Клиффорд Ирвинг - Мистификация

– Я собрал лучшее досье на Ховарда Хьюза из всех существующих. Оно у меня в подвале, и на сбор у меня ушло двадцать лет, – обратился знаток к команде "Макгро-Хилл". – Должен вам сказать, что большая часть прочитанной мною рукописи противоречит известным мне фактам. Но эта информация доступна каждому, кто не пожалеет времени и сил, чтобы ее разыскать.

Всем стало неловко. Я промолчал.

– Однако, – проскрежетал Маккалох, – в рукописи есть одна вещь, которую Клифф не мог достать из каких-нибудь газет или документов. Это подлинный голос Ховарда Хьюза. Я знаю, как говорит этот человек, как он строит фразы, его идиомы и каламбуры. Все это уникально и не подлежит копированию. Если бы я стоял перед судом, то сказал бы, что, судя по моим данным, этот материал мог поступить Клиффу только непосредственно от Ховарда.

Все заметно расслабились. Затем Маккалох сосредоточился на мне:

– Я не хочу оскорбить вас, но должен задать несколько вопросов. Я просто хочу прояснить историю ваших встреч.

– Давайте, – сказал я.

Он задавал вопросы, и я отвечал на них битый час, рассказывая теперь уже всем известные байки о мексиканской встрече, о поездке в Пуэрто-Рико, об интервью в Нассау, Беверли-Хиллз и Помпано-Бич.

Каждый раз, когда я описывал какую-нибудь из особенностей или причуд Ховарда, цитировал его грубоватые шутки и замечания, Маккалох смеялся с пониманием. Он был на моей стороне. Похоже, на сей раз карты опять выпали Клиффорду Ирвингу; но все же я решил выложить еще один припрятанный туз:

– Однажды он говорил о вас, Фрэнк. О вашей беседе то ли в пятьдесят седьмом, то ли в пятьдесят восьмом, когда Хьюз хотел отозвать статью, которую "Форчун" намеревался напечатать. Должно быть, он записал ваш разговор, так как показал мне стенограмму. Там еще шла речь о каком-то журналисте из "Форчун" по имени Мерфи, который просто жаждал содрать с Ховарда скальп. – Я щелкнул пальцами, как будто мне в голову только что пришла мысль. – Вспомнил одну из последних реплик, которую Хьюз сказал вам по телефону, она показалась мне очень забавной. Он произнес: "Фрэнк, что бы ни случилось, мы с тобой всегда будем друзьями", верно?

– Черт возьми, – медленно проговорил Маккалох, – именно так. – Он повернулся к людям, сидевшим в комнате, и кивнул головой. – Что ж, я убедился, Клифф действительно с ним встречался. Я никому никогда не рассказывал о том разговоре. Он мог услышать это только от меня или от Хьюза, а я никогда до вчерашней ночи не разговаривал с Клиффордом Ирвингом.

Изумленный, я рухнул в свое кресло. Запись разговора, который я только что цитировал, была отправлена президенту "Тайм" в конфиденциальной записке, а потом какими-то таинственными путями попала к Ною Дитриху. Я также догадывался, что именно ее изъяли из архивов "Тайм-Лайф" до того, как Дэйв Мэнесс дал мне их сфотографировать; а потом в "Элизиуме" помощник Грейвза прочел обновленную мной версию того разговора и сказал Ральфу, что это неплохо. Но глава "Лайф" сидел сейчас в этой комнате – и промолчал. Понял ли он, что Маккалох ошибся?

– Остается только одна вещь. – Я снова посмотрел прямо в глаза Маккалоху и попытался одновременно ухватить целую горсть чипсов. – Вы абсолютно уверены, что именно с Хьюзом говорили прошлой ночью?

– Связь была не очень хорошей, – мужественно ответил Фрэнк, – но если бы мне пришлось предстать перед тем же судом, я бы поклялся, что на другом конце провода был именно Ховард Хьюз.

– А вас не могли обмануть?

– Ну, в принципе, нет ничего невозможного, – признал он.

Я начал смеяться.

– Фрэнк, если бы вы предстали перед судом и поклялись во всем этом – что разговаривали с Хьюзом, но манускрипт подлинный, а Клиффорд Ирвинг действительно записал автобиографию невидимого миллиардера, – черт возьми, суд бы объявил вас сумасшедшим.

– Нет, – сказал Маккалох с вновь проснувшейся уверенностью в голосе. – Это абсолютно в характере Ховарда Хьюза – сначала надиктовать собственную автобиографию, а потом начать все отрицать. – Первый раз за всю встречу он улыбнулся мне: – Боже мой, Клифф, вы же знаете этого человека. Я прав или нет?

Не оставалось ничего другого, как пожать плечами и согласиться, что тут он попал в самую точку.

Последний пункт обсуждения потряс меня почти так же, как заявление Фрэнка о том, что он никому никогда не рассказывал о разговоре с Ховардом Хьюзом в 1958 году. Встал вопрос, как поступит Честер Дэвис после вчерашнего телефонного опровержения Хьюза. Скорее всего, сделает официальное заявление в прессе, решили мы. Чем ответит на это "Макгро-Хилл"?

– У нас есть защита, – сказал Джеле. – У нас есть контракт Клиффа с Ховардом, письма Клиффу, письмо Хэрольду, письмо с разрешением публикации, пометки Хьюза в манускрипте и заключение эксперта о миллионной доли вероятности подделки всех этих документов. Не говоря уже о тексте книги, который говорит сам за себя и без Хьюза просто не мог появиться на свет. Однако "Макгро-Хилл" не считает должным предоставлять материалы для публичного копирования и ни в коем случае не будет выставлять на всеобщее обозрение саму рукопись до публикации, чего, собственно, и добиваются Дэвис и все его юристы.

– Конечно, – добавил Джеле, – у нас есть последнее доказательство: погашенный чек на двести семьдесят пять тысяч долларов.

И тут Джек Доуд, юрист "Тайм", задал вопрос, поразивший меня, так как все, похоже, уже знали на него ответ:

– А где Хьюз обналичил тот чек?

– В Швейцарском кредитном банке в Цюрихе, – ответил Фостин.

– Номерной счет?

– Нет. У нас есть фотокопия чека на сто тысяч долларов, когда он брал деньги со счета, чтобы вернуть их нам. Там стоит его имя.

– И, – сказал Доуду уже Альберт Левенталь, – тот чек на двести семьдесят пять тысяч долларов, чек "Макгро-Хилл" Хьюзу, имеет заверенную банком подпись. На самом деле он заверен даже двумя банками – Швейцарским кредитным банком в Цюрихе и банком "Чейз Манхэттен" здесь, в Нью-Йорке.

Доуд и все остальные удовлетворенно кивнули. Я опустил голову и начал запихивать бумаги обратно в портфель. Левенталь ошибся. Я видел фотокопию обратной стороны чека. Швейцарский кредитный банк поставил свою печать под поддельной подписью Х.-Р. Хьюза. Там было написано: "Выплатить по предъявлении в любом банке или трастовой компании: вышестоящая подпись заверена", – они гарантировали только то, что подпись является действительной подписью владельца счета. Печать "Чейз Манхэттен", поставленная на обороте чека до его отправки в Швейцарский кредитный банк, гласила: "Подпись заверена". А как же иначе, когда Швейцарский кредитный банк к тому времени первым предложил свое обеспечение? Это ни в коей мере не была гарантия или подтверждение участия "Чейз Манхэттен", где понятия не имели не только о том, подлинной или нет была подпись, но и о том, принадлежал ли вообще этот счет Ховарду Робарду Хьюзу.

Такую ошибку было очень легко допустить, и Левенталь, страстно желавший завершить встречу, конечно же, не хотел ввести в заблуждение людей из "Тайм-Лайф". Просто глупо считать издателя и редактора знатоками банковского жаргона. На этой радостной, но ошибочной ноте, принятой всеми присутствующими без вопросов, встреча закончилась. Я добрался до своего офиса на двадцать девятом этаже и позвонил Дику в "Командор".

– Мы живы?

– Живы и процветаем, – сказал я. – Отмени свой заказ на рейс до Бразилии и дуй сюда. У нас есть работа.

На выходные я поехал с Марти и Дианой Акерман в их дом в Лейквилле, штат Коннектикут. Гвалт, стоявший в издательстве всю неделю, привел к тому, что редактировать рукопись в "Макгро-Хилл" стало решительно невозможно; за выходные в кабинете Марти я сделал больше, чем смог выполнить за все пять предшествовавших дней. В пятницу утром, как раз перед тем, как я уехал из города, мне позвонил Ральф Грейвз. Он удивился, что с самой среды я так и не удосужился связаться с Маккалохом.

– Фрэнк немного задет, – сказал главный редактор "Лайф". – Знаешь, он хотел бы пообщаться с тобой побольше. Почему ты ему не позвонил?

Я тут же уловил установку, позвонил Фрэнку в субботу из Коннектикута и назначил встречу на понедельник в "Макгро-Хилл". Естественно, тот заметил, что хотел бы задать мне "еще несколько вопросов".

В понедельник утром я оповестил Фостина Джеле о грядущем разговоре.

– Нехорошо, – нахмурился он. – Необходимо мое присутствие. И я хочу, чтобы все записывалось. Маккалох – репортер "Тайм" и наверняка захватит с собой диктофон и все такое. Я хочу поставить условие: ваша беседа – часть рабочего процесса, следовательно, все сказанное вами останется конфиденциальным и будет принадлежать "Макгро-Хилл", и только "Макгро-Хилл" сможет это цитировать.

Когда утром приехал Маккалох, я объяснил, что хотел устроить частную встречу, но законники пронюхали и решительно выступили против.