Джеймс Баллард - Суперканны

Мы миновали старый дом Али Хана за железнодорожными путями — разрушающийся призрак в стиле арт-деко высоко над морем. Железнодорожные пути пересекала объездная дорога, которая вела в гавань и к отмелям Гольф-Жуана. Франсес набрала скорость, и маленький БМВ ракетой прорезал тьму, едва касаясь колесами неосвещенной щебенчатой дороги. В последний момент, когда мы подъехали к железнодорожному мосту, она сбавила ход. Теперь «ауди» отставала от нас на сотню ярдов; водитель явно был раздражен тем, что «мерседесы» пытаются скинуть его с объездной. Я увидел, как он погрозил кулаком через открытое окно, как замигали его фары, когда похожий на танк лимузин ударил его в бампер.

— Тормози! Резче! — Я перегнулся через Франсес и выключил наружные огни, затем перехватил у нее баранку и направил машину наискось через дорогу. Мы влетели на парковку «Тету» и с визгом покрышек остановились, напугав молодого сторожа, дремавшего в открытом «бентли».

«Ауди» пронеслась мимо нас, ее дюжий водитель сутулился над баранкой, а за ним, включив на полную мощность фары, сигналя и маневрируя, мчались два «мерседеса» — ни дать ни взять гонки колесниц.

Говорить Франсес не могла — у нее перехватило дыхание, и она успокаивающе махнула рукой сбитому с толку сторожу. Она полулежала в темноте, глядя на посетителей прибрежного ресторана через дорогу. Хотя вид у нее и был ошарашенный, она, казалось, испытывала облегчение, словно прокатилась на захватывающих дух американских горках и теперь была готова воссоединиться с прогуливающейся толпой.

— Пол. — Она пригладила волосы, чувствуя, что я с интересом смотрю на нее. — Что это такое?

— Ничего… Поехали. Они направляются к Жуану. Давай за ними.

— Зачем? Мы их, слава богу, потеряли. Эти большие машины смотрятся страшновато.

— Они гнались не за нами. Их цель — «ауди». Ты была права. Это «ратиссаж»…

Под взглядом встревоженного сторожа мы покинули парковку Тету и взяли курс на Гольф-Жуан. Несмотря на фестиваль, большинство ресторанов, расположенных на набережной, закрылись на ночь. С вечеринки на яхте расходились визитеры, нетвердыми ногами ступая по трапу, — гости похожего на плавучее кладбище белого городка, сиявшего желтоватым светом.

— Их нет. — Франсес вглядывалась в темноту в поисках поворота. — Давай вернемся на «эр-эн-семь».

— Они впереди. Я хочу знать, что будет.

— Да забудь ты об этом! Ты видел, кто сидел за рулем «ауди»?

— Какой-нибудь усталый дантист, возвращающийся домой.

— Он преследовал нас. Почему?

— Тебя, а не нас. Полуночная блондинка возвращается с фестиваля домой со своим сутенером. Наши виджиланте, наверно, засекли его, и он им не понравился. Он похож на магрибца — они дадут ему урок расового уважения.

Франсес неохотно ехала по темной набережной. У восточной оконечности Гольф-Жуана, на том самом месте, где когда-то стояла фабрика керамики, которую я посетил вместе с родителями, вырос новый жилой комплекс. «Ауди», преследуемая одним из «мерседесов», мчалась по кольцевой развязке. Чуть не опрокидывая лимузин на бок, водитель бодал «ауди» сзади. Второй «мерседес» заблокировал выезд на дорогу к Гольф-Жуану. Его фары освещали жестокую игру, приватное дерби выживания{80} под пальмами. На дороге лежали осколки задних фонарей «ауди», рассыпавшиеся, как угли костра, когда на них наезжали покрышки.

— Притормози, — я попытался привести Франсес в чувство; она при виде происходящего на дороге, казалось, совсем потеряла голову. — Он хочет удрать по прямой.

«Ауди», сбив бордюрный камень, вырулил с объездной и направился к Жуан-ле-Пену. Два «мерседеса» пустились за ним, их двигатели по-слоновьи взревели, фары выхватывали из темноты свою жертву.

— Франсес, поехали.

— Зачем? — Она недвижно сидела за баранкой, не поднимая глаз на лобовое стекло. — Они сумасшедшие, Пол…

— Они пытаются быть сумасшедшими — в этом-то все и дело. Нам нужны еще улики против них.

— Улики? — Франсес никак не удавалось включить передачу, наконец я взялся за рычаг и послал его на место. — Ко всему тому, что уже есть?

— Езжай.

Мы последовали за свихнувшимся кортежем по береговой трассе. На песчаный пляж набегали волны и вскипали пенными разрывами вокруг мусора — банок из-под пива и забытых резиновых ласт, валявшихся там, где когда-то стареющий Пикассо играл с Дорой Маар{81} и ее детьми. Вращающийся луч ле-гарупского маяка прочесывал берег, высвечивая закрытые кабинки ларьков и низкий волнолом.

Франсес сбросила газ, когда один из лимузинов поравнялся с «ауди» и попытался столкнуть его с дороги; второй тем временем наезжал сзади, а потом притормаживал, бодая его в задний бампер. Слева от нас, за веткой железной дороги, стоял жилой комплекс Антиб-ле-Пена. Над одним из балконов горел единственный огонек — там, в квартире за семью замками, сидела какая-нибудь страдающая бессонницей соседка Изабель Дюваль. Я скользнул взглядом по балконам, но тут меня отвлек шум экспресса Ницца — Париж, внезапно возникшего из темноты. Он оглушил нас лязгом стальных рельс и скрылся в ночи.

От неожиданности Франсес на миг потеряла управление машиной, словно черная пустота, образовавшаяся за последним вагоном поезда, засосала в себя БМВ. Наконец она сжала баранку и закричала:

— Смотри! Сейчас свалится!

— Где?

Она показала на дорогу впереди, где тревожно моргали стоп-сигналы. «Ауди» перепрыгнула через бордюрный камень, ударилась о волнолом и подлетела вверх, а потом свалилась вниз на береговую полосу.

Я схватился за руль, оттеснив Франсес, и направил БМВ на пешеходную дорожку. Два «мерседеса» развернулись и замерли и, выключив фары, на несколько мгновений исчезли в темноте. Мы остановились у заброшенного бара, деревянные стены которого были обклеены выцветшими объявлениями, возвещавшими о джазовом фестивале в Жуане. Я заглушил двигатель и вышел на волнолом. Франсес неподвижно сидела на водительском месте, уставившись на приборный щиток. Она уронила руку на рычаг ручника, словно считая, что это ее неумелая езда привела к катастрофе.

Оставив ее в машине, я пошел вдоль берега, ступая по кромке холодной воды, которая тут же пропитала веревочные подошвы эспадрилий. Я побежал по темному песку, чувствуя, как в разошедшиеся швы гринвудова смокинга проникает ночной воздух.

«Ауди» лежала брюхом кверху на мелководье, из-под капота выбивалось пламя. Когда вода отступила, я увидел тело водителя — его заклинило под задним сиденьем, к стеклу пассажирского окна прижималась рука. По поверхности воды, волновавшейся вокруг машины, плавали умирающие языки огня.

Из первого «мерседеса» вышли двое в смокингах, приблизились к кромке воды, и один из них, дождавшись луча ле-гарупского маяка, начал снимать сцену видеокамерой. Когда я, запыхавшийся, в разбухших эспадрильях, был от него ярдах в двадцати и остановился спиной к огням Гольф-Жуана, он направил объектив на меня. Я пошел им навстречу, показывая на водителя, застрявшего в машине, но парочка взобралась наверх и скрылась в своей машине.

— Пол! Помоги ему!

По песку бежала Франсес, держа в руках туфли на высоком каблуке. Видно было, как ходят ходуном ее шейные мышцы, когда она ловит ртом ночной воздух. Она шагнула в набегающие волны и махнула туфлями в сторону машины:

— Боже мой! Они его убили!

Волны ударили по нашим коленям — я успел подхватить оступившуюся Франсес и вытолкнуть ее на берег, преодолевая откатный вал. На дороге со стороны Гольф-Жуана показался автомобиль с мигающим маячком. Приблизившись к горящей машине, он остановился.

— Пол, это полиция… Расскажи им.

— Это не полиция. — Из автомобиля вышли люди. — Эта та самая карета скорой помощи, что ты заказывала. Мы видели ее у виллы Гримальди.

Мы стояли у кромки воды и смотрели, как санитары вытаскивают из «ауди» мертвое тело. Это был крупный, тучный мужчина лет пятидесяти, и, глядя на него, можно было подумать, что его бледное тело несколько дней пролежало в воде. Смокинг держался на нем одним рукавом, как крыло утонувшей птицы. Санитары уложили его на спину и начали делать ему искусственное дыхание. К лацканам белых халатов были приколоты бирки с именами санитаров и телефонным номером службы скорой помощи в Тулоне.

Заглянув через их плечи, я узнал побелевшие черты Паскаля Цандера.

Я посмотрел в глаза шефа службы безопасности. Совсем недавно такие проницательные и хитрые, они теперь уставились в никуда, а плоские зрачки стали похожи на пустые окна. Все сведения о его профессиональной жизни, секретных кодах и маленьких подлостях смыло море. Один из санитаров, молодой блондин, сложенный как серфингист, показал на мою ногу, и тут я понял, что стою на руке Цандера. Я взглянул на короткие пальцы — на их коже отпечаталась подошва моей эспадрильи — и осознал, что всего несколько часов назад они, быть может, ласкали грудь моей жены.