с подписью и вознаграждением. Также можно попробовать рухнуть всю систему, но все используемые мертвы, претензий ноль, только моральная сторона вопроса, поэтому в итоге получаем обозленных богачей, которые не смогут переродиться, а деньги толкают людей на многое. Будут брать новые тела и не ждать кучу времени. Изобретут что-то похожее. Кто-нибудь вообще в курсе, почему больных ДС так много, и откуда пошла эта болезнь?