Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью

— В Росток? Зачем? Что мне делать в Ростоке?

— Это имеет отношение… к Дамиану.

Дамиан. Она не сомневалась, что Лутц поможет ей, ну хотя бы ради того, чтобы узнать, что произошло в БуэносАйресе. После ее возвращения он несколько раз звонил, но она не способна была что бы то ни было рассказывать. Через пару месяцев, отвечала она, если все утрясется.

— Лутц, я не могу туда ехать одна. Мне нужен кто-нибудь… Мужчина. Я все объясню завтра, ладно?

На следующий день он сидел рядом с ней в машине, мчавшейся к северу по шоссе Al9. Глаза у него явно слипались. Была среда. Перед выездом она позвонила в театр и сказалась больной. Один день. Наверное, это можно пережить. Ей вспомнился разговор с Вивианой Дерби. А если та захочет проверить, позвонит ей домой? Придется сказать, что отравилась. И провела весь день у родителей в Целендорфе. Обойдется.

Лутц задремал уже на кольцевой дороге. Едва они проехали озеро Плау, пошел моросящий дождик. Джульетта смотрела через лобовое стекло на черный блестящий асфальт. Совсем новая трасса. Справа и слева пустынный ландшафт то и дело перемежался темно-коричневыми пашнями. Бескрайние поля: несколько деревьев на горизонте, несколько одиноких домиков то тут, то там. Пугающая местность. Она посмотрела на спящего Лутца. В кожаной куртке с короткой стрижкой он тоже выглядел пугающе. И такой огромный рост — метр девяносто. Она почти ничего не рассказала ему, хоть он и пытался ее расспрашивать. В Альбертсхаген. К Конраду Лоэссу. Родственник отца. Возможно, брат. Как он себя поведет? Что он за человек?

В голове крутились все те же мысли. Совпадение? Или Дамиан тогда уже знал о существовании ее отца, еще до того, как они познакомились? Разве это возможно? Откуда он мог знать эту фамилию — Лоэсс? Когда отец носил ее, Дамиана еще не было на свете. Отец жил тогда в ГДР, даже сидел в тюрьме, потому что у него были проблемы с режимом. Что может их связывать?

Спрашивать отца бесполезно. Но она все выяснит сама. Он что-то скрывает. Его поведение после ноябрьского инцидента кажется странным. Зачем он отправился в Буэнос-Айрес? Что за дела у него с Дамианом? Что на самом деле кроется за «похищением»?

Спроси отца. Он все знает.

Но ничего не рассказывает.

А его контакты с Альсина. Может, он был знаком с ними раньше? Почему же тогда Дамиан не захотел ничего ей объяснять? Почему молчал до самого конца? Ему-то уж, наверное, известна причина своего собственного экстремального поведения? И эта переписка. С берлинскими адвокатами. Вздор какой-то. Нужно найти семью Лоэсс. Кем, черт побери, был на самом деле отец?

— Хорошо поспал?

Лутц потянулся.

— Ага. Мы где?

— Осталось километров сорок.

Он попытался вытянуть ноги.

— Куда мы все-таки едем?

— В один поселок неподалеку от Ростока.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Тебе не кажется, что ты могла бы по крайней мере объяснить, зачем я тебе понадобился?

Она улыбнулась.

— Чтобы защищать меня.

— От бандитов?

Она наморщила лоб.

— Чушь. Ты рассуждаешь, как мой отец.

Он потер глаза и осмотрелся. Потом громко выдохнул и произнес:

— Но ведь так и есть. Теперь их стало полно повсюду. После того, как упал «железный занавес»…

— Не преувеличивай. Это все просто чтобы привлечь к себе внимание.

Она включила поворотник, съехала на обочину и спросила:

— Не хочешь повести машину? Я объясню, куда ехать.

Не дожидаясь ответа, вылезла и направилась к туалетам.

Вернувшись, села на освобожденное им пассажирское сиденье и углубилась в изучение карты.

Пиннов. Кобров. Гориц. Царневанц. Гневиц. Откуда только берутся подобные названия? Во всех поселках, которые они проезжали, картина одна и та же: новые автомобили и старые покосившиеся дома. Местность казалась безлюдной. Если верить карте, Альбертсхаген должен находиться между Рекхорстом и Вандорфом. Они проехали весь отрезок три раза туда и обратно и, наконец, свернули на единственное ответвление без указателя. Еще через два километра они въехали в Альбертсхаген.

В поселке было не больше десятка домов. Закрытый постоялый двор. Небольшой продовольственный магазин. И рядом одна из этих современных серо-фиолетовых телефонных будок, выглядевшая здесь совершенно неуместно. Джульетта попросила Лутца остановиться, вылезла из машины и подошла к будке, чтобы в телефонном справочнике найти адрес. Это оказалось нетрудно. Номер телефона — тот самый, который ей выдали в справочной службе. Она снова села в машину и протянула Лутцу записку:

— Вот адрес. Можешь спросить в магазине, где это?

Лутц послушно взял бумажку из ее рук и вылез из машины. Его вид и в самом деле действовал на Джульетту успокаивающе. Она смотрела ему вслед, пока дверь за ним не закрылась. Через минуту он вернулся:

— Это совсем рядом. Первый поворот налево, через двести метров будет хутор. Он нам и нужен.

Он завел мотор. Через две минуты они стояли перед небольшой усадьбой. Неужели тут вырос ее отец? В этом забытом Богом медвежьем углу? Джульетта чувствовала себя подавленной. Как ей быть? Просто постучать? Здесь живет Конрад Лоэсс. Она посмотрела в серое небо, бросила беглый взгляд на лужи перед домом: по их поверхности было заметно, что дождь все еще идет. Но стоять глупо, это ясно. Машина с берлинскими номерами в этой глуши мгновенно привлечет внимание. На первом этаже дома горел свет. Шевельнулась занавеска. Их заметили. Лутц с любопытством посмотрел на нее.

— И что теперь?

Джульетта быстро выдохнула:

— Подожди меня, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

Он отжал сцепление, выключил двигатель и поставил машину на ручной тормоз.

— Условимся о сигнале тревоги? — спросил он шутя. — Белый дым, мерцающий свет? Или, в любом случае, через десять минут звоню в полицию?

— Нет. — Она дотронулась до его руки и попыталась улыбнуться. Хотя явно очень нервничала. — Я сейчас же вернусь. Спасибо тебе, Лутц, правда. Ты очень мне помог.

Она вылезла из машины и пошла к дому. Но, прежде чем добралась до двери, та вдруг распахнулась и из нее выскочил огромный дог: прижав уши к голове, он мчался ей навстречу. Джульетта остановилась как вкопанная. Услышала позади себя стук открывающейся дверцы автомобиля и одновременно резкий оклик: «Текс! Назад!» Собака остановилась, поставила уши торчком, потом повесила голову и развернулась. Джульетта обернулась и увидела Лутца возле машины. Он успел наполовину снять кожаную куртку и обмотать ее вокруг левого рукава, в правой руке был огнетушитель.

Собака скрылась в доме. В дверном проеме появился мужчина и вопросительно посмотрел на Джульетту. Она пошла прямиком к нему. До этой самой секунды она понятия не имела, как станет себя вести. Но сейчас последние сомнения, что перед ней близкий родственник отца, рассеялись. Сходство бросалось в глаза. Прежде чем она подошла достаточно близко, чтобы по-настоящему рассмотреть его лицо, она уже поняла, что пришла по адресу. Скорее всего перед ней ее дядя.

Она подошла к нему и протянула руку.

— Здравствуйте. Вы господин Лоэсс? Меня зовут Джульетта. Я дочь Маркуса Лоэсса… Он ведь ваш брат?

Хозяин смотрел на нее как на привидение. И вымолвил только одно слово:

— Маркус?..

— Можно с вами поговорить?

13

Два часа спустя они все еще сидели за столом в небольшой комнате. Лутц дремал, удобно расположившись неподалеку в кресле возле камина. Поначалу он пытался следить за разговором, но потом его разморило в тепле и он уснул. Дог лежал у его ног, время от времени поводя ушами.

Джульетта и Конрад Лоэсс сидели друг против друга за столом. Разговор вдруг застопорился. Конрад Лоэсс налил ей кофе и вытащил из пачки на столе сигарету. В пепельнице было восемь окурков, но он, кажется, не собирался выбрасывать их.

Потом он произнес фразу, которую с неизменным удивлением повторял уже несколько раз на протяжении всего разговора:

— И он ничего не рассказывал тебе об этом…

Джульетта рассматривала его: круглое лицо, подбородок опирается о костяшки пальцев, засаленный комбинезон, натруженные руки с грязными ногтями. И все же сходство с отцом очевидно. Кожа на лице точно так же изъедена следами юношеских прыщей. Светлые глаза, квадратный подбородок. Густые волосы.

— Знаешь, — произнес он, — Маркус так и не смог пережить того, что случилось с родителями. Он стал злым, по-настоящему злым, но это не его вина.

— Сколько ему было, когда все это случилось? — спросила Джульетта.

— Тринадцать или четырнадцать. В шестидесятом году. В марте. Пришли эти военные агитаторы из Ростока. Их было трое или четверо. Они ходили из дома в дом и заставляли людей подписывать бумаги. Насильственная коллективизация. Отец отказывался до последнего. Маркус словно окаменел, когда все это произошло с колхозом. Когда-то он тоже хотел быть крестьянином. В те дни я несколько раз видел его в церкви. Он сидел на скамье и плакал как ребенок. Он был гораздо чувствительнее меня. Меня невозможно было ввести в заблуждение. А его можно. Но ведь я был и намного старше.