Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год

* * *

На Боулинг-Грин-роуд слышались крики и оскорбления, которыми обменивались противостоящие друг другу клики в толпе. Поклонники вампиров поносили группировку фанатов Гарри Поттера.

Пытаясь абстрагироваться от шума, Ева поставила перед собой задачу вспомнить все свои самые любимые песни с детства до настоящего времени. Она начала с ‘I’m A Pink Toothbrush’ Макса Байгрейвса, затем перешла к «Walker Brothers» и их ‘The Sun Ain’t Gonna Shine (Anymore)’, а теперь пыталась вспомнить ‘Back To Black’ Эми Уайнхаус. Ева знала, что обладает хорошим голосом с идеальным тембром. Ее обижало, когда профессиональные исполнители попадали мимо нот.

Мисс Бейли, школьная учительница музыки, как-то записала Еву в участницы музыкального фестиваля графства. Ева должна была исполнить акапелла – без музыкального сопровождения – «Форель» Шуберта перед усталым жюри. В конце песенки она взглянула на улыбающиеся лица судей, машинально подумала, что те смеются над ней, и убежала со сцены, помчавшись по длинным коридорам в сад, где другие конкурсанты ели свой обед, расположившись на скамейках. Все не сводили с Евы глаз.

На школьном собрании в понедельник утром директриса мисс Фосдайк после молитвы объявила, что Ева Сорокинс получила на музыкальном фестивале графства золотую медаль. Ева была потрясена и сочла гром аплодисментов невыносимым. Она покраснела и опустила голову. Когда мисс Фосдайк вызвала ее на сцену, Ева протолкнулась через ряды девочек и выскочила за ближайшую дверь. Шагая к гардеробу, она слышала из актового зала громкий смех. Чувствуя, что в школе больше оставаться не может, она взяла пальто и ранец и под ненастной моросью бродила по окрестностям, пока не подошло положенное время возвращаться домой.

Глава 55

Когда скорбная процессия вернулась домой, толпа на улице неодобрительно зароптала при виде Брайана и Титании, но по мановению руки Александра ворчание стихло. Фотографии с похорон Ивонн уже разлетелись по интернету. Некоторые постоянные посетители делились в твиттере своим беспокойством по поводу вероятного прекращения доступа в туалет в связи со смертью Ивонн.

Собравшись в прихожей, домочадцы и гости услышали голос Евы, напевающей знакомый мотивчик.

Я сел на берег зыбкий и в сладком забытье

Следил за резвой рыбкой, купавшейся в ручье.

Титания прошептала Руби:

– Это «Форель» Шуберта.

– И почему люди постоянно сообщают мне то, что я и без них знаю? – покачала головой старуха.

Когда Ева переключилась на немецкий язык, мать к ней присоединилась.

Ich stand an dem Gestade und sah in süßer Ruh

des muntern Fischleins Bade im klaren Bächlein zu.

Все переглянулись и улыбнулись, а Брианна сказала:

– Ага, давай, бабуля.

Не понизив голоса, Руби отозвалась:

– Она неделями разучивала эту дурацкую песню на обоих языках. Чуть с ума меня не свела.

– Да, и где же теперь моя золотая медаль, мам? – крикнула сверху Ева.

– О нет, только не заводи снова шарманку про ту чертову медаль! Хватит уже, Ева! – Повернувшись к Стэнли, Руби добавила: – Она отлично знала, как я ненавижу всякий хлам. Вот и припрятала бы свою медаль куда-нибудь подальше.

Стэнли улыбнулся: он тоже был аккуратистом.

Руби прохромала до подножия лестницы и крикнула:

– Она все равно была не из настоящего золота!

* * *

Намного позже, когда Ева спросила у Брианны, как прошли похороны, дочь проворчала:

– Брайан-младший выставил себя полным придурком, толкая похоронную речь, но в целом все нормально. Кроме папы, никто не плакал.

– Неужели ты не могла хоть слезинку по бабушке выдавить, Брианна? Несомненно, плакать на похоронах допустимо и даже положено.

– Ты такая лицемерка! – воскликнула дочь. – Я-то думала, что ты за правду, красоту и прочее дерьмо из девятнадцатого века.

Брианна была зла и разочарована тем, что Александр почти не уделял ей внимания. Он проводил с ней не больше времени, чем с остальными членами семьи. Ладно, он не любит ее. Но мог бы и признать, что между ними существует тесная связь. Она умудрилась сесть рядом с любимым в церкви, но с тем же успехом могла бы положить вместо себя мешок гнилой картошки – Александру не было до нее никакого дела.

Он проявил к ней неуважение и тем расстроил. Брианна захотела поведать сетевым друзьям о своих чувствах. Она пошла в спальню Брайана-младшего и включила ноутбук.

Брат уже был в сети и писал в твиттер.

«Бабуля = корм для червей. Катится, катится, катится к несуществующему Иисусу», – напечатал он. Затем переключил вкладки, открыв страницу в фейсбуке, посвященную матери. Под одной из своих учетных записей для троллинга принялся критиковать недоумков, столпившихся перед домом, в особенности Сэнди Лейк. В завершение своей диатрибы обновил статус липовой учетной записи, запросив: «Есть у кого-нибудь лишняя граната?»

Брианна уже сидела на том же сайте под своим именем и печатала:

«У моей двери стоит мерзкий черный бродяга. Cчитает себя швейцаром, но ему стоило бы самому следовать своим же требованиям по дресс-коду, потому что его дреды висят, как хвосты мертвых ослов. Обрежь патлы, дедуля».

* * *

Александр в темно-синем пальто стоял на пороге в пятне света лампы над крыльцом и курил сигарету.

Раздавались отдельные отчаянные вопли: люди умоляли о встрече с Евой до вечернего прекращения аудиенций. Недавно Ева согласилась принимать по пять человек ежедневно. Кого к ней пропустить, решал Александр, который выбирал из толпы на удивление разномастных представителей.

В этот день дневную консультацию получила пятидесятисемилетняя женщина, чья мать собралась замуж за семидесятилетнего мужчину, и дочь желала ее остановить.

– Не останавливайте вашу маму, а купите бутылку шампанского и благословите молодоженов, – посоветовала Ева.

Следующим был фанат-орнитолог, который верил, будто Ева прячет за спиной крылья. Ева повернулась, задрала футболку до самой шеи и продемонстрировала энтузиасту ничем не прикрашенную спину.

Далее пришла девочка-подросток, которая рассказала Еве, что хочет умереть и присоединиться к Курту Кобейну в его небесном приюте. За ней последовал страдающий серьезной формой ожирения американец, который прилетел из Нового Орлеана, заплатив за два места в бизнес-классе, только чтобы сообщить Еве, что она – реинкарнация Мэрилин Монро, и ему хотелось бы с ней «малость покалякать».

И, конечно, не обходилось без тех, кто недавно лишился близкого человека и не мог смириться с суровой действительностью, что больше никогда не увидит любимого. Такие вручали Еве письма и фотографии и просили ее поговорить с душами усопших и передать послания от них тоскующим живым. Ева тяжело трудилась, чтобы заглушить поток эмоций в своей комнате. При виде слез она отворачивалась.

Александр затоптал окурок и отфутболил его в канаву, а потом тихо сказал Сэнди:

– На сегодня это все. Прислушайтесь ко всему хорошему в себе. Не зовите Еву сегодня, проявите уважение. В этой семье только что состоялись похороны.

* * *

Той ночью перед сном, уложив Венеру и Томаса в кроватки в бывшей комнате Брайана-младшего, Александр выглянул в окно и увидел, что на тротуаре напротив осталась только Сэнди Лейк, которая сидела возле своей палатки.

Она обеспечила себе весь возможный уют, настелив под туристский коврик из каремата слой картона и газет. В свете налобного фонаря Сэнди штудировала журнал о знаменитостях.

Александр слегка приоткрыл форточку, чтобы впустить в комнату немного воздуха. Сэнди тут же подняла глаза, и ее неподвижность чем-то встревожила Александра. Он запер окно на задвижку.

Сэнди тем вечером пребывала в унынии. Соратники оставили ее и отправились по домам пестовать свой бронхит. Сэнди пробыла здесь дольше всех и до сих пор не получила нормальной аудиенции у Евы. Ей требовалось больше, чем десятиминутный разговор. Ева обещала дать ей еще одну консультацию, но по каким-то причинам все откладывала встречу, и Сэнди начала терять терпение. Ей было необходимо поведать Еве историю своей жизни – как жестоко люди всегда обходились с ней и как мистер Бартхи отказался ее выслушать, когда она явилась в его магазинчик за углом и завела речь о Еве и ангелах.

Невежа заявил Сэнди:

– Для меня в вашем бреде нет смысла. Я агностик.

Во всем был виноват Александр. Это он удерживал ее вдали от Евы. Он ревновал, потому что Сэнди сделалась самопровозглашенным мировым экспертом во всем, что касалось феномена Евы. В альбомах Сэнди было больше газетных вырезок, чем у любого другого фаната новоявленной святой, и она могла наизусть пересказать все важные вехи пути своего кумира к славе. В айпэде Сэнди хранились ссылки на все вебсайты и блоги, в которых упоминалась Ева, и самая продвинутая программа оповещения о новостях постоянно выискивала в сети новые сообщения о лестерской затворнице.