Владимир Кунин - Ночь с ангелом

Кто-то из авторов таких описаний захлебывался от восторга, кто-то исходил завистливой желчью, кто-то дымился негодованием, а кто-то достаточно едко иронизировал по поводу торжества роскоши и безвкусицы…

В этом доме разножанрово пишущим ребятам и бичующим господам делать было нечего. Разве что похихикать над розовым кафелем в коровнике. И все.

В этом старом, добротном доме все было подчинено здравому смыслу. Очень я обрадовался этому!

Ну а уж когда маленький Серега, соблюдая все правила детской конспирации, привел меня в Лидочкин кабинет – тут я совсем опешил!

У окна наклонный рабочий стол с недописанной иконой, краски, кисти, штихели, растворители. Репродукции древних икон.

Большая и хорошая библиотека. Масса альбомов по живописи и архитектуре. Много хороших гравюр. Фотография Любови Абрамовны…

«Святой угол» завешан готовыми иконами. А под ним вместо лампадки – превосходный компьютер, принтер, сканер и куча разных бумаг.

Я водрузил на нос очки и стал внимательно рассматривать иконы, писанные Лидочкиной, несомненно, очень талантливой, рукой…

Две иконы я узнал сразу!

На первой – некий парафраз «Божьей матери с младенцем». Лик «матери» был написан с фотографии молоденькой Фирочки, а «младенец» оказался вылитым Лешкой в трехлетнем возрасте!!!

Я же прекрасно помнил, как они выглядели в То Время!

Вторая икона потрясла меня еще больше… Это была икона «Мученика Ионофана». Из прекрасного, чеканного оклада старинного серебра на меня смотрел иконописный Натан Моисеевич Лифшиц!

Я даже вспомнил, откуда был взят этот лик великомученика. Эта фотография в То Время висела на Доске почета ателье индпошива на Лиговке…

Я схватил лежащий на столе сборник «Имена святых, упомянутых в месяцеслове» с подзаголовком «Указание дат празднования их памяти (по старому стилю) и объяснение значений их имен», раскрыл его, отыскал имя Ионофан и узнал, что это древнееврейская трансформация имени Натан…

С третьей иконы – «Святого Иоанна Милостивого» – лучилось доброе, запьянцовское и самоотверженное лицо верного Ванечки Лепехина…

На наклонном рабочем столе Лидочки была укреплена незаконченная иконка. Однако даже в ее незавершенности уже можно было угадать черты покойного Сергея Алексеевича Самошникова…

– Дедушка! Дедушка!!! – услышал я голос маленького Сереги и почувствовал, как он дергает меня за рукав пиджака. – Дедушка, тебя Ангел к себе зовет!…

«УЖЕ?…» – подумалось мне, и предсмертная тоска охватила мою душу!

Я так всегда боялся этого…

Особенно последние годы, после семидесяти!…

Я уже давно скрупулезно высчитываю расстояние от рождения до смерти под чужими портретами в музеях и мемуарах, на гранитных кладбищенских плитах, в газетных некрологах.

И когда это «расстояние» оказывается короче моего сиюминутного возраста, я откровенно и зримо пугаюсь.

Когда же чья-то жизнь бывала прожита намного дольше моего существования, я по-детски радуюсь тому, что, может быть, и мне удастся… вот так же… хотя бы еще несколько лет!…

Боже мой, что же будет с Ирочкой, когда она узнает?…

И Катька должна встречать меня на перроне…

…но тут я снова услышал быстрый и настойчивый шепот маленького Сереги:

– Дедушка… Дедушка!… Наш Ангел очень просит тебя скорее вернуться в вагон!

«НАШ АНГЕЛ»?…

Ах, всего лишь?! Я, кажется, что-то явно напутал… В горле запершило. Я откашлялся и отчаянно закричал в никуда:

– Иду, Ангел, иду!…

– Я же предупреждал вас, Владим Владимыч!… – с упреком и досадой проговорил Ангел. – Одевайтесь быстрее! И посмотрите в окно…

Наш поезд неслышно и еле заметно крался мимо перрона…

…по которому неторопливо шла моя элегантная внучка Катька, улыбалась мне и Ангелу и постукивала в оконное стекло нашего купе своими излишне длинными, тщательно наманикюренными коготками.

– Вас тоже встречают, – сообщил я Ангелу.

– Я знаю, спасибо, Владим Владимыч, – улыбнулся Ангел и помог мне надеть мою теплую куртку. – Вас подвезти?

– Не стоит, благодарю вас. Мы с Катюхой, наверное, сначала пройдемся по Невскому, подышим воздухом, а потом я возьму такси.

– Как скажете, маэстро. Но я надеюсь…

– Вне всякого сомнения. – Я протянул Ангелу свою визитную карточку. – Тут оба телефона – и мюнхенский, и петербургский.

– Спасибо. Двинулись?

Я перекинул сумку через плечо, и мы с Ангелом стали протаптываться к выходу из вагона. А потом и вовсе выползли на перрон.

– Дедуленька!… – проворковала Катька и повисла у меня на шее, откровенно стреляя намазанными глазками в появившегося за мною Ангела.

– Познакомьтесь, пожалуйста, – сказал я им. – Это моя внучка Катя. Я вам о ней рассказывал. Катюня, а это мой замечательный сосед по купе с прелестным именем – Ангел!

Катька протянула Ангелу руку, вгляделась в него и слегка испуганно сказала:

– А ведь я вас откуда-то уже знаю…

– Возможно.

Ангел глуповато улыбался и растерянно поглядывал то на меня, то на Катьку своими голубыми «ангельскими» глазами. На Катьку чаще.

Я и не подозревал, что неожиданно «втрескавшийся» в Катьку Ангел может выглядеть вот именно так! А то, что он «запал» на нашу Катьку, у меня не было никаких сомнений. Когда-то я имел некоторый опыт в подобных делах.

Мимо нас шел народ с портфелями и сумками, с чемоданчиками на колесах, мимо катились тележки носильщиков, в конец состава бежали опоздавшие встречающие с цветочками…

Ангел судорожно перевел дыхание, как-то уж больно смущенно улыбнулся и очень неуверенно и негромко сказал:

– Я был очень рад с вами познакомиться…

До меня мгновенно дошло, что эта фраза ко мне не имеет ни малейшего отношения! Она целиком была адресована нашей Катьке.

– …и очень надеюсь… – проговорил Ангел.

– Конечно! – тут же нервно поспешила сказать Катя. – Да, дедушка?!!

Я, как старая ученая цирковая лошадь, закивал головой. Наверное, я бы тряхнул и гривою… Но где взять гриву?

– Обязательно… – повторила наша Катька таким голосом, что я понял – «пропала девка!». – Тем более что я только сейчас сообразила, откуда я знаю вас, Ангел!

– Откуда? – уже подозрительно и строго спросил я.

Но Катька ответила не мне, а самой себе:

– Вы же мне сегодня снились всю ночь, Ангел!…

Ангел счастливо улыбнулся, крепко пожал мне руку и очень нежно поцеловал длинные, красивые Катькины пальцы.

И исчез.

Растворился…

Его просто не стало!…

Я понимал, что этот последний трюк Ангел «сотворил» только ради нашей внучки.

Меня распирала гордость, слегка отравленная дедовско-мужской ревностью, которая в пропорциональном отношении с гордостью была столь ничтожна, что я забыл о ней уже через три секунды.

Особенно после того, как Катька потрясенно сказала:

– Обалденный парень!!!

…Как я теперь сумею объяснить моей жене Ире, Катькиной бабушке, что нашей Катьке, кажется, предстоит роман с настоящим Ангелом? Понятия не имею.

Подозреваю, что Иришка все выслушает и, как обычно, невозмутимо скажет:

– Вовик, прости меня, пожалуйста, но ты уже в том возрасте, когда имеет смысл немножко поберечься и меньше пить джин. Или хотя бы разбавлять его тоником со льдом…