АНДРЕЙ ЛОМАЧИНСКИЙ - Газогенератор (Части 1-3)

А ещё через день была медкомиссия. Двести парней по команде скинули всю одежду, включая трусы, построились в рядок и зашагали нагишом по длинному коридору с бесчисленными кабинетами. Начали с роста-веса, а заканчивали психиатром. Где-то в середине был офтальмолог. А перед ним хирург. У хирурга сидела молодая медсестра, понятно женского полу, что всех ужасно смущало, потому как хирург заставлял раздвигать ягодицы и приседать, а потом тыкал каждого пальцем в паховое кольцо, что у основания члена, а затем щупал мошонку. Ясное дело – проверял грыжи и варикоз, но медсестра неприкрыто косилась на всё это, видимо проводя свой собственный сравнительный анализ болтающихся мужских достоинств. У грузина, шедшим перед Филом, зарделись щеки и началась непроизвольная эрекция. Видать бром не помог. Хирург в чине капитана неодобрительно гаркнул:

– Что, ещё один с мокрой головой?!

– Ныкак нэт. Сухая, совсэм бэз гонореи!

– Да анекдот это. У одного вот так же член встал, то его попросили выйти в туалет и смочить головку холодной водой – так тот дурак волосы на голове намочил!

– А можно и мнэ в туалэт, а то она смотрит.

– Ну иди, иди.

Медсестра захихикала, грузин пулей вылетел в коридор, а Фил обреченно вздохнул и как все шагнул на экзекуцию публичного эксгибиционизма. Но это не самое страшное, ведь за хирургом шёл глазник.

Стараясь выглядеть как можно более спокойным, Фил уверенно, даже слишком, до боли в босых пятках, зашлёпал в тёмный кабинет офтальмолога. Приказано белой лопаточкой закрыть один глаз и прочитать буквы. Это ерунда, всё в порядке, острота зрения сто процентов. Затем злополучные таблицы и сразу вылетает красно-зелёная, то что Фил не видит. Доктор-майор номера страниц не прячет, уже легче – треугольник и круг, девяносто шесть, треугольник и квадрат (эти синие с зелёным, это видно), затем «слепая» цифра пять. Всё. Подойдите сюда, сейчас посмотрим ваше глазное дно. Ха-ха, это уже не старшно, дальтонизм так не определить. Жалобы? Нет! Свободны.

Фил вышел из кабинета и заметил, что у него слегка дрожат руки. Постоял, глубоко подышал, успокоился. За дальнейшее можно не волноваться. Кровь, моча и психиатр. Не зря предупреждали, чтоб терпели по маленькому, ссать в банку приходилось при прапорщике, который следил, чтоб не сдавали мочу за других. У психиатров сидели дольше всего – их было несколько, и перед каждым лежал психологический профиль, общитанный компьютером результат психологического теста. Психиатры задавали вопросы, правда уже не такие дурацкие, как в тесте. Казалось, что они как бы сверяют человека со своими бумагами. Наконец и это позади, одевайтесь и на выход, а завтра последний экзамен.

На последнем экзамене, сочинении, Фил схватил четвёрку, но по сумме набранных балов он уже железно проходил по конкурсу. Как Феликс и предполагал, одна из его «козырных» тем оказалась в предложенном задании. Так и осталось загадкой, почему же, несмотря на все вызубренные запятые, его «недооценили», хотя эта проблема уже не волновала. После экзамена разрешили выход в город, короткое увольнение на полдня. Зачитка списков поступивших намечена только на завтра. Завтра же и собеседование – некая непонятная грозная процедура перед официальным зачислением. А сегодня… Сегодня надо погулять, а для этого найти, кто из знакомых гарантированно поступил и может составить компанию для поезки в Ленинград. Фил медленно шёл мимо сетчатого забора, где собралась довольно большая толпа переживающих родителей. Они возбужденно галдели, толкались авоськами с вкусной едой и всматривались вглубь территории, надеясь отыскать своих чад. Друзья, которых за забором ждали родственники, Филу не подходили, ясно, что они сейчас прильнут к своим мамочкам, с такими не погуляешь. Те, кто нахватался троек или схватил «банан», не подходили также – им уже на всё плевать, а это значтит возможная пьянка и залёт. Рисковать по глупому, сделав такое большое дело, Филу не хотелось.

Наконец собралась небольшая групка парней, таких же как и он сам, поступивших, в меру осторожных и без пап и мам. Прогулка получилась почти детской – пошатались вдоль Невы, покушали мороженного, потом украли стакан в автомате «газ-вода» и вскладчину купили в ближайшем винно-водочном две бутылки шампанского. На шестерых это сущая ерунда – чисто символически отметить последний успешный экзамен. Нашли лавочку около Домика Петра, там же и «взорвали» шампань. Пить приходилось быстро и оглядываясь по сторонам, колючее вино залпом доставляло мало удовольствия, но в Красное Село вернулись с чувством выполненного долга, что мол «обмыли» поступление.

Утром следующего дня все построились, вышел какой-то шустрый майор и зачитал списки прошедших по конкурсу. Назвали фамилию Рутковский. Затем тот же майор зачитал ещё один короткий список, человек на тридцать, и приказал этим людям взять ручки и собраться в экзаменационном классе. Феликса назвали второй раз, и он полелся в указанное место. Майор-живчик сказал собравшимся, что для поступления необходимо выполнить одну формальность – написать новое заявление. Он начал диктовать. Заявление оказалось коротким: «Прошу зачислить меня в Первый Десантный Взвод. Хочу служить в Воздушно-Десантных Войсках. Фамилия, имя, отчество, дата, подпись». В ВДВ почти никто не хотел, но заявление написали все. Затем началось собеседование. Вызывали по алфавиту. Наконец крикнули Рутковского. Фил зашёл в большой зал. За длинными столами, поставленными буквой "П" сидело человек пять генералов и десятка три полковников. В самом центре восседал генерал-полковник Иванов, начальник Академии. Фил отрапортовал, как учили.

– Здравия желаю товарищ генерал-полковник! Абитуриент Рутковский на собеседование прибыл.

– Поляк?

– Никак нет, товарищ генерал-полковник! Русский! И по паспорту тоже.

– А почему Рутковский, да ещё Феликс Феликсович?

– Не могу знать! Так родился.

– Ци пан розуме по полску?

– Да что вы, так пару слов… От бабушки.

– Ну и какие это слова?

– «Матка бозка» да «пся крэв».

Генералы дружно заржали.

– Матку божью нам не надо, а вот пёсья кровь… Красиво!

Генерал-полковник стал вспоминать войну, как он проходил через Польшу. Остальные подобострастно слушали, заглядывая ему в рот. Феликс стоял не шелохнувшись, коря себя за столь глупую выходку – ляпнул бы «дзянкую», а лучше бы вообще ничего не говорил. Тут начальник Академии снова обратился к нему:

– Что такое «дупа»?

– Понятия не имею.

– А что такое «житча»?

– Не знаю… Жизнь, наверное.

– Правильно, жизнь! А говорил, что по-польски не понимаешь. Ну что, зачислим железного Феликса?

Тут резво выскочил недавний майор-попрыгунчик и затараторил о среднем экзаменационном балле и Филовом желании быть врачом-десантником. Седые головы удовлетворённо закивали.

– Товарищ Рутковский! Вы зачисленны в Первый взвод, первого курса Второго Факультета. Поздравляю. Следующий!

Фил рассеяно брякнул гражданское «большое спасибо», потом попытался резко развернуться через левое плечо. Получилось плохо, Фил завихлялся и замотал руками, чтоб не упасть. Генералы опять заржали, а майор грозно сверкнул глазами. Изображая некоторое подобие строевого шага Фил быстренько выскочил за дверь. Надо же, про дупу спрашивал – ищи дурака, так я тебе и скажу, что «дупа» это «жопа» по-польски. Вот оно какое, таинственное собеседование!

Начался Курс Молодого Бойца. Над поступившими со школьной скамьи поставили начальниками солдат и сержантов, поступивших из армии. Всем выдали форму и долго учили, что куда надо пришивать. Фил умел шить и справился первым. Однако когда он принёс свою работу на проверку к сержанту Хайрулову, своему командиру отделения, то тот аж побледнел от злости:

– Ты что, чмо, издеваешься? Кто зелёной ниткой красный погон пришивает?!

Не зря Хайрулов с самого первого дня получил кличку Мамай. Тут ведь дело не только в его татарском происхождении – злючий он был, и порядки устанавливал не легче чем под игом у Золотой Орды. Застроил весь взвод, потом продемонстрировал строю Филову работу, со злобным треском отодрал погоны и петлицы и заставил всех отжаться от пола раз по двадцать, а потом пришиваться по новой. С этого момента все нитки у Фила были подписаны, и проколов больше не случалось. Не зря мама запрещала Феликсу собирать помидоры – красный с зелёным путать нехорошо! Курсанты-десантники, за исключением нескольких прыжков с парашютом, никак не отличались от остальных «сухопутчиков» и носили красный погон. Ещё были «летуны», курсанты, учившиеся на лётных врачей – у этих погоны были небесной синевы. Ну и «мореманы», будущие флотские военврчи, эти были одеты в матросскую форму. Близость факультетов быстро распространила морской сленг вроде бы непричастным к этому «летунам» и «сухопутчикам» – домики стали «кубриками», полы «палубой», тазы «обрезами», а столовка «камбузом».